Источники энергии в этап охоты и собирательства. Охота или собирательство: два взгляда на происхождение трудовой, в том числе орудийной, деятельности у гоминид. На пути эволюции

ЧАСТЬ I
99 % человеческой истории
(около 10 000 лет до нашей эры)
Глава 2. Собирательство и охота
2.2. Охотники или собиратели падали?

Первые гоминиды развились в Африке, где климат был достаточно однородным, а колебания небольшими, однако они были достаточны, чтобы произошли крупные перемены в характере растительности. Каким образом эти создания использовали свою окружающую среду и находили достаточно пищи? Первый шаг адаптации был предпринят обитающим на деревьях Australopithecus afarensis, когда он поменял жизнь на деревьях — привычную среду обитания приматов — на наземный образ жизни в саванне. Единственный примат, последовавший его примеру, это бабуин — небольшое существо, занявшее экологическую нишу, не используемую большими стадами травоядных животных саванны. Тем не менее первые гоминиды были прямоходящими животными средних размеров. Сначала они, вероятно, употребляли обычную для приматов еду — фрукты, орехи, листья и насекомых, словом, все, что могли найти. Хотя пища была разбросана по всей территории саванны, эти первые гоминиды, вероятно, использовали для ее поиска и раздела свою социальную организацию. Для этого требовалась лишь минимальная адаптация обычной социальной организации приматов.

На какой-то стадии эти создания начали питаться мясом — поведение, необычное для приматов. Этот факт вызвал оживленные дискуссии о природе эволюции гоминидов и ее влиянии на людей. Традиционная точка зрения заключалась в том, что ранние гоминиды охотились на животных, приносили их туши в свои лагеря (или «стоянки»), где их разделывали, используя примитивные каменные орудия. Эта точка зрения подтверждалась на конференции под названием «Человек-Охотник» в Чикаго в середине 1960-х годов и популяризирована такими писателями, как Роберт Эрдри в книге «Африканское происхождение».

Выдвигалась также точка зрения, что движущей силой эволюции гоминидов и главным фактором человеческого поведения стали технические и организационные задачи охоты. Некоторые самые древние археологические находки могут быть истолкованы в подтверждение этой гипотезы. Находки в Кубри Фора, датируемые примерно 1,8 млн лет, содержат кости мертвых гиппопотамов, окруженные примитивными каменными орудиями. На более крупных раскопках в Олдувае (занимающих территорию в 1200 квадратных футов) найдено огромное количество звериных костей и более 4000 каменных орудий. Археолог Луис Лики считает, что это была классическая стоянка древних людей, где они жили, спали, куда приносили туши животных, что бы освежевать и съесть. Вся эта деятельность предполагает достаточно высокую степень социальной активности и объединение в группы, подобные тем, которые мы находим у современных охотников-собирателей.

Более поздние исследования меньше льстят ранним гоминидам, предполагая, что их поведение было намного менее «человеческим». Изучение современных племен охотников и собирателей, вооруженных луками с отравленными стрелами и копьями с металлическими наконечниками, показывает, что их охота бывает удачной лишь в трети случаев. Первые гоминиды были лишены этих орудий, а вдобавок у них был очень маленький мозг и отсутствовал язык для координации действий. Охота была за гранью их возможностей. Как же следует трактовать ранние стоянки, приписываемые нашим предкам? Двое археологов, Глайн Айзек и Льюис Бинфорд, снова исследовавшие раскопки в Олдувае в начале 1980-х, выдвигают предположение, что первые гоминиды являлись собирателями падали. То, что звериные кости находили наряду с каменными инструментами, не свидетельствует о том, что на первые гоминиды на этих животных охотились. Эти стоянки были не человеческими лагерями, а охотничьими угодьями хищников или же местами, где животные умирали естественной смертью. Первые гоминиды приходили туда после ухода хищников, собирали падаль, использовали каменные ножи для того, что бы отрезать куски мяса, а также чтобы разбивать кости и добираться до костного мозга. Тщательный анализ костей показывает, что лишь немногие из них были расчленены и освежеваны, а во многих случаях отметки каменных инструментов легли поверх отметин зубов хищников. Среди остатков находили и кости гоминидов, обглоданные хищниками. А в других местах, вероятно, гоминиды складывали некое количество костей там, где хранили свои инструменты. Эти существа, возможно, строили убежища — но наиболее безопасные места для сна, скорее всего, были на деревьях, куда они с легкостью забирались с помощью своих длинных рук.

Представляется очевидным, что единственное преимущество, которым обладали первые гоминиды, состояло в их умении изготавливать и использовать инструменты, особенно из камня — первая ступень технологического развития человека. «Инструменты» используются многими животными — морские выдры пользуются камнями для того, чтобы разбивать раковины моллюсков, шимпанзе применяют палки и заостренные травинки, чтобы добраться до термитов, — но никто из них не создает инструменты, хотя бы на том примитивном уровне, как это делали первые гоминиды.

Хотя самые первые из известных нам гоминидов, Australopithecus afarensis, большей частью ходили прямо, то есть их руки оставались свободными, не было найдено никаких орудий труда, которые можно было бы им приписать. Однако представляется вероятным, что подобные орудия были непрочными и просто не сохранились.

Первые известные орудия труда получили название олдуванских и приписываются Homo habilis, их возраст примерно 2 млн лет. На первый взгляд они похожи на необработанные куски камня и мало отличаются от природных осколков этой местности. Однако они не настолько примитивны, как кажутся, и их изготовление требует комплексного понимания свойств разных видов камня и способов его раскалывания. Археологи XX века попробовали воспроизвести технику производства каменных орудий — и им потребовались многие часы практики для того, чтобы сделать даже самые грубые образцы. Большинство первых орудий были сделаны с помощью удара твердым билом — два обломка ударяли друг о друга так, чтобы один в процессе снятия внешних слоев превратился в «сердцевину». Тем не менее, просто ударяя камень о камень не получить орудий труда — «сердцевина» должна держаться под правильным углом, лишь тогда можно отделить внешние слои.

Другие орудия труда изготовлялись менее обычными способами — например, большие камни использовались в качестве наковальни. Многие грубые осколки камней с острыми краями фактически и были теми «сердцевинами», из которых делались орудия труда. Потом их выбрасывали, а может быть, некоторые использовались, чтобы дробить кости. Сейчас ясно, что главными орудиями труда были острые каменные осколки — они могли разрезать даже слоновью шкуру.

Эти орудия труда дали Homo habilis некоторые значительные преимущества над другими животными; в частности, они могли использовать такие части животных, до которых не могли добраться хищники и другие падальщики. Эти орудия демонстрируют не только высокое мастерство их создателей, но и планирование действий — камни переносились при необходимости на расстояние несколько миль, для того чтобы использовать лучший материал; инструменты делались и приносились на место их применения, а потом зачастую снова уносились для повторного использования. Каменные инструменты наверняка применялись для изготовления деревянных орудий — таких, как палки для копания, хотя они и не сохранились. Ранние технологии показывают, что развитие способностей мозга первых гоминидов обеспечивали ключевые эволюционные преимущества.

Праобщина представляла собой, по-видимому, небольшую группу людей. Маловероятно, что большая группа могла прокормить себя при слабой технической вооруженности раннепалеолитического человека и трудности добывания пищи.

Собирательство требует большой затраты времени, а дает относительно мало пищи, притом чаще всего низкокалорийной. Что же касается охоты на крупных животных, уже известной первобытному человеку, то она была сопряжена с большими трудностями, сопровождалась множеством жертв и не всегда была удачной.

Таким образом, трудно представить себе, что праобщина состояла больше чем из нескольких десятков, скорее всего из 20-30 взрослых членов. Возможно, такие праобщины иногда объединялись в более крупные, но это объединение могло быть только случайным.

Жизнь праобщины скорее всего не была жизнью беспорядочно передвигавшихся с места на место собирателей и охотников. Раскопки в Чжоукоудяне рисуют картину оседлой жизни на протяжении многих поколений. Об относительной оседлости говорят и многие пещерные стойбища раннепалеолитического времени, раскопанные в разных частях Евразии на протяжении последних 60 лет. Это тем более вероятно, что богатство четвертичной фауны давало возможность длительного пользования кормовой территорией и, следовательно, позволяло занимать удачно расположенные и удобные навесы и пещеры под постоянное жилище. Вероятно, эти естественные жилища в одних случаях использовались на протяжении нескольких лет, в других - на протяжении жизни нескольких или даже многих поколений. В установлении такого образа жизни важную роль, несомненно, сыграло развитие охоты.

Трудно сказать, какая из двух отраслей хозяйства древних и древнейших людей - собирательство или охота - была основой в их жизни. Вероятно, соотношение их было неодинаково в разные исторические эпохи, в разные сезоны в разных географических условиях. Однако, несомненно, что именно охота была более прогрессивной отраслью хозяйства, во многом определившей развитие первобытных человеческих коллективов.

Объектами охоты в зависимости от фауны той или другой области были различные животные. В тропической зоне это были гиппопотамы, тапиры, антилопы, дикие быки и т. д. Иногда среди костей животных, обнаруженных на шелльских и ашельских стоянках, попадаются кости даже таких крупных животных, как слоны. В более северных районах охотились на лошадей, оленей, кабанов, зубров, иногда убивали и хищников - пещерных медведей и львов, мясо которых также шло в пищу. В высокогорной зоне преимущественную роль в охоте, например у неандертальцев, играла добыча горных козлов, что видно из находок в пещере Тешик-Таш.

О размерах охоты в какой-то степени можно судить на основе подсчета костей, найденных на стоянках. Культурный слой многих из них содержит остатки сотен, а иногда даже тысяч животных. Помимо уже упоминавшегося местонахождения в Чжоукоудяне такие большие стойбища ашельского времени были открыты на стоянке Терральба в Испании и в гроте Обсерватории в Италии. В первом из них, например, обнаружены костные остатки более 30 слонов, не считая других животных. Правда, эти стоянки были обитаемы на протяжении длительного времени, но тем не менее очевидно, что охота имела немалое значение в жизни их обитателей.

Охоту на крупных животных, особенно на тех из них, которые держатся стадами, трудно представить себе без загонного способа. Вооружение ашельского охотника было слишком слабым, чтобы он мог убить крупное животное непосредственно. Конечно, такие случаи бывали, но их нельзя не рассматривать как исключение, да и то преимущественно при охоте на отставших от стада больных и слабых животных. Как правило же, древнейшие люди могли отважиться на убийство крупных млекопитающих только при загонной охоте. Вероятно, их пугали шумом, огнем, камнями и, как показывает местоположение многих стоянок, гнали к глубокому ущелью или большому обрыву. Животные падали и разбивались, и человеку оставалось только добить их.

Вот почему именно охота, и прежде всего охота на крупных животных, была той формой трудовой деятельности, которая больше всего стимулировала организованность праобщины, заставляла ее членов все теснее сплачиваться в трудовом процессе и демонстрировала им силу коллективизма.

Вместе с тем охота была наиболее крупным источником получения мясной пищи. Разумеется, животную пищу первобытные люди получали не только от охоты на млекопитающих: так же, как это практиковалось позднее в значительно более развитых человеческих обществах, они ловили насекомых, убивали земноводных, пресмыкающихся, мелких грызунов.

Но добыча крупных животных давала в этом отношении значительно большие возможности. Между тем мясо, содержащее важнейшие для человеческого организма вещества - белки, жиры и углеводы, не только было сытной пищей, особенно после обработки его на огне, но и ускоряло рост и повышало жизнедеятельность первобытного человека.

Большую часть своей истории человечество провело в каменном веке, занимаясь охотой и собирательством.

Люди не сидели всё время в одной пещере. В течение года они посещали разные места, где появлялась пища - созревали плоды, заводились животные. Поэтому археологи называют места обитания первобытного человека стоянками: это были временные лагеря, в которых жили по нескольку недель или месяцев в году. Двигаться людей заставлял не столько голод, сколько желание поменьше трудиться. На добычу пропитания и связанные с этим занятия (создание орудий, приготовление пищи) уходило всего 2-6 часов в день. В оставшееся время люди общались или просто спали. Высокая продуктивность труда достигалась за счёт низкой плотности населения - 1 человек на несколько десятков км2, поэтому люди могли себе позволить, образно выражаясь, срывать только низко висящие плоды. У африканских бушменов собирательство давало 15 калорий на одну затраченную, охота - 5 . Для сравнения, традиционное земледелие даёт всего 1.7-5 калорий на одну затраченную, и требует более 9 часов труда в день. При этом рацион охотников-собирателей разнообразнее и богаче.

Движение между лагерями не было организованным. Решения о том, когда и куда идти, принимались на уровне отдельных семей, и люди рассредотачивались по территории, что обеспечивало её эффективное использование. В одном лагере одновременно могло проживать несколько семей. Охотник, принося добычу в лагерь, делился с остальными. Это обеспечивало стабильность потребления мясной пищи, распределяя риски между несколькими добытчиками. Собирательство было более предсказуемым, но его продуктами также могли делиться при случае с отдалёнными общинами, если засуха или другое бедствие лишало людей пропитания, или, наоборот, дары природы в какой-то местности оказывались слишком обильными. В общем, подарки и угощения служили для выравнивания потребления, а соседи были в большей степени помощниками, чем конкурентами, поэтому насилие в палеолите было редкостью . Конфликтные люди подвергались остракизму.

Хотя в среднем охота и собирательство были высокопродуктивными, в зависимости от сезона ситуация могла меняться. Часть года приходилось даже голодать, но обычно не сильно. Пережить голодное время помогали жировые запасы. Например, бушмены сбрасывали до 5 килограмм за зиму, и снова набирали вес летом. На время люди могли собираться в местах концентрации ресурсов. Американские шошоны зимой собирались в сосновых рощах, где питались семенами шишек. Бушмены собирались у источников воды. Таким образом в зимнем лагере, или нескольких близко расположенных лагерях, скапливалось несколько десятков человек. Это представляло отличную возможность для установления дружеских связей, заключения браков и т.п.

В отсутствие дополнительных стимулов возможность создавать избыточный продукт не приводила к появлению цивилизации. Так, садоводы Мачигуенга в Перу жили еще более обособленно, чем охотники-собиратели. Подсечно-огневое земледелие позволяло им стабильно получать по 20 калорий на 1 затраченную, поэтому они всегда имели достаточно пищи и не нуждались во внешних контактах, живя отдельными семьями. А в Мезоамерике 5 тысяч лет прошло между возникновением земледелия и первых крупных поселений. По некоторым данным, люди имели представление о земледелии уже 40 тысяч лет назад. Но в условиях окружающего изобилия природы эта технология долго не была востребована, а после того, как она все же начала практиковаться - долгое время играла вспомогательную роль по отношению к охоте и собирательству ."

Сидя В контакте и «добавляя в мои записи» очередную порцию эстетских мультиков, я вдруг оторвалась от монитора и... багровое зарево на миг высветило мой зверский оскал ... А также окровавленное копьё (то есть, компьютерную мышку), которую крепко сжимала моя рука...

С моего плеча безжизненно свисали: Юрий Норштейн, Ян Шванкмайер и ещё кое-кто из режиссёров, так, по мелочи...

Мой охотничий ягдташ ломился уже от эстетических удовольствий... Мой охотничий рог победно гремел в холодном воздухе октября.

И тут я, оторвавшись, напоминаю, на миг от увлекательного процесса охоты и собирательства — призадумалась...

Призадумалась и осознала одну светлую мысль: как давно я уже ничего не заказываю и не покупаю... в магазине «Озон»!

А почему? Да ведь всё просто...

Развлечение по имени «Добавить товар в мою корзину» сменилось развлечением «Добавить видеозапись в мои записи» .

Вроде бы одно только слово поменялось... А разница - ощутимая! Для кошелька.

И вот какая ещё одна мысль-вывод пришла ко мне внезапно: наша тяга к шопингу имеет очень простое объяснение.

Как и тяга к распродажам.

Как и тяга смотреть на открытый огонь.

Охота и собирательство; Охотники и собиратели

Вспомним Энгельса, Моргана и вообще всё, чему нас учили в школе и в институте про это время. Ах, «как им было тяжело!» Ах, «как они коротко жили!» Ах, какие они носили немодные шкуры! И этот ужасный общинно-родовой строй! Фи!

Вот что я Вам на это скажу, друзья.

Что им было - трудно, так это всего лишь - чёрный пиар, пропаганда... И говорилось всё это - из зависти. А кем говорилось-то? Да ведь людьми, жившими в эру, когда зачиналось общество потребления. Общество машинного производства фабричного ширпотреба, общество, где миллион клерков каждый день садится за свою перегородку (кьюбикл) и там проводит всю свою жизнь в мечтах об идеальном...отпуске. Если заинтересуетесь, посмотрите вот этот клип.

Этот клип, эта песня - про общество, которое и придумало всю вот эту пропаганду про то, что охотники и собиратели жили «хуже некуда» и вообще непонятно, как выжили.)))))) «А судьи кто?» - хочется спросить, оторвавшись в слезах от созерцания этого видеокошмара, изображённого в глянцевом, гламурном клипе про жизнь, похожую на преддверие ада.

То, что рассказы об ужасной жизни охотников и собирателей - это всего лишь пропаганда общества потребления и его жертв, я поняла внезапно. По аналогии.

Слишком уж часто люди, живущие в одну эпоху, создают негативные мифы и предрассудки про другую эпоху. Потому что просто весьма плохо её себе представляют... Так, например, был создан миф о «Чёрном и мрачном Средневековье». Это потом (лишь в ХХ веке) выяснилось трудами кропотливых французов из «школы Анналов», что Средневековье было чуть ли не самым классным и продуктивным периодом в истории жизни Европы.

Ну а есть ещё и самая чёрная - корыстная пропаганда...

чёрная и корыстная она становится тогда, когда пропаганда выдумывается для того, чтобы никто из «вверенных тебе подопечных» (народ) и не смел: ни мечтать, ни впрямую отправиться туда, куда их может вдруг потянуть...

А может их туда «вдруг потянуть» всего лишь потому, что там... хорошо. Во всяком случае, не плохо. И уж точно - лучше, чем «тут».

Рассказы о том, что охотники и собиратели жили «мало и плохо», очень напомнили мне одну старую историю про «сказки советской власти». Эта история называется

История с расщепленной надвое спичкой

Где-то около 1939-ого, 1940 года Сталин расширял границы Советского Союза. Границы расширялись под предлогом «помощи угнетённому населению Западной Украины». И тогда родилась одна пропагандистская история.

Политработники собирали трудящихся на собрания и устраивали им промывку мозгов. Доверительным и дрожащим голосом они рассказывали, как тяжело живётся людям по ту сторону советской границы. И один политработник-поэт даже выдумал (а может за кем-то повторил) один пример: «Люди там живут настолько бедно, что вынуждены экономить на всём. Представьте себе, они даже расщепляют целую спичку на две тоненьких, чтобы поджечь керосинку!»

Я читала воспоминания одного человека, фронтовика. И вот что он говорит:

«Мы тогда с друзьями пытались потом взять спичку и расщепить её пополам. У нас не получалось. И эта история нас шокировала... Как же так можно жить? До чего же дошёл капитализм на Западе!»

А вскоре этот человек в составе войск «вошёл» на какую-то польско-украинскую территорию, где как раз и проживали люди, «угнетённые кучкой разжиревших капиталистов».

Этот человек, фронтовик, в своих воспоминаниях пишет:

«Мы входили в дома простых людей, крестьян, фермеров, обычных горожан. И мы видели их быт - крепкий, зажиточный, а по нашим советским меркам, так вовсе - богатый. В семьях были такие вещи, такие мелочи быта, о назначении которых мы могли только догадываться...

Были велосипеды и радиоприёмники, которые вызывали нашу зависть. Была непонятная кухонная утварь, быт был устроен лучше нашего на несколько порядков. И это простые люди! Не инженеры, а крестьяне!

И тут кто-то из моих друзей вспомнил эту историю про расщеплённую спичку. Мы все замолчали и отвели друг от друга глаза. Нам почему-то вдруг стало БЕЗУМНО СТЫДНО».

Так вот, ровно по аналогии с этой историей, я вдруг поняла, что все рассказы маститых историков про тяжесть жизни охотников и собирателей - это та же «мулька» про «расщеплённую спичку»...

(У нас нет возможности «вторгнуться» в их жилища и всё проверить самим, так что будем рассуждать).

Какие способы производства были после «Охотников и собирателей»?

Правильно: скотоводство (сначала - кочевое, потом - оседлое) и земледелие (сначала «варварское», подсечно-огневое, потом - «правильное», ужасно трудо- и людо-ёмкое).

И вот все эти последующие способы себя прокормить - земледелие и скотоводство - это, друзья, называется словом РАБОТА. И притом работа ТЯЖЁЛАЯ.

А вот Охота и Собирательство... Разве напоминают они работу? Охотники за дичью, рыболовы (не промышленные рыболовы), собиратели ягод и грибов...

Положа руку на сердце - ну разве это хоть в каком-то месте напоминает Вам... РАБОТУ?

Ведь это типичные занятия отпускника, горожанина «на выходных», дачника. Охота и собирательство - это не работа. Это - отпуск. Отпуск длиною в жизнь.

Голос пещерного человека

А ведь мы с Вами до сих пор «пещерные люди». Нас тянет смотреть на живой огонь. Нас тянет к охоте и собирательству. Но звенит наш будильник, и нам нужно... на работу, в офис. Где нет ни живого огня, ни возможности поохотиться на оленя и зайца, ни возможности насобирать полный передник полезных трав.

И мы замещаем это. Чем? Шопингом. Шопинг в современном мире - это Вам и охота, это Вам и собирательство.

Вот только раньше от охоты и собирательства была человеку «прибыль», а теперь от них только худеет кошелёк. Ведь половину того, что собираем мы - шопоголики, мы же и выбрасываем в мусорное ведро.

Половину того, что мы скачиваем в контакте и в торрентах - мы не смотрим и так никогда и не посмотрим. У нас, видите ли, нет времени... Зато есть желание скачивать.

Радует в этой ситуации одно, но радует немало: скачанное в контакте хотя бы не стоит Вам денег...

«Есть блуд труда и он у нас в крови...»

Итак мы выяснили, что на самом своём «рассвете» человечество было В ОТПУСКЕ. Вот он - Золотой век! Где ты, «правильный» историк, где ты, Гесиод?

Когда же от охоты и собирательства человечество плавно перешло к земледелию и скотоводству, оно (человечество) уже вышло НА РАБОТУ.

Я задалась вопросом: что же нас, людей, потянуло на работу? Чего нам в отпуске-то не сиделось?

Ответ пришёл сразу, строчкой из поэта: «есть блуд труда, и он у нас в крови» ...

Кстати, я раньше не понимала эту строчку, и только теперь (в контексте рассуждения) всё встало на свои места.

Нам сильно хочется иметь больше, чем нужно. Не пять, а десять костяных рыболовных крючков. И желательно из слоновой кости.

Не два, а пять охотничьих ножей, и один - на стену. Чтоб красиво.

Нам хочется червонные черевички. Поэтому мы продаём душу дьяволу и идём работать к нему на фабрику.

И когда у нас появляется возможность иметь 10 рыболовных крючков, нам уже не нужно ни одного.

Тогда, все десять, мы, трясущимися руками, передаём по наследству сыну, а он выбрасывает их тут же «на мусорник», потому что такие рыболовные крючки уже давно вышли из моды.

Итак, мы забросили охоту и собирательство и отправились вкалывать на Большую Фабрику Мира. И со стороны всё это выглядит примерно так, как написал об этом поэт.

В соседнем доме окна жолты.
По вечерам, по вечерам
Скрипят задумчивые болты,
Подходят люди к воротам.

И глухо заперты ворота,
А на стене, а на стене
Недвижный кто-то, чёрный кто-то
Людей считает в тишине.

Я слышу всё с моей вершины:
Он медным голосом зовёт
Согнуть измученные спины
Внизу собравшийся народ.

Они войдут и разбредутся,
Навалят на спины кули.
И в жолтых окнах засмеются,
Что этих нищих провели.

Говорят, что охотники и собиратели жили мало. Но ведь они - жили. И не вымерли от такой жизни, потому что родили - нас. А мы с Вами? Живём ли мы?

Существует много распространенных представлений об образе жизни охотника-собирателя, повторявшихся в академической литературе на протяжении нескольких сотен лет и нашедших свое отражение в массовых заблуждениях современного человечества относительно своего доисторического прошлого.

До недавнего времени эти представления определяли даже воззрения профессиональных антропологов на то, как происходило «выживание» охотника-собирателя. В этих представлениях недооценивается, очевидно, всегда существовавшая человеческая способность реагировать на изменения в окружающей среде, заменяя старые ресурсы (труд, капитал, знания) на новые, разрабатывая новые продукты взамен старых, когда их цена (усилия, необходимые для их производства) изменялась.
Со времен Гоббса преобладало мнение о том, что жизнь в естественном состоянии была «одинокой, нищей, отвратительной, жестокой и короткой». Более точное представление (хотя и неприменимое ко всем аборигенским обществам) состоит в том, что общества с охотничьей культурой были относительно изобильными (Lee and DeVore, 1968). Полученные ранее обширные данные о сохранившихся до наших дней охотниках-собирателях показывают, что, за редким исключением (эскимосы Нетсилик), их питание было как минимум стабильным, а то и излишним.
Африканские бушмены племени кунг населяли северо-западную область пустыни Калахари - весьма неблагоприятную среду обитания, в которой засухи случались каждый второй или третий год. Но такие условия скорее изолировали племя кунг от соседей-земледельцев, чем обрекли его на животное существование. Взрослые обычно работали 12-19 ч в день, добывая пищу. Как во всех подобных обществах, женщины в основном собирали, а мужчины охотились. Количество получаемых таким образом протеинов и калорий в несколько раз превосходило различные нормы питания. Собирательство было более надежным и продуктивным занятием, и женщины производили более чем вдвое больше пищи в час (в пересчете на калории), чем мужчины. Этот рабочий день обеспечивал и мужчинам и женщинам свободное время - отдых, развлечения, посещение гостей и для мужчин - ритуальные танцы. Примерно 40% населения составляли дети, холостые взрослые (15-25-летнего возраста) или пожилые (более 60 лет), которые не вносили вклад в общее пропитание и которых не заставляли это делать.
Похожую макроэкономическую картину представляла собой жизнь племени Хазда в Танзании. Как крупные, так и мелкие животные там были многочисленны, и на всех - за исключением слонов - Хазда охотились. Охотой занимались мужчины и мальчики в одиночку, полагаясь в основном на отравленные стрелы. В среднем Хазда затрачивал не больше 2 ч в день на охоту. Основным видом препровождения времени у мужчин были азартные игры, занимавшие больше времени, чем охота.
Другие племена Африки, Австралии, северо-западной части Тихого океана, Аляски, Малайского архипелага и Канады, промышлявшие охотой (или рыболовством), сравнительно хорошо приспособились к этому образу жизни. Недоедание, голодание и хронические болезни были редкостью, хотя вероятность случайной гибели и была в некоторых случаях высока, например у эскимосов.
Мнение о том, что жизнь в каменном веке была невыносимо тяжела, никак не подтверждается произведенными в прошлом веке многочисленными этнографическими исследованиями доживших до того времени охотничьих обществ. За немногими исключениями подобные общества жили вполне неплохо и не торопились менять образ жизни в пользу земледелия либо скотоводства, которым занимались их соседи. Похожа ли была жизнь в каменном веке на эту современную картину, нельзя сказать наверняка, но очевидно, что мнение о том, что охота по определению связана с чрезвычайно тяжелыми условиями жизни, не подтверждается. Экономика охотников палеолита, несомненно, обладала высокой степенью выживаемости в мире, гораздо более обильном дичью по сравнению с предшествовавшими эпохами, начиная с массового вымирания животных в позднем плейстоцене. Таким образом, в то время могло существовать большое число зажиточных обществ.
Хотя и естественно предположить, что уникальность человека является следствием его интеллектуального превосходства, его хорошие физические характеристики, похоже, сыграли важную роль в становлении его как суперхищника по отношению ко всем остальным видам. То, что было дано ему от природы, кое-что значило бы даже при отсутствии инвестиций в орудия и человеческий капитал, необходимый для их изготовления и использования. Как заметил Дж. Б.С. Хоэлдейн, только человек способен проплыть милю, пройти двадцать миль и затем забраться на дерево. Добавьте к этому способность пробежать милю за четыре минуты, непревзойденную выносливость при беге на длинные дистанции, способность унести ношу больше собственного веса, способность жить на больших высотах, способность американских индейцев буквально загнать лошадь или оленя, преследуя его по пятам, невероятные достижения акробатов и гимнастов и, наконец, ловкость пальцев и координацию, необходимую для того, чтобы выдоить корову, - и мы получаем портрет вида, обладающего потрясающим физическим превосходством над конкурентами. Похоже, основы этого физического превосходства человека обеспечивались его прямохождением и его знаниями. В результате человек на трех континентах успешно охотился даже на различных гигантских хоботных (мастодонтов, мамонтов, слонов).
Предположение о том, что первобытные люди были слишком щуплыми и немногочисленными, чтобы оказать заметное влияние на окружающую их среду, недооценивает уникальную способность людей использовать орудия, огонь, высокую подвижность этого вида, то, что около 8000 г. до н.э. люди заселили Землю полностью (за исключением Мадагаскара, Новой Зеландии и Антарктиды). Археологи свидетельствуют, что люди были прирожденными охотниками на крупную дичь. Они охотились на мамонтов, мастодонтов, лошадей, бизонов, верблюдов, ленивцев, северных оленей, антилоп, благородных оленей, туров и других крупных млекопитающих на протяжении минимум 30-40 тыс. лет и оставили это занятие только с началом массового вымирания животных, которое затронуло большую часть планеты 8-12 тыс. лет назад. Пол Мартин (Martin, 1967) объяснял это вымирание тем, что люди истребляли слишком много животных во время охоты. Естественным аргументом в пользу такой точки зрения является то, что остальные гипотезы и самая убедительная из них - гипотеза о перемене климата не объясняют всемирного характера этого вымирания, начавшегося в Африке и, возможно, Юго-Восточной Азии 40-50 тысячелетий назад, потом распространившегося на север через Евразию 11-13 тыс. лет назад, переместившегося в Австралию, возможно, 13 тыс. лет назад и вступившего на территорию Северной Америки 11 тыс. лет, а затем Южной Америки 10 тыс. лет назад. Последние подобные вымирания произошли в Новой Зеландии 900 лет назад (несколько видов нелетающих птиц моа) и на Мадагаскаре 800 лет назад, вскоре после позднего проникновения человека на эти острова.
Использование человеком огня как инструмента контроля и распоряжения природными ресурсами имело глубокое влияние на окружающую человека среду. Несколько авторов, изучавших формы подсечно-огневого земледелия первобытных людей, заключили, что трава, которой покрыто большинство великих степей мира, выросла в результате устроенных человеком поджогов (обзор см.: Heizer, 1955). Там, где климатические условия сильно благоприятствуют росту деревьев, регулярное выжигание служит отбору таких видов деревьев^ как сосны. Возникновение сосновых лесов в южной части штата Нью-Йорк и дальше к западу приписывают подсечно-огневому земледелию индейцев. Попытки современного человека предотвратить пожары, случающиеся теперь почти всегда из-за молний, возможно, привели к большим экологическим бедствиям, чем контролируемое использование огня, свойственное аборигенам. Периодические пожары предотвращают образование подлеска, который впоследствии может служить пищей особо сильному лесному пожару, который уничтожит всю лесную растительность.
Третьим видом экологического влияния, оказываемого первобытными людьми, был перенос ими семян растений в ходе своих миграций. Это занесло некоторые экзотические виды растительности в новые районы. Археологи часто замечали соответствие распространения некоторых видов растений местам древних стоянок и жилищ. Например, широкое распространение дикого кабачка, который собирали ради семян, связано с деятельностью людей. Привнесение несвойственных конкретной местности видов способно вызвать и вызывало серьезные изменения в окружающей среде в наше время. Этот феномен имеет древние корни, и, возможно, он был гораздо более разрушителен в то время, когда первобытные люди передвигались из одного «первозданно нетронутого» района в другой.
Чтобы достичь успеха, охотнику-собирателю необходим человеческий капитал, который обычно ассоциируется только с представителями сельскохозяйственных и индустриальных обществ: обучение, передача знаний, разработка орудий и социальная организация. Всестороннее изучение того, как аборигены используют огонь в охоте и собирательстве, показывает, что первобытные люди знали о репродуктивных циклах кустарников и трав и использовали огонь, чтобы поддержать рост и цветение нужных им растений и подавить рост нежелательных (Lewis, 1973). А для этого необходимо знать, когда, где, как и насколько часто применять выжигание, чтобы сохранить и поддержать запас ресурсов, делающих собирательство эффективным и производительным способом существования. Первобытные люди знали, что время вегетации полезных растений можно приблизить выжиганием, разогревающим землю, что в засушливую погоду огонь нужно разводить на вершинах холмов, чтобы избежать неконтролируемого пожара, но когда воздух влажен, огонь нужно разводить в низменностях, чтобы не дать ему потухнуть. Они знали, что выжигание густого подлеска помогает росту дубов, желуди которых были пищей для людей и привлекали лосей, которым густой подлесок не нравится, что оленей и других животных привлекают нежные молодые побеги, которые вырастают после выжигания старых.
Жить охотой - значит заниматься деятельностью, требующей больших затрат интеллекта, физических сил, определенных технологий, навыков, социальной организации, определенного разделения труда, знания повадок животных, привычки к наблюдениям, изобретательности, способности решать проблемы, нести риск и высокой мотивации, так как ценность выигрыша и цена ошибки очень велики. Такие исключительные требования к охотнику могли быть хорошим средством эволюционного отбора и повлиять на развитие интеллекта и генетического фонда, которые способствовали последующему быстрому созданию человеком современной цивилизации. Этот естественный отбор мог быть усилен широко распространенной у аборигенов практикой предоставлять лучшим охотникам много жен.
Именно в роли охотника человек научился учиться. В частности, он понял, что маленьких мальчиков надо учить целенаправленному наблюдению и знакомить их с поведением и анатомией животных. Из того, что стада копытных перемещаются по дуге, вытекало, что можно быстрее настичь их, следуя по хорде. Знание повадок животных заменяло развитие оружия. Даже с оружием позднего доземледельческого периода (копья, лук и стрелы, гарпун) охотнику нужно было подойти к жертве на десять ярдов для верного выстрела. А для этого нужно было часами ждать, скорчившись на земле, когда переменится ветер или животное встанет поудобнее или, например, когда мамонт зайдет поглубже в трясину на водопое. Оружие изменялось, когда люди переключались на новую дичь. Так, наконечник копья культуры Кловис - распространенная находка в Северной Америке - использовался в охоте на мамонтов и мастодонтов 11-12 тыс. лет назад. Затем был изобретен наконечник культуры Фолсом для охоты на крупного, теперь вымершего бизона Bison antiquus. Он уступил свое место наконечнику культуры Скотсблафф, которым охотились на несколько меньшего, теперь также вымершего Bison occidentalis (Haynes, 1964; Wheat, 1967). Эти факты говорят о наличии высокой специализации, которая требует новых форм человеческого и физического капитала, приспособленных для охоты на новую жертву.
Факты, свидетельствующие об организации, требующейся для успешной охоты, были найдены в ходе раскопок на участке Олсен-Чаб- бак в штате Колорадо, где выкопанные остатки костей и наконечников копий типа Скотсблафф указывают на то, что около 8500 лет назад пара сотен Bison occidentalis были загнаны в русло высохшей после сезона дождей реки 5-7 футов глубиной. Вооруженные охотники, расположившиеся с обеих сторон бегущего стада, устроили настоящую бойню (Wheat, 1967).
Модели поведения первобытного человека часто строились исходя из «культурных факторов», а не аксиом рационального экономического поведения. Однако тот бушмен племени кунг, который, отвечая на вопрос, почему они до сих пор не занялись земледелием, сказал: «А зачем нам что-то сажать, когда в мире так много орехов монгонго?», явно признавал важность такого принципа, как подсчет альтернативных издержек (Lee and DeVore, 1968, p. 33). Этот бушмен, как я бы предположил, дал ответ на известный вопрос науки: почему человек-охотник оставил то занятие, которое так верно ему служило 1,6 млн лет и к которому он так приспособился (об этом говорит растущее усложнение его оружия по мере того, как он развивался из homo erectus в анатомически современного homo sapiens)? Человек не бросил бы охоту и собирательство, если бы не изменились условия его взаимодействия с природой и охотничий образ жизни не стал бы более затратным, чем сельскохозяйственный. Эта гипотеза не исключает влияния «культуры» на поведение первобытного человека. Описание охотников-собирате- лей как субъектов, стремящихся поддержать свой престиж, не противоречит гипотезе о том, что человек, как и природа, ведет себя «экономично». Высокий престиж, придаваемый охоте, может быть просто тонким способом рекламы, пропаганды охоты и связанных с ней технологий как оптимального образа жизни, в результате которой каждому новому поколению нет нужды заново открывать это для себя. Мифы о великих охотниках, баснословной добыче, жестоких наказаниях за утраченное мастерство, об убийстве курицы, несущей золотые яйца, являются частью устной традиции, с помощью которой данная экономическая система сохраняет свой человеческий капитал.
Гипотеза, считающая сельскохозяйственную революцию следствием падения производительности охоты и собирательства по сравнению с сельским хозяйством (Smith, 1975; North and Thomas, 1977), вполне совместима с тем фактом, что этот культурный сдвиг:
а) произошел в разное время в разных частях света с сохранением в ряде мест маленьких охотничьих анклавов;
б) не был окончательным и бесповоротным для каждого племени.
Что касается пункта а), то волна массового вымирания наземных
животных имела место на протяжении периода в несколько тысяч лет, и потому относительное падение эффективности охоты поразило разные районы в разное время. Кроме того, люди в разных природных условиях с разными альтернативными издержками должны были выработать разные механизмы адаптации: некоторые могли остаться собирателями и охотниками на мелкую дичь, а другие - перейти к рыболовству или остаться рыболовами в районах, непригодных для сельского хозяйства (как алеутские эскимосы и индейцы с северо-восточного побережья Тихого океана).
В подтверждение пункта б) можно отметить, что ввоз испанцами лошадей в Северную Америку (лошади вида Equus caballus были ввезены всего лишь через 8000 лет после того, как другие представители этого рода были уничтожены в обеих Америках) серьезно преобразовал образ жизни равнинных индейцев. На северных равнинах «воинственные» шайены (Cheyenne), каких позже назвали европейцы, и племя арапаху быстро оставили свои деревни, забыли свое гончарное ремесло и садоводство и стали кочующими охотниками на бизонов (см. ссылки в работе: Smith, 1975.) Очевидно, продуктивность сельского хозяйства уступала резко увеличившейся производительности охоты на бизонов, которая стала возможной благодаря технологическим переменам, совместившим лошадь с луком и стрелами. К югу, где сезон вегетации длиннее и климат более благоприятен, индейцы пони (Pawnee), начав охотиться на бизонов, продолжали выращивать маис, став смешанным охотничье-сельскохозяйственным обществом. Юго-западные апачи, которых Коронадо в 1541 г. назвал охотниками на бизонов, просто внедрили лошадей в свою ранее существовавшую охотничью культуру. Обширные лагеря из бизоньих шкур, увиденные первыми европейцами, пересекшими равнины, были продуктом уже технологически перевооруженных коренных американцев, многие из которых только недавно отошли от сельскохозяйственного образа жизни.

Еще по теме ЧЕЛОВЕК - ОХОТНИК И СОБИРАТЕЛЬ:

1. Глава 1. ПЕРВОБЫТНОЕ ХОЗЯЙСТВО: ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ, ЧЕРТЫ И ОСОБЕННОСТИ
2. Ваш организм собирателя и охотника кормится из супермаркета
3. ВЫМИРАНИЕ КРУПНЫХ МЛЕКОПИТАЮЩИХ В ПЛЕЙСТОЦЕНЕ И ПОДЪЕМ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА
4. Лекция 2. Организация власти, формы социального управления в первобытном обществе
5. Лекция 3. Генезис надобщинных структур и образование протогосударств (вождества). Взгляды на политогенез в XX-XXI вв.
6. Финансово-правовые основы реализации прав коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока

- Авторское право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Антимонопольно-конкурентное право - Арбитражный (хозяйственный) процесс -