"Маки Цовасара". Форум Русскоязычных Армян Диаспоры (РАД): О чем молчала Мариэтта Шагинян? Писательница Мариэтта Шагинян: биография, творчество, интересные факты НП: И что Ленин
К Мариэтте Сергеевне Шагинян знавшие ее люди относились по-разному. Одни были от нее без ума. Другие воспринимали ее добродушно, но с легкой иронией. Третьи терпеть ее не могли. Четвертые считали ее выдающейся писательницей и крупнейшей общественной деятельницей эпохи. Пятые рассказывали про нее анекдоты. И так далее... Но никто не был к ней равнодушен.
Последние годы жизни она жила в небольшой московской двухкомнатной квартире на первом этаже обычного жилого дома. Обходилась безо всяких изысков и роскоши, пользовалась стандартным советским набором мебели, бытовых предметов и одежды. Единственным "предметом роскоши" в ее доме было старенькое пианино.
С юности (после перенесенной тяжелой болезни) Шагинян страдала глухотой, которая к старости сделалась почти полной, и потому никогда не расставалась со слуховым аппаратом. При этом была любительницей и знатоком классической музыки и завсегдатаем филармонических залов. Несмотря на слабое зрение и очень сильные очки-"объективы", много читала и еще больше писала – простой перьевой ручкой, макая ее в школьную чернильницу-невыливайку. А писать ей было про что – ведь она прожила на свете 94 года и была свидетельницей и активной участницей всех событий, происходивших в России на протяжении трех четвертей ХХ века.
В 1925 году поэт Владислав Ходасевич, познакомившийся с Шагинян в 1906-м, написал о ней небольшой мемуарный очерк, в котором были такие слова: "Мне нравилась Мариэтта. Это, можно сказать, была ходячая восемнадцатилетняя путаница из бесчисленных идей... В идеях, теориях, школах, науках и направлениях она разбиралась плохо, но всегда был чем-нибудь обуреваема. Так же плохо разбиралась и в людях, в их отношениях, но имела доброе сердце, и, размахивая картонным мечом, то и дело мчалась кого-нибудь защищать или поражать..."
Для юной девушки такая порывистость, горячность и широчайший круг интересов неудивительны. Любопытно, однако, что Мариэтта Сергеевна оставалась по характеру примерно такой же до самого конца своих дней.
Нелегкий жизненный опыт ее, конечно, остудил и многому научил. Но склонность увлекаться, взрывчатость и бескомпромиссность в ней остались.
В юные годы она лично общалась со многими людьми, чьи имена составляют гордость русской культуры – с Дмитрием Мережковским и Зинаидой Гиппиус, с Андреем Белым, с Сергеем Рахманиновым. Состояла с ними в переписке – но, увы, долгие годы не могла по цензурно-идеологическим условиям ничего толком опубликовать ни из своего архива, ни из личных воспоминаний; все приходилось корежить, резать и приспосабливать к условиям эпохи. Даже ее последняя автобиографическая книга "Человек и время: История человеческого становления" (1980) полна всевозможных обходов и умолчаний.
Большевистскую революцию 1917 года Шагинян приняла не сразу. Первоначальное ее отношение к происшедшему было смутное, восприятие мистическое. Однако в самом начале 1920-х она поняла, что новая власть шутить не любит, и что с ней надо сотрудничать. Тем не менее в компартию Шагинян вступила только в 1942-м, когда ей было уже крепко за пятьдесят.
Работала она истово, с полной верой и полной отдачей, и чем только ей не приходилось заниматься... Она писала авантюрные романы сатирического плана ("Приключение дамы из общества", "Месс-Менд"), соцреалистическую прозу ("Гидроцентраль"), выступала с лекциями, работала инструктором текстильного производства (для чего досконально изучила технологическую сторону этого дела), публиковала немалое количество публицистических и агитационных статей и очерков по вопросам индустриализации, участвовала в создании серии книг "История фабрик и заводов". Поэт-пародист Александр Архангельский не преминул отметить всестороннюю деятельность Шагинян колкой эпиграммой:
Широту ее размаха Не уложишь в писчий лист: Поэтесса, лектор, пряха, Шерстовед и романист.
Одной из первых Шагинян решилась взяться за создание цикла историко-биографических книг о Ленине. И это начинание едва не подвело ее под монастырь: работая в архивах, писательница обнаружила, что отец вождя имеет в своей генеалогии калмыцкие корни, а дед со стороны матери вообще еврей – правда, крещеный... Этот ужасный компромат был немедленно заперт на сто замков, в адрес Шагинян прогремело специальное постановление ЦК (правда, секретное), а писательницу не тронули только в силу личного расположения к ней самого Сталина. Гроза миновала.
После войны Шагинян продолжала много и неутомимо работать. Написала биографии Тараса Шевченко, Гёте (она глубоко интересовалась немецкой культурой и свободно владела немецким, французским и английским языками), биографию полузабытого композитора, "чешского Моцарта" Иозефа Мысливечка, биографию баснописца Ивана Крылова. Сделала новый перевод известного романа Уилки Коллинза "Лунный камень". Создала огромное количество путевых очерков о поездках по СССР и Западной Европе. Завершила, наконец, начатую еще до войны тетралогию о Ленине (которую все же пришлось публиковать в "подчищенном" виде).
Ей уже забралось за семьдесят, а она по-прежнему была энергична, активна и громогласна. Осмеливалась перебивать самого Хрущева во время его выступлений. Публиковала в центральных газетах резкие статьи о недостатках промышленных проектов, после которых проектировщики, кляня "въедливую старуху", вынуждены были свои решения пересматривать и уточнять.
В 1967-м, побывав на автомобильных заводах концерна ФИАТ в Италии, Шагинян напечатала в газете "Известия" большую статью про то, как здорово организовано производство у проклятых капиталистов-эксплуататоров. Итальянские коммунисты и профсоюзники жутко возмутились таким "ударом в спину" от советских товарищей. Но контракт на строительство в СССР завода легковых автомобилей, по итальянскому проекту и с итальянской технологией, был уже подписан, а владельцам концерна ФИАТ статья очень понравилась...
В 1976-м Мариэтте Шагинян присвоили звание Героя Социалистического Труда. В последние годы жизни она ничего масштабного не публиковала – возраст был почти библейский, здоровье препятствовало работе. Собрала только книгу публицистики "Столетие лежит на ладони". А 20 марта 1982 года, не дожив две недели до 94-летия, ушла из жизни.
Скажем честно: после того, как времена в очередной раз переменились, Мариэтту Сергеевну Шагинян помнят весьма немногие. И совсем немногое из ее творческого наследия дает, что называется, себя читать.
В написанном ею слишком велика доля публицистических однодневок. Ко многим темам, которые она поднимала, интерес потерян – заслуженно или нет, но потерян.
А вот образ темпераментной и энергичной дамы, никому не позволявшей за себя платить ("Я старая богатая писательница, а вы молодой бедный дебютант, так что никаких разговоров!") – этот образ жив.
- Группа: Пользователи
- сообщений 3 512
- Регистрация: 06-Июль 08
Новый Петербургъ©
О чем молчала Мариэтта Шагинян?
Сенсационные документы о семье Ульяновых
В октябре в одной из петербургских газет*) было опубликовано интервью с Александром КУТЕНЕВЫМ, где прозвучала информация о внебрачных детях Александра III. Поскольку наша газета интересуется царской семьей, то мы решили связаться с Александром Павловичем и уточнить у него этот вопрос.
– Александр Павлович, не можете ли подробнее рассказать о внебрачных детях Александра III?
– У Александра III, действительно, было немало внебрачных детей, поскольку он был человеком безудержным и страстным. Среди детей были и исторические знаменитости. В частности, Александр Ульянов, старший брат Владимира Ильича Ленина. Дело в том, что Мария Александровна, мать Ленина, была фрейлиной при дворе Александра II. Когда Александр III был просто великим князем, у него был роман с Марией Александровной, от него она в девичестве родила сына Александра. История знает немало подобных примеров: в России к бастардам относились гуманно – давали княжеский титул, приписывали к гвардейскому полку. Известно, что Ломоносов был сыном Петра I, князь Бобринский – сыном Потемкина и Екатерины II, Разумовский – внебрачным сыном Елизаветы. Все они, как вы знаете, сделали прекрасную карьеру, и никогда не чувствовали себя изгоями. Такая же участь была уготована и Александру, брату Ленина.
Но Мария Александровна все испортила: вслед за Александром она родила еще ребенка – девочку, и к Александру III эта девочка уже никакого отношения не имела. Держать при дворе фрейлину с двумя детьми было неприлично. Чтобы замять скандал, решили передать дело охранке. Охранка нашла в Петербурге несчастного человека – гомосексуалиста Илью Ульянова. Как человек с не традиционной сексуальной ориентацией, он был на крючке у охранки. Ему дали в приданое к Марии Александровне дворянский титул, хлебное место в провинции, и молодожены отправились в Симбирск.
И вся бы эта предыстория замялась, если бы не страстный нрав Марии Александровны. Она и в Симбирске не отличалась строгим поведением, и хотя сексуальная жизнь с Ильей Николаевичем у нее сложиться никак не могла, она родила еще четырех детей, неизвестно от каких отцов.
Можете представить, каково было детям Ульяновых в гимназии. В маленьком городке все сразу становится известным, и мальчишки дразнили своих сверстников Ульяновых: припоминались и мамочка, и царь, и Илья Николаевич. В конечном счете все это отрицательно повлияло на Александра: он вырос очень озлобленным с желанием во что бы то ни стало шлепнуть папочку. С этими планами он и отбыл в Петербург на учебу. Остальное все организовала охранка. Как в наше время спецслужбы организовали Народный фронт и другие демократические организации. Там в те далекие времена охранка помогла Александру Ульянову войти в народовольческую революционную организацию и принять участие в покушении на царя.
Как только Мария Александровна узнала, что сын арестован за покушение на царя, она сразу же поехала в Петербург и явилась к Александру III. Удивительное дело: ни один источник не поражается тому, что никому не известная бедная симбирская дворянка без всяких проволочек попадает на прием к царю! (Впрочем, историки никогда не удивлялись и тому факту, что даты рождения двух первых детей Ульяновых предшествуют дате свадьбы Ильи и Марии.) А Александр III принял свою старую пассию сразу и они вместе посетили Сашу в крепости. Царь простил «цареубийцу», пообещав дать ему княжеский титул, записать в гвардию. Но Сашенька оказался с характером, он сказал все, что думает об обоих своих родителях. И пообещал им, что как только очутится на свободе, предаст гласности всю их бесстыдную историю и обязательно швырнет бомбу в папочку! Поэтому на свободу Александра Ульянова так и не выпустили, а отправили в психушку, где он своей смертью умер в 1901 году. Историки не сходятся на способах казни, но казни никакой не было.
Так Мария Александровна косвенно повлияла на судьбу своего старшего сына. Не очень повезло в такой семье и последующим детям. Поскольку Илья Николаевич знал, что дети не его, то он относился к ним как к потенциальным объектам своей любовной привязанности. Сашеньку как сына царя он никогда не трогал, а вот Володе досталась вся его пылкая неотцовская любовь. В юности Владимир Ильич был очень привлекателен. Как мать ни протестовала, она была бессильной отстоять сына: Илья Николаевич попрекал ее собственным поведением.
– И что Ленин?
– Он оставался до конца дней своих гомосексуалистом. Кстати, это известно во всем мире, только советские люди ничего не знали и жили в благоговейном поклонении вождю пролетариата. У Антониони снят фильм о великих гомосексуалистах, и Ленину в нем отведена особая глава. Об этом написано уже несколько книг.
Страдал Ленин или нет впоследствии от своей ориентации, мы не можем сказать, но вот в детстве это для него тоже было нелегким испытанием: он вырос озлобленным, возненавидил весь мир. В гимназии он вымещал свое зло на сверстниках, дрался, бил своих супостатов, при всем при том он, конечно, был очень талантливым человеком.
– А откуда у вас такая ошарашивающая информация?
– Это тоже особая и интересная история. У ее истоков стоит Мариэтта Шагинян. В 70-х годах эта писательница писала книгу о Ленине и получила доступ к архивам. Видимо, хранители архивов сами не знали, что спрятано в бумагах за семью печатями. Когда Мариэтта Шагинян ознакомилась с бумагами, она была потрясена и написала докладную записку Леониду Ильичу Брежневу лично. Брежнев познакомил с этой информацией свой круг. Суслов три дня лежал с давлением и требовал расстрелять Шагинян за клевету. Но Брежнев поступил иначе: он вызвал Шагинян к себе и в обмен на молчание предложил ей премию за книгу о Ленине, квартиру и т.д. и т.п.
– И Шагинян ведь действительно получила какую-то премию за книгу о Ленине?
– Да, она получила Ленинскую премию за книгу «Четыре урока у Ленина». А записку засекретила и она лежала в архиве Центрального комитета партии. Когда я прочел в архиве эту записку, мне захотелось увидеть и сами архивные материалы. И я запросил копии. Все именно так и было…
От редакции.
Мы отдаем себе отчет, сколь неоднозначной будет реакция читателей на эту публикацию. Но времена замалчиваний и недосказанностей миновали, надеемся, навсегда. И точка зрения историка, исследовавшего эту «острую ситуацию», имеет полное право быть услышанной.
---------------------
*) газета «24 часа», С-Петербург (1995, 27 октября)
Guest_Сизиф_*
- Группа: Гости
Цитата(Bagirka @ 21.1.2010, 3:27)
Я хорошо помню из детства все семейные фотки Ульяновых - дети на них - просто как под копирку, и, кстати, больше на отца похожи, чем на мать.... Конечно, Ленин был не самой "благоприятной" личностью в нашей истории, но есть вещи, в которые я сама пока своими глазами не увижу - не поверю.... Потому что в наше время стало настолько легко и просто "сослаться" на чьи-то "авторитетные" слова, оговорить, оклеветать, или даже самому лично "авторитетно" что-либо заявлять, - лишь бы привлечь внимание к себе холть ненадолго, под шумок "сенсации", - что я уже не сразу верю в такие дикие истории. Понимаю, что Шагинян действительно могла увидеть то, что скрывалось, и ей могли дать премию за молчание о чем-то там. Но, насколько я понимаю, вся инфа идет не напрямую от нее, а от человека, который ничего не показыывает, а только говорит..... а население вообще падко на сенсации и с удовольствием их распространяет как правду....
Я тоже заметил, что дети похожи больше на отца... А эти охотники за сенсациями не проверяют даже даты, а ведь Александр родился через три года после замужества Марии. И фрейлиной не могла быть замужняя недворянка и еврейка, даже крещеная.
- Группа: Пользователи
- сообщений 3 512
- Регистрация: 06-Июль 08
Советская писательница Мариэтта Шагинян считается одной из первых русских писательниц-фантастов своего времени. Журналистка и писательница, поэтесса и публицистка, эта женщина обладала даром литератора и завидным мастерством. Именно Мариэтта Шагинян, стихи которой при ее жизни были очень популярны, по мнению критиков, внесла свой незаурядный вклад в российско-советскую поэзию конца девятнадцатого-начала двадцатого веков.
Осознание себя как литератора и художника человеку приходит от природы. А когда в одном человеке удивительным образом сочетаются талант и жажда жизни, тяга к знаниям и удивительная работоспособность, то эта личность занимает в истории особое место. Именно такой и была Мариэтта Шагинян.
Биография
Родилась будущая писательница в Москве, в семье армянских интеллигентов двадцать первого марта 1888 года. Ее отец, Сергей Давыдович, был приват-доцентом МГУ. Мариэтта Шагинян получила полноценное образование. Сначала она училась в частном пансионе, а позже - в Ржевской гимназии. С 1906 года она начала публиковаться. В 1912 году Мариэтта заканчивает историко-философский факультет на Высших женских курсах В. И. Герье. Она едет в Санкт-Петербург. Именно здесь, в городе на Неве, будущая писательница и публицистка знакомится и в дальнейшем сближается с такими корифеями, как З. Н. Гиппиус и Д. С. Мережковский.
С 1912 по 1914 год девушка изучает философию как науку в Гейдельбергском университете в Германии. На формирование ее творчества оказала очень сильное влияние поэзия Гете. В 1913-м вышел первый сборник, автором которой была тогда еще никому не знакомая Шагинян Мариэтта Сергеевна. Стихи Orientalia, собственно, и сделали ее известной.
С 1915 по 1919 год Мариэтта Шагинян живет в Ростове-на Дону. Здесь она работает корреспондентом сразу нескольких газет, таких как «Трудовая речь», «Приазовский край», «Ремесленный голос», «Черноморское побережье» и т. д. Одновременно писательница преподает в Ростовской консерватории эстетику и историю искусств.
После 1918 года
Мариэтта Шагинян с энтузиазмом восприняла революцию. Позже она говорила, что для нее это стало событием, имеющим «христианско-мистический характер». В 1919 году она работает инструктором Доннаробраза, а затем ее назначают директором ткацкой школы. В 1920 году Шагинян переезжает в Петроград, где три года сотрудничает с газетой «Известия Петроградского Совета», по 1948 год она является спецкором газет «Правда» и «Известия». В 1927 году Мариэтта Шагинян переезжает на свою историческую родину - в Армению, но в 1931-м возвращается в Москву.
В тридцатые годы она оканчивает Плановую академию Госплана. Годы войны Шагинян проводит на Урале. Отсюда она пишет статьи для газеты «Правда». В 1934-м проходит Первый съезд советских писателей, где Мариэтта Шагинян избирается членом правления.
Творчество
Литературные интересы этой талантливой женщины охватывали самые разные области жизни. В ее творчестве особое место занимают научные монографии, посвященные Гете, Тарасу Шевченко, Иозефу Мысливечеку. Именно Шагинян является автором самого первого детективного советского романа «Месс Менд». Она была и выдающейся советской журналисткой. Ее перу принадлежат многие проблемные статьи и очерки. При этом журналистику Шагинян воспринимала не столько и не только средством для заработка, сколько возможностью непосредственно изучать жизнь.
В ее книге под названием «Путешествие в Веймар» в первый раз отчетливо проявились особенности ее прозаического стиля. Критики считают, что именно в этом произведении можно увидеть удивительное умение автора через реальность бытовых деталей раскрывать личность человека и его связь человека с временем. «Путешествие в Веймар» - первая работа этой писательницы в форме путевых очерков - в жанре, которому будет верна всю свою жизнь Мариэтта Шагинян.
Книги
Первый свой большой роман она начала в 1915-м, а закончила в 1918 году. «Своя судьба» - книга философская. Шагинян была и знатоком музыки, и литературным критиком, ее можно смело называть и беллетристом, и исследователем-путешественником. Но в первую очередь Шагинян была писателем и публицистом. Она оставила после себя много литературных произведений, таких как «Гидроцентраль», «Дневник депутата Моссовета», «Урал в обороне», «Путешествие по Армении» и т. д.
Ее перу принадлежат также четыре сборника стихов, некоторые из которых входили даже в школьную программу. На протяжении долгих лет Мариэтта Сергеевна Шагинян создавала литературные портреты тех людей, с которыми была близко знакома - Н. Тихонова, Ходасевича, Рахманинова, а также описывала жизнь и творчество дорогих ей авторов - Т. Шевченко, И. Крылова, Гете.
Семья
Мужем Мариетты Шагинян был филолог и переводчик с армянского Яков Самсонович Хачатрян. У них росла дочь Мирэль. Девочка не захотела пойти по стопам родителей. Ее больше интересовала живопись. Мирэль Яковлевна была членом Союза художников. У Шагинян остались внук и внучка.
Умерла Мариэтта Сергеевна в 1982-м в Москве. Ей было девяноста четыре года. В конце жизни она не выходила из своей небольшой двухкомнатной квартиры, находящейся на первом этаже вполне обычного жилого московского дома. Некогда популярная писательница обходилась без роскоши и изысков. В ее квартире стоял стандартный советский набор мебели, обычные бытовые предметы. Единственной роскошью в ее доме было старенькое
Долгая жизнь, которую прожила Мариэтта Сергеевна Шагинян, была заполнена малыми и большими историческими событиями, о которых писательница всегда говорила заинтересованно и горячо. Особое место в ее огромном творчестве занимает ленинская тема. Ее романы-хроники «Семья Ульяновых», «Первая Всероссийская» не всегда воспринимались однозначно. Биографические материалы о вожде пролетариата и его близких Мариэтта Шагинян собирала многие годы.
Первое издание книги-хроники «Семья Ульяновых» увидело свет в 1935-м и сразу же вызвало резкое недовольство Сталина. Гнев «отца всех народов» был вызван публикацией Шагинян фактов о том, что в жилах Ленина есть калмыцкая кровь. Более того, роман был назван ошибкой и два раза обсужден на президиуме Союза писателей СССР, где подвергся критике за показ семьи вождя как мещанской.
МАРИЭТТА ШАГИНЯН. ДВА СЮЖЕТА
Эта многожанровая писательница (1888–1982) была известна даже как биограф, в том числе Ленина. Однако точно знаю: писала о нём не суесловий ради, а в надежде вычленить то, что помогло бы идти к коммунизму в чистоте замыслов. Но работалось ли ей спокойно?
Писательница Мариэтта Сергеевна Шагинян. Фотохроника ТАСС
ЦК: «Сплошные коньюнктурщики!»
1969-й. «Молодая гвардия». Без никакого предупреждения её визит. И уже с порога, по обычаю нервно топоча палкой и фальцетно - от глухоты и армянского темперамента - вскрикивая:
Я приказываю вам задержать подписание в печать своей книги «Четыре урока у Ленина»… Всё. Точка. И никакие ваши графики меня не касаются. Требую восстановить справедливость!..
Послушалась меня - уселась в кресле, отдышалась и снова на повышенных тонах:
Это как понимать, что издательство не хочет упомянуть в этом предисловии Сталина по связи с Лениным? Вы коммунист или нет?!
Вы слышали о письме ко мне Александра Воронского , когда он был редактором «Красной нови»? Ах, не слышали?! Это вас ничуть не красит! Надо знать этого коммуниста с дореволюционным стажем! Да, он обвинён в троцкизме, и вы боитесь этого?! И всё-таки читайте это его письмо. Да при мне читайте, чтобы не откладывать срочного дела в долгий ящик! Начинайте с этого последнего абзаца…
Читаю, обратив внимание на дату - 1923-й, при жизни Ленина писалось:
«Да, забыл: знаете, очень Ваши вещи нравятся тов. Ленину. Он как-то об этом говорил Сталину, а Сталин мне. К сожалению, тов. Ленин тоже болен, и серьезно. Ну, пока всего хорошего. Выздоравливайте. Привет. А. Воронский».
Шагинян продолжила, снова взрываясь восклицательными обозначениями своего возмущения:
Это что же за порядки в партии?! Сплошные коньюнктурщики! Да, сплошь и рядом! И во все времена! Это гнусный зажим правды! Я устала! Я измучена!
Вдруг успокоилась и пошла излагать факты истинно стратегической важности для понимания порядков в Кремле:
Когда я собралась опубликовать это письмо, так Воронского по велению Сталина репрессировали и предали забвению. Но Ленин ведь в письме! И даже это не подействовало. Все отказались помогать мне. Решаюсь звонить Сталину. Соединили на удивление уже через два дня. Пожаловалась ему. Сказала ему: «Товарищ Сталин! Из-за обвинённого в троцкизме Воронского мне запрещено писать об отношении к моему творчеству Ленина и вас, товарищ Сталин!». Он в ответ проговорил кратко, хотя внушительно: «Мы подумаем. Мы разберемся. Не допустим несправедливости в отношении товарища Ленина. Попытаемся восстановить справедливость…»
Вскоре мне сообщили:
«Публикуйте отзыв Ленина с прямой ссылкой на товарища Иосифа Виссарионовича Сталина без никаких посредников. Зачем вам какие-либо посредники?! Расскажите, что товарищ Сталин рассказывал, что Ленин рассказывал ему, как высоко ценил он ваши, товарищ Шагинян, вещи».
Снова пошло на взрывы эмоций:
Запрет - и всё тут тебе! Это потому, что вы, издатели, и там, в ЦК, трусы и в результате содействуете исторической необъективности! Да, да, именно так!
Постепенно град восклицаний иссяк:
Подумала: надо говорить с Хрущёвым. Не соединяют. Я к помощнику. Ничего в ответ вразумительного. Вчера снова напомнила - юлит… Уж сколько месяцев прошло.
К концу встречи без выстрела не обошлось:
Кто поможет мне и моей книге?! Ленин-то при чём в ваших конъюнктурных игрищах?!
Она таки добилась своего. Всё-таки разрешили печатать письмо полностью. Правда, тот, кто от имени ЦК звонил мне, добавил, многозначительно понизив голос:
«Если можно, то попытайтесь как-нибудь уговорить старуху обойтись без имени Сталина. Что нам заниматься его реабилитацией? В случае чего пришьют, что издательство пересматривает решения партии об осуждении культа личности… Пусть письмо пойдёт в пересказе, ну хотя бы по такой схеме: Воронский рассказал Шагинян о положительном отзыве В.И. Ленина».
Писательница, выходит, не одно десятилетие пребывала в коварной западне особого в истории треугольника, всего в извилинах от постоянно действующей политконьюнктуры. Она, естественно, от совета цековца категорически отказалась. Храню эту книгу. На титульном листе по шагинянскому обыкновению шло наискосок учительски аккуратным почерком и фиолетовыми - опять же как в школе - чернилами:
«Дорогому Валентину Осиповичу и его милой жене с чувством сердечной дружбы. Мариэтта Шагинян ».
Не для вражды…
Стоит у меня дома на шагинянской полке незатейливо, не для парада, просто для книгочейского повседневья изданная книжка с величаво звучным названием: «Низами Гянджеви. Великий азербайджанский поэт ».
Обратило внимание - год издания: 1981-й. Всего-то за год до кончины Мариэтты Сергеевны. Ещё взволновавшая меня примета времени - на последней странице значатся годы работы с книгой: 1941–1981. Обратите внимание: в войну начало!
Какой же прекрасный символ: русский издатель получает из Баку книгу, которую написала армянка, а издала опять же Россия.
Почему такие пафосные строки? А напомню: конец Советской власти, увы, увы, ознаменовался вспышкой вражды - и даже войной! - между Ереваном и Баку.
Говорят, что на Кавказе существовал древний обычай: женщина с белым платком в руках могла стать между враждующими, и это заставляло примириться.
Женщина с книгой, сотканной из белоснежной бумаги…
Есть в этой книге и такое мудрое наставление Низами:
И белый, и чёрный - все дети земли,
В её мастерской себе дело нашли.
Листаю, листаю… И благоговейно, и вдохновенно написанное исследование о гении азербайджанского народа. В широком размахе сведений: и биография, и толкования наследия, и благодарное отношение к Низами от современников поэта и далее по многим ступеням времени: персы, арабы, затем англичане, французы, чехи, великие Руссо и Гёте, затем строки с благодарным отношением советских народов.
По этой книге узнал, что у Шагинян и в 1955-м появились «Этюды о Низами ».
Горько от того, что последние 25–30 лет забыты труды о великом Низами замечательной московской писательницы с армянской кровью в животворных на щедрое творчество жилах.
Дмитрий ЛИХАЧЁВ: КАК ТВОРИЛСЯ НЕОБЫЧНЫЙ 12-ТОМНИК
Дмитрий Сергеевич Лихачёв (1906–1999). Выдающийся литературовед, академик считал издательство «Художественная литература» родным домом. Немало его книг здесь вышло.
Дмитрий Сергеевич Лихачёв (1906–1999)
Eхеgi monumetum! Он памятник себе…
С 1978 года наше издательство приступило исполнять его замысел - самый, как уверен, значительный и для учёного, и для страны: Библиотека «Памятники литературы Древней Руси» (БПЛДР). Не было таковой ранее в России.
Лихачёв не уставал волновать себя и общество таким вот огорчением: мол, со школьной скамьи внушается, что древнерусская литература - это только «Слово о полку Игореве», получается, одинокое.
…Великий замысел. Он задумал её ещё в начале 1970-х. И вёл её с доктором филологии Львом Дмитриевым . Они взяли на себя наитруднейшую роль составителей и общую редакцию. А это означало возглавить генеральный штаб. Иначе нельзя: какие цели, какое войско…
И вот этому моему восклицанию подтверждения обоснования. В проспекте обозначалась многосложно-многогранная новизна идеи. Что и говорить: всё впервые! Ещё бы: охватывала долгие по тем временам столетия - от XI до XVII! Более 200 произведений! Более 8000 страниц - это 12 томов!
При научной подготовке текстов, с разделами комментариев! А ещё метода билингвы, то есть для читателя каждый текст представал двуязычным - на языке далёких предков, на древнем русском, на соседней же полосе - сравнивай! - в переводе на современный русский. И сколько же научных работников привлечено Лихачёвым: на каждый текст и переводчик, и тот, кто готовил текст к печати, и комментатор.
Нашлись противники - в ЦК партии. Сократили запрос ИРЛИ на число томов: оставили 12, а требовалось-то на три больше. Оправдывались тем, что-де бумаги и типографских мощностей в стране недостаёт. На самом деле боялись приобщать страну к литературе, которая были пронизана православием.
Наша редакция русской классической литературы взялась за это очень сложное издание с превеликой охотой. Она добровольно уверовала в своё особое призвание - помочь Д.С. Лихачёву сделать огромный свод начальной русской литературы достоянием народа.
И вот в 1978-м первый том. Выглядел он и торжественно, и необычно для такого рода изданий. По тканевому переплёту - орнамент в стилизации под старорусскую книгу, с сюжетными форзацами, в разделе иллюстраций - и миниатюры из старинных книг и рукописей, и фотографии храмов, формат необычен. Даже объём вызывал почтение: 9/8 - почти 500 страниц. И тираж неплохой для такого научного издания - 50 000.
Замечу: академику было около 70 лет, когда он «придумал» эту грандиозную идею - завершал библиотеку, когда приближалось 85-летие.
Тревоги! Готовится 7-й том - и вдруг от Лихачёва письмо - обжигающее!
Не надо думать, что авторитет академика спасал в доперестроечные времена от пристальных взглядов партначальства. Оно уже по первому тому уловило: Лихачёв и ИХЛ затеяли неслыханно-невиданную для советского атеистического книгоиздания антологию православной литературы. Правильно догадывались - так и было.
И именно по этой причине понадобилось хитрить. К примеру, свою задачу я видел в том, чтобы этот важный для отечественной культуры замысел уберечь от лобовых атак партцензоров. Пришлось прибегать к камуфлированию-маскировке.
Знал, что высокое от партидеологии начальство читать тома не будет, будет лишь листать, а значит, перво-наперво натолкнётся на иллюстрации и по ним станет судить, о чём речь в библиотеке. Но я давно исповедовал хитрованное: если театр, как сказано, начинается с вешалки, так книга - с переплёта и с картинок. Вот и затребовал, чтобы раздел с иллюстрациями включал не просто церковную символику, но и что-то светское, благо, что и на это оказалась щедра древнерусская культура.
Лихачёв тоже проявил осторожность. Не предлагал печатать «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона . Надеюсь, что нынешнему читателю не надо пояснять, по какой причине: то «Слово…» сугубо во славу православия - пропаганда-де религии! Он стал пропагандировать это сочинение только в «перестройку» - напечатал его и свою статью о нём в Альманахе библиофила за 1989 год, что вышел в ознаменование, как было указано на переплёте, «Тысячелетия русской письменной культуры. 988–1988».
Итак,1985-й - письмо; сколько же всего в нём:
«Дорогой Валентин Осипович! Я очень ценю Ваше отношение к “Памятникам литературы древней Руси”. Но у меня принцип: не делай ничего, чтобы шло вразрез с моими убеждениями и за что потом пришлось бы стыдиться. Сейчас вопрос о церкви настороженный, а, допустим, через 10 лет он станет менее напряженным (после юбилея крещения). Зачем “временные высказывания”?
Я был в разговоре с Н.Н. Акоповой (заведующая редакцией. - В.О.) раздражен “общей ситуацией”, нажимом на сектор др/евней/ р/усской/ л/итературы/ по этой линии вообще - со стороны разных лиц и учреждений. Это именно и обязывает меня сказать, что издание я готов прекратить, если оно вызывает опасения.
Я понимаю, что Ваше положение более сложное, чем мое. Вы свернуть издание не можете. Поэтому я прошу у Вас извинения, что думаю только о своем добром имени. Я не отступаю при этом от своих позиций и, скажем, приглашать историков для дополнительных статей не соглашусь. Кое-что я убрал и добавил три страницы о положении церкви в др/евней/ Руси. Это максимум того, что я могу сделать. Рад, что удовлетворю издательство.
Но труднее положение будет со Смутой. Там была борьба с поляками-католиками, и поэтому церковный элемент в патриотических сочинениях резко возрос.
Трудно будет и со старообрядческими сочинениями.
Но сокращать что-либо нельзя. Придется ждать времени, когда религиозный вопрос станет менее острым. Что делать? Издание - хорошо, но истина дороже.
Шлю Вам самые хорошие пожелания. Привет Нат/алии/ Ник/олаевне/, которая всё это вытерпела от меня.
Искренне Ваш Д. Лихачев. Извините за почерк. 20.05.85».
Ответное послание. Не час, не два обсуждали это письмо и с главным редактором, и с заведующей редакцией.
И не дрогнули, хотя я - не скрою - перепугался явной паники в настроении главного союзника.
Размышлял: Лихачёв непредсказуем. Вот публично заявит, что прекращает издание, так попробуй потом возобновить. Знал психологию работников ЦК: никаких громких протестов, которые бы спровоцировали разбирательства! Разбирательство коли случится, так будет иезуитским: директору прикажут - издание с пропагандой православия прекратить, но так, чтобы не от имени ЦК, но только от имени директора и чтоб - ни-ни! - никаких протестов от Лихачёва.
Надо успокаивать Лихачёва. Я - за ответное письмо, в нём и такие строки: «Издательство гордится библиотекой и осуществляет немалую работу по исполнению Вашей идеи, которая столь естественно слилась с патриотическими чаяниями редакции».
Далее я посчитал необходимым познакомить Лихачёва и с моим личным отношением к изданию: «Кое-что сделано и мною (эти не очень-то скромные слова лишь с одной целью - доказать Вам, что и директор ничуть не замышляет чего-либо плохого для библиотеки): вспоминайте, что без всяких проволочек исполнил Вашу просьбу об увеличении количества томов, стремился сократить время выпуска библиотеки, подсказал необходимость улучшения ее художественного оформления и кое-что иное, давал библиотеке добрые оценки в печати и у себя в издательстве на собраниях».
В самом конце письма выписал:
«Уверяю Вас, что издательство не даст в обиду наше общее и столь нужное народу и нашей социалистической культуре дело. Будете в Москве - ждем в гости».
Признания в хитрованности. Достаточно ли, однако, письма? Конечно, надо отправляться в Ленинград. Сидение за столом было долгим. Там я и посвятил Лихачёва, как нелегко далась наша с ним общая забота увеличить количество томов. Хитрованность помогла. Это я в объяснениях с начальством пошёл на такую вот агитацию: «Увеличим число сочинений XVII века, что повлечёт увеличение числа сугубо светских произведений, не религиозных».
Ленинград - Вёшенская: единомышленники!
Кто бы мог подумать, что Дмитрия Лихачёва и Михаила Шолохова могло что-то связывать. Ни разу ничего ни от кого я на это счёт не слышал.
Михаил Шолохов
2010 год. Идёт в ИМЛИ имени Горького научный семинар тех, кто связан с Шолоховской энциклопедией. Сижу рядом с Людмилой Петровной Разогреевой. Она заместитель директора по науке Шолоховского Музея-заповедника в Вёшенской. Смотрю, достала какую-то яркую книгу. Она перехватила взгляд и преподносит - в дар. Читаю: «Библиотека М.А. Шолохова. Книги с автографами. Каталог». Листаю и вдруг - о, удивление:
Автограф академика Д.С. Лихачёва «Михаилу Александровичу Шолохову с искренним уважением. Д. Лихачев. 30.12.62».
Он выписан по титульному листу его книги «Культура Руси времен Андрея Рублева и Епифания Премудрого».
И - мало того: тут же, на этой странице, идёт письмо, да какой ещё огромной общественной важности! Людмила Петровна поясняет: две книги пришли в тот год - в 1962-й - от Лихачёва в сопровождении письма.
Я бы не стал затевать эту главку с воспроизведением письма и автографа, и не просто потому, что цифра тиража каталога там мала - всего-то «100».
Главное в другом: письмо из Ленинграда в Вёшки состыковалось через 16 лет с письмом из Вёшек в Кремль, а ещё позволило внести новую - неожиданную - строчку в биографии Лихачёва и Шолохова. Итак, письмо, а затем всё остальное.
«Глубокоуважаемый Михаил Александрович! Посылаю Вам две своих брошюры: “Культура русского народа Х–ХYП вв.” и “Культура Руси времен Андрея Рублева и Епифания Премудрого”, а также оттиск статьи “Памятники культуры - всенародное достояние”.
Меня крайне беспокоит продолжающееся варварское уничтожение памятников русской культуры, существующее отношение к культурному наследию русского народа. Если бы мы больше берегли наши русские традиции, русское культурное наследие, не уничтожали бы русский облик наших городов и сел, не лишали бы Москву исторических воспоминаний, ее исторического облика, нам не пришлось бы сейчас защищаться от наплыва безродного абстракционизма, он был бы нам вовсе не страшен. А так… природа не терпит пустоты. Нельзя противополагать сильным современным течениям в искусстве Запада только передвижников.
Если Вам нужны будут сведения о том, что сейчас уничтожается, предназначено к сносу, снято с охраны, гибнет от небрежения и от отсутствия национальной гордости у различных бюрократов-чиновников, - я Вам охотно сообщу (в моей статье по этому поводу дан далеко не полный перечень различных наших национальных несчастий).
Не пора ли нам вспомнить, что мы русские? Не пора ли восстановить в правах ленинское учение о культурном наследии.
С искренним уважением, Д. Лихачев, член-корреспондент АН СССР, лауреат Государственной премии, депутат Ленгорсовета, профессор».
Какое же страстное желание найти в Шолохове союзника. Мне не удалось выяснить, как ответил Шолохов. Зато мне выпало стать соучастником в 1990-е годы обнародования того, что хранилось в особом архиве ЦК - сверхсекретном. Он так и именовался - «Особый архив».
1978-й: письмо Шолохова Брежневу. Огромно оно. И в каждом абзаце требования озаботиться сложившимся принижением духовности русского народа. Пожалуй, главное было сосредоточено в таком вот абзаце:
«Принижая роль русской культуры в историческом духовном процессе, искажая ее высокие гуманистические принципы, отказывая ей в прогрессивности и творческой самобытности, враги социализма тем самым пытаются опорочить русский народ как главную интернациональную силу советского многонационального государства, показать его духовно немощным, неспособным к интеллектуальному творчеству…»
И шли просьбы - конкретные - поддерживать патриотические направления в литературе и искусствах, заняться реставрацией памятников культуры, создать журнал и музей русского быта…
Что в ответ? Он просит «широкого и детального рассмотрения», а ему специально созданная комиссия в оскорбительном тоне - обвинения:
«Разъяснить т. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране и в Российской Федерации, необходимость более глубокого и точного подхода к поставленным им вопросам в высших интересах русского и советского народа. Никаких открытых дискуссий по поставленному им вопросу о русской культуре не открывать…»
Словно школьнику: «Разъяснить… Более глубоко…» Таков закостенелый образ мышления. Гром грянул в конце «перестройки». Общество раскололось не просто на победивших либералов и побеждённых партократов, но и на патриотов при поддержке Церкви и западников при поддержке большинства олигархов.
Валентин ОСИПОВ
В год столетия Великой Октябрьской социалистической революции определились две тенденции в отношении к ее вождю - Владимиру Ильичу Ленину. Это тиражируемая в СМИ ненависть к нему самопровозглашенной "интеллектуальной аристократии", обслуживающей олигархически-чиновничью власть, и потребность всего, что есть честного и мыслящего в российском обществе, защитить народную память о гении русской революции. Революции, давшей миру прообраз его будущего - Советский Союз. Для каждого же члена КПРФ столетие Великого Октября - прекрасный повод обратиться к личности Ленина, чтобы, оставаясь наедине с ним при изучении его трудов, брать у него уроки воспитания в себе коммуниста.
Очень важная вещь в "Материализме и эмпириокритицизме"
В советской литературной Лениниане немало произведений, созданных на основе изучения ленинских источников. Авторы этих произведений не только известные писатели (Валентин Катаев и Эммануил Казакевич), драматурги (Николай Погодин и Михаил Шатров), публицисты (Эрнст Генри и Валентин Чикин), но и философы, из-под пера которых вышли популярные работы для молодежи: Эвальд Ильенков и Генрих Волков. Особое место в этом ряду занимает Мариэтта Шагинян. В 1972 году ее тетралогия "Семья Ульяновых" была удостоена Ленинской премии.
В заключительной ее части - "Четыре урока у Ленина" - Шагинян осуществила, как мы считаем, художественно-философское исследование, цель которого - показать нерасторжимую связь материалистического мировоззрения Владимира Ильича с его отношением к людям. К ленинским урокам, по Шагинян, мы и обратимся в нашей статье.
Начнем с того, что отметим жесткую критику Мариэттой Шагинян порочной практики изучения ленинских работ, что, увы, утвердилась в советское время в системе партучебы. Программа изучения охватывала много трудов Ленина, но изучались они не целиком, а фрагментарно, с указанием страниц, нужных для прочтения по тому или иному вопросу: от такой-то до такой-то страницы. "Считаю для себя счастьем, - пишет Шагинян, - что я избегла... этой пестроты знакомств с книгой по кусочкам и смогла прочитать Ленина том за томом, каждое произведение в его целостном виде. Правда, не имея ни консультанта, ни старшего товарища, который "вел" бы меня в этом чтении, я часто "растекалась мыслью" по второстепенным местам, увлеченная какой-нибудь деталью, и упускала главное. Зато детали эти мне потом пригодились. Одна из таких деталей, останавливающая внимание на первых же страницах "Материализма и эмпириокритицизма", помогает, мне кажется, понять очень важную вещь: связь индивидуализма в характере человека со склонностью его мышления к теоретическому идеализму". Далее у Шагинян мы читаем: "Ленин, издеваясь над "голеньким" Эрнстом Махом, пишет, что, если он не признает объективной, независимо от нас существующей реальности, "...у него остается одно "голое абстрактное" Я, непременно большое и курсивом написанное Я..."
Фрагментарное изучение (если это можно назвать изучением) ленинских источников явилось одной из причин формального, потребительски-карьеристского отношения к идейно-теоретическому наследию В.И. Ленина. Достаточно было заучить набор цитат из Ленина, чтобы создать впечатление об идейно-теоретической эрудиции и тем самым замаскировать карьеристскую, эгоистическую направленность личности, ее сугубый индивидуализм. Короче говоря, с именем Ленина на устах действовать против дела Ленина - дела рабочего класса, должного, по Марксу и Ленину, осуществлять свою диктатуру, вплоть до построения коммунизма.
Конечно же, далеко не каждый стоящий на позиции теоретического идеализма непременно есть индивидуалист. История знает множество примеров героического самопожертвования во имя спасения Отечества людей верующих, в том числе и тех, кто пытался соединить религию с наукой. Тот же Богданов, которого Ленин подверг беспощадной критике в "Материализме и эмпириокритицизме", во имя науки пожертвовал собой: исследуя возможности человеческого организма в экстремальных ситуациях, сознательно произвел над собою медицинский эксперимент, приведший к смертельному исходу. Но индивидуализм, ставший стержнем характера человека, с неизбежностью ведет его к идеализму, и нередко в формах, опасных для людей (от абстрактного гуманизма, за который массы расплачиваются кровью, до фашизма).
Для коммуниста переход на позиции идеализма, прикрытого марксистско-ленинской фразеологией, всегда чреват отрывом от партии, от рабочего класса, от народа. Чреват идейным перерождением, а в конечном счете - предательством научных идей и живых людей.
Что такое "новое мышление" М. Горбачева, как не чистейшей воды идеализм в политике: "Мы плывем в одной лодке"! Иными словами, мир капитализма и мир социализма, по Горбачеву, обречены на единство: о классовой борьбе между ними, о противоречии между трудом и капиталом надо забыть... И забыли о том в КПСС. Результат известен всему миру. За горбачевский абстрактный гуманизм в политике (а именно он был в основе "нового мышления") народ России до сих пор выплачивает тяжкую дань империалистическому Западу.
Что значит становиться на позицию рядового товарища
Но вернемся к размышлениям Мариэтты Шагинян в "Четырех уроках у Ленина". Читаем, как нам кажется, весьма поучительное для нас - современных коммунистов: "Именно от полноты своего материалистического сознания Ленин очень сильно ощущал реальное бытие других людей. И каждый, к кому подходил Ленин, не мог не чувствовать реальность этого подхода человека Ленина к другому человеку, а значит, не мог не переживать ответно свое человеческое равенство с ним".
Шагинян определяет исходные реального подхода человека Ленина к другому человеку: "его постоянное общение с рабочим классом, привычку в первую очередь думать о простом труженике, о его психологии, его отношении к людям, о его нуждах - и для выработки собственного суждения становиться на позицию "рядовых товарищей". До последних дней жизни сохранил Ильич эту способность никогда не "держаться на расстоянии" от народа, всегда чувствовать себя среди него, становиться на позицию рядового товарища".
Выделим "его постоянное общение с рабочим классом". Речь идет о неразрывной связи Ленина как пролетарского вождя с классом, призванным историей сыграть роль могильщика буржуазии. Но чтобы осознать свою историческую миссию, рабочему классу нужно обрести свое классовое материалистическое сознание в лице наиболее сознательных, наиболее мыслящих пролетариев. Привнесению этого сознания в рабочую среду Ленин посвятил всю свою жизнь интеллигента-революционера, политика-ученого.
В "Что делать?" - в этой настольной книге коммуниста, не раз цитируемой Мариэттой Шагинян, Владимир Ильич писал: "Сознание рабочих масс не может быть истинно классовым сознанием, если рабочие на конкретных примерах и притом непременно злободневных (актуальных) политических фактах и событиях не научатся наблюдать каждый из других общественных классов во всех проявлениях умственной, нравственной и политической жизни этих классов; - не научатся применять на практике материалистический анализ и материалистическуюоценку всех сторон деятельности и жизни всех классов, слоев и групп населения".
В наше время - время общего понижения умственной культуры, вплоть до клипового мышления, вполне может показаться тем же "тоже марксистам", что не реален ленинский максимализм - учить обыкновенных рабочих всестороннему анализу жизни каждого (?!) из общественных классов. Однако у Ленина речь идет об обучении материалистическому анализу прежде всего передовых рабочих, то есть рабочих-интеллигентов, какими были Бабушкин, Шляпников, Шотман и другие. Именно они, а не только революционные интеллигенты, просвещали классовое сознание пролетариев и просвещались сами, будучи вовлеченными в идейную борьбу Ленина с его многочисленными противниками.
А борьба эта была яростной в начале ХХ века (1901 - 1903 гг.), о чем публицистически емко пишет Мариэтта Шагинян, представляя нам картину того времени: "Напряженным оно было, как у бойца передового фронта в момент боя: атакуя и отражая атаки на все четыре стороны, Ильич страстно боролся с приверженцами стихийной практики, - "экономистами"..; с левацкой фразой тех, кто получит позднее название ликвидаторов; с правеющими все более и более плехановцами, будущим лагерем "меньшевиков"; и с опасным дилетантизмом эсеров, бесшабашно возрождавших народничество и терроризм. Буквально мечом и стилетом сверкает проза Ленина в этих атаках". "Он бьется за точность теории, за выковку основных теоретических положений". Не единожды Шагинян обращается к "Что делать?" В.И. Ленина, органично вплетая извлечения из этой книги в ткань своего повествования, в котором сквозной является тема простого труженика.
Для Ленина "думать о простом труженике, о его психологии, его отношении к людям, о его нуждах" означало не снижаться до его обыденного, житейского сознания, а думать, как поднять его на ступеньку выше "в отношении культурном, политическом", то есть как приблизить его к материалистическому (научному) сознанию "с минимумом трений". "Становиться на позицию рядового товарища" означало для Ленина прежде всего уважение его способности к самостоятельному критическому мышлению, его чувства собственного достоинства. В этом отношении не утратило своей актуальности ленинское суждение, высказанное в "Что делать?".
"Я далек от мысли, - писал Ленин, - отрицать необходимость популярной литературы для рабочих и особо - популярной (только, конечно, не балаганной) литературы для особенно отсталых рабочих. Но меня возмущает это постоянное припутывание педагогии к вопросам политики, к вопросам организации. Ведь вы, господа радетели о "рабочем-середняке", в сущности, скорее оскорбляете рабочих своим желанием непременно нагнуться, прежде чем заговорить о рабочей политике и рабочей организации. Да говорите же вы о серьезных вещах выпрямившись и предоставьте педагогию педагогам, а не политикам и организаторам... Поймите же, что самые уже вопросы о "политике", об "организации" настолько серьезны, что о них нельзя говорить иначе как вполне серьезно".
Не "как" и "кто", а "что"
Но как научиться говорить вполне серьезно, чтобы тебя поняли? Данный вопрос стоит перед каждым коммунистом-пропагандистом и агитатором. Чему нас может научить опыт Ленина-оратора?
Этим вопросом задается Мариэтта Шагинян и дает на него свой ответ, акцентируя внимание на особенности публичных выступлений Владимира Ильича. Для начала она воспроизводит впечатление от ленинских выступлений шотландского коммуниста Галлахера. По ее мнению, он сумел точно передать основную особенность Ленина-пропагандиста:
"Я два раза был у Ленина дома и имел с ним частную беседу. Меня больше всего поразило в нем то, что пока я был с ним, я не имел ни одной мысли о Ленине, я мог думать только о том, о чем он думал..." (подчеркнуто М. Шагинян). Вот, наконец, черта, - заключает Мариэтта Шагинян, - за которую может уцепиться мысль. Видеть лицом к лицу Ленина, слышать его голос, может быть, не раз встретиться с ним глазами и, несмотря на это, все время не видеть и не слышать самого Ленина, не думать о нем самом, а только о предмете его мыслей, о том, что Ленин думает, чем он сейчас живет, то есть воспринимать лишь содержание его речи не "как" и "кто", а "что"! Таким великим оратором был Ленин, и так умел он целиком отрешиться от себя самого, перелившись в предмет своего выступления, что слушателю передавалась вся глубина его убеждения, все содержание его мыслей, заставляя забыть о самом ораторе и ни на секунду не отвлечь этим внимания от существа его речи или беседы".
Иллюстрацией к сказанному Шагинян могут служить воспоминания Клары Цеткин о Ленине-ораторе: "Его доклад - мастерский образец его искусства убеждать. Ни малейшего признака риторических прикрас. Он действует только силой своей ясной мысли, неумолимой логикой аргументации и последовательно выдержанной линией. Он кидает свои фразы, как неотесанные глыбы, и возводит из них одно законченное целое. Ленин не хочет ослепить, увлечь, он хочет только убедить. Он убеждает и этим увлекает. Не при помощи звонких, красивых слов, которые пьянят, а при помощи прозрачной мысли, которая постигает без самообмана мир общественных явлений в их действительности и с беспощадной правдой "вскрывает то, что есть".
О прозрачности мысли в ленинском слове удивительно просто и точно сказано Владимиром Маяковским:
Я знал рабочего,
Он был безграмотный.
Не разжевал
даже азбуки соль.
Но он слышал,
как говорил Ленин,
знал - все.
Анализируя особенность ленинского публичного речетворчества, Мариэтта Шагинян выделяет две формы реакции на два типа ораторов: "К одному после его доклада подходишь с восхищением и поздравлением: "Как вы прекрасно, как блестяще выступили!" И к другому подходишь и говоришь не о том, как он выступал, а сразу же о предмете его речи, захватившем, заинтересовавшем, покорившем вас. Подчеркнув красным крестиком глубокие и бесхитростные слова Галлахера, я сделала для себя такой вывод: если аудитория начнет после твоего доклада хвалить тебя и восхищаться тобой, значит, ты плохо сделал свое дело, ты провалил его. А если разговор сразу же пойдет о предмете и содержании твоего доклада, как если б тебя самого тут и не было, значит, ты хорошо выступил, сделал свое дело на "пять".
"Никто и никогда ничего вам не даст, ежели не сумеете брать"
Чтобы воспитать в себе пропагандиста ленинского типа, когда твоя речь воспринимается за ее содержание (не "как" и "кто", а "что"), надо добиваться его ясности и простоты. А для этого нет иного пути, как постоянно упражнять свой ум в постижении новых и новых знаний. С познавательным интересом читается у Шагинян глава "В Библиотеке Британского музея", в которой дан портрет Лениначитателя. Это система в отборе научных источников, широкий их охват, но главное - предельное внимание к внутренней диалектике содержания работ великих авторов: Канта, Гегеля, Фейербаха, Маркса, Энгельса, многих других. Именно она-то, эта диалектика, "вся ушла сквозь пропущенные школьной партучебой страницы, словно рыба через слишком большие ячеи рыбной сети" при изучении трудов Ленина в советском прошлом. Имя Ленина почитали, да плохо его читали. Расплата не заставила себя долго ждать: она пришла в горбачевскую перестройку.
Как уже было сказано, особо напряженным для молодого Ленина оказалось начало ХХ века: ответственнейший момент в истории молодой русской социал-демократии - создание программы ее партии. Именно в этот момент выходит в свет книга Ленина, выдвинувшая его (наряду с Плехановым и, как оказалось, на смену ему) в теоретики рождающейся РСДРП. "Подобно скале среди встречных бурунов, встает его капитальный труд "Что делать?", казалось бы, сотканный из полемики "текущего момента". А на самом деле незыблемый во все времена, удивительно злободневный и для настоящего времени". Эти слова Мариэтты Шагинян стоит повторить и сегодня ввиду их чрезвычайной актуальности.
Но последуем за нею дальше: "Свыше восьми статей "Материалов к выработке программы РСДРП". Огромное количество писем. Ответов на письма, небольших статей в "Искре". "Аграрный вопрос и "критики Маркса"; "Аграрная программа русской социал-демократии"; конспекты лекций "Марксистские взгляды на аграрный вопрос в Европе и в России".
Наконец брошюра "К деревенской бедноте". Объяснение для крестьян, чего хотят социал-демократы" - около двухсот тридцати пяти убористых страниц только об одном аграрном вопросе. Уже по заглавиям можем мы догадаться, как много читал Ленин по аграрному вопросу... Как всегда бывает у подлинного творца, вершиной этих огромных знаний, огромного чтения с карандашом в руках (как читал Ильич), глубинного освоения темы, рождается простота, солнечная простота... - брошюра, адресованная простому малограмотному и вовсе неграмотному читателю - русскому крестьянину".
Насколько Ленин был предельно внимателен и чуток к отсталому рабочему и малограмотному русскому крестьянину, настолько был беспощаден он в обличении тех русских социал-демократов из интеллигенции, коим посылалась из Лондона нелегальная литература, а они не утруждали себя ее освоением, не вчитывались в нее, не распространяли и не комментировали ее в рабочих кружках, но притом требовали от Ленина новых и новых брошюр и называли то, что им шлют, "старьем". Ленин яростно отвечал им: "Это старо! - вопите вы. Да. Все партии, имеющие хорошую популярную литературу, распространяют старье: Геда и Лафарга, Бебеля, Бракке, Либкнехта и пр. по десятилетиям. Слышите ли: по десятилетиям! И популярная литература только та и хороша, только та и годится, которая служит десятилетия. Ибо популярная литература есть ряд учебников для народа, а учебники излагают азы, не меняющиеся по полустолетиям. Та "популярная" литература, которая вас "пленяет" и которую "Свобода" (изданиеэсеров. - Ю.Б.) и с.-р. издают пудами ежемесячно, есть макулатура и шарлатанство. Шарлатаны всегда суетливые и шумят больше, а некоторые наивные люди принимают это за энергию".
В этом ленинском письме к Ленгнику (большевику-искровцу) есть "не для печати" и такие слова: "Никто и никогда ничего вам не даст, если вы не сумеете брать: запомните это". Шагинян совершенно справедливо характеризует данное утверждение Владимира Ильича как вневременное, имеющее абсолютный характер.
Уметь брать у классиков непреходяще ценное, вневременное - об этом между строк речь идет в письме Ленина к Ленгнику. Непреходяще ценное - это искусство владения диалектико-материалистическим методом анализа и оценки социальной действительности. Ему учишься всю жизнь, ибо старые противоречия заявляют о себе в новых условиях и возникают новые, никем еще не исследованные, либо исследованные лишь отчасти.
Ленинское письмо к Ленгнику бичует шарлатанство, верхоглядство, пренебрежение научными знаниями в погоне за модными, а на деле пустыми и чуждыми марксизму "течениями мысли".
Свободна ли КПРФ от поветрий шарлатанства? Увы, нет. Еще можно услышать в партийной среде претенциозное утверждение: "Маркс и Ленин - гении. Но это гении ушедшего прошлого. Тому, что ими написано, более ста лет. На дворе XXI век - век космического мышления. Необходимо сквозь призму нового мышления критически переосмыслить наследие классиков". И переосмысливают... То ставят под вопрос историческую миссию пролетариата (а есть ли он сегодня?). То под лозунгом творческого развития марксизма-ленинизма идут на его ревизию с уклоном в сторону религии, прикрываемой то славянофильством, то евразийством: от Маркса и Ленина назад к Данилевскому и Ильину.
Ленинские уроки Мариэтты Шагинян позволяют, как нам кажется, поставить в КПРФ вопрос о необходимости определения в системе партучебы марксистсколенинского минимума, обязательного для каждого коммуниста, то есть знания отдельных работ К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, И.В. Сталина. Таково наше мнение, которое, конечно же, может быть оспорено в товарищеской дискуссии. Но выветрить шарлатанство из партии без знания коммунистами основ марксизмаленинизма вряд ли возможно.
Чтобы критика велась по существу и была созидательной
Еще один урок, взятый у Ленина Мариэттой Шагинян. Урок непримиримой, беспощадной критики по отношению к тем коммунистам, которые, по ленинскому выражению, теряют "чувство солидарности с партией", отрываются от рабочей массы. Шагинян приводит пример именно такой критики Лениным молодого руководителя германской компартии Пауля Леви. Казалось бы, для нее не было оснований: Леви написал брошюру о стихийном революционном движении (или вспышке его) в марте 1923 года в немецком городе Мансфельде. В ней критика участников движения - рабочих была непримиримо жесткой, хотя и теоретически верной. Рабочие Мансфельда и поддержавшие их пролетарии других городов выступили против невыносимых притеснений со стороны хозяев фабрик и заводов. Действовали они разрозненно, партизанскими отрядами, что создавались стихийно. Но в стычках с полицией держались по-революционному мужественно и смело. Неподготовленность выступления мансфельдских рабочих (в чем, безусловно, была и вина коммунистов), его непродуманность, низкая дисциплина, слабая связь с пролетарскими массами обрекли его на провал. Обо всем этом и написал Пауль Леви. Написал резко, категорично и вроде бы верно, забыв об одном: воздать должное революционной смелости рабочих, обретению ими пусть и горького, но ценного опыта борьбы с капиталом.
Критика Леви революционного выступления немецких пролетариев вызвала резко негативное отношение к нему в Коминтерне. Защищать его как "молодого, талантливого, подающего надежды" руководителя германских коммунистов взялась Клара Цеткин. За помощью она обратилась к Ленину: "Намерения Пауля Леви были самые чистые, самые бескорыстные... сделайте все возможное, чтоб мы не потеряли Леви!"
Но Ленин не внял просьбе чрезвычайно уважаемой им Клары. Вот что он ей сказал: "Пауль Леви, к сожалению, стал особым вопросом... Я считал, что он тесно связан с пролетариатом, хотя и улавливал в его отношениях к рабочим некоторую сдержанность, нечто вроде желания "держаться на расстоянии". Со времени появления его брошюры у меня возникли сомнения на его счет. Я опасаюсь, что в нем живет большая склонность к самокопанию, самолюбованию, что в нем - что-то от литературного тщеславия. Критика "мартовского" выступления была необходима. Но что же дал Пауль Леви? Он жестоко искромсал партию. Он не только дает очень одностороннюю критику, преувеличенную, даже злобную, - он ничего не делает, что позволило бы партии ориентироваться. Он дает основание заподозрить в нем отсутствие чувства солидарности с партией".
По Ленину, односторонняя, преувеличенная, а то и злобная критика внутри партии, когда критикуемый подвергается моральному расстрелу, есть критика разрушительная. Именно такой она была в печально известном докладе Хрущева о пресловутом "культе личности Сталина". Эта критика и послужила отправной точкой разрушения партии, советского общества и СССР. Ленинская критика могла быть убийственной, но в полемике с классовым врагом, никак не в отношении товарищей по партии. Внутрипартийная критика Ленина всегда была созидательной. Даже будучи жестко принципиальной, требовательной, она опиралась на лучшие черты критикуемых, а не на худшие. Уважая их человеческое достоинство, давала перспективу исправления допущенных ими ошибок.
Бережное отношение к самолюбию человека особо проявлялось Лениным в критике ошибок молодых товарищей.
Поучительно в данной связи приведенное Шагинян воспоминание В. Мюнценберга - организатора швейцарской молодежи - о его совместной работе с Лениным в десятых годах ХХ века: "Его критика никогда не оскорбляла нас, мы никогда не чувствовали себя отвергнутыми, и, даже подвергая нас самой суровой критике, он всегда находил в нашей работе что-нибудь заслуживающее похвалы".
Когда же Ленин допускал сбой в тоне и такте товарищеской критики, он находил в себе силы признать это и извиниться. Когда в июне 1921 года, в дни жаркой дискуссии на III конгрессе Коминтерна о тактике германской компартии, Ленин пришел к заключению, что был слишком резок в своей критике, он написал членам немецкой делегации следующее письмо: "Я получил копию вашего письма Центральному Комитету нашей партии. Большое спасибо. Свой ответ я сообщил вчера устно. Пользуюсь этим случаем, чтобы подчеркнуть, что я решительно беру назад употребленные мною грубые и невежливые выражения и настоящим повторяю в письменной форме свою устную просьбу извинить меня". Много ли найдется подобных примеров в нашей внутрипартийной жизни?..
К кому Ленин был неумолим в своей резкости, так это к тем, кто посягал на единство партии - идейное, организационное, нравственно-политическое. В период кризиса партии, на Х съезде РКП(б) в марте 1921 года, он, можно сказать, определил кредо внутрипартийной критики: "Всякий выступающий с критикой должен по форме критики учитывать положение партии среди окружающих ее врагов"; "чтобы критика велась по существу, отнюдь не принимая форм, способных помочь классовым врагам пролетариата".
Этика пролетарского вождя
У Мариэтты Шагинян нет завершенных формулировок каждого из четырех ее ленинских уроков. Она рассматривает жизнь Владимира Ильича как художник, живописуя образы его друзей и врагов, образ его бытия как обычного, равного нам человека. Из поведанных ею драматических историй как бы само собой вытекают уроки жизни гения. Из повествования Шагинян можно выделить множество ленинских уроков для нас: уроки диалектики, научного анализа социальной действительности, уроки правды и этики партийной критики, уроки мужества, верности революционному долгу, уроки ораторского мастерства и прочие.
Ленин в простоте его гениальности раскрывается прежде всего в его сочинениях. Было бы лукавством утверждать, что все они читаются легко, без каких-либо трудностей их восприятия. Легко ли читать "Государство и революцию", не говоря уж о "Материализме и эмпириокритицизме"? Да и "Что делать?" не прочтешь на одном дыхании. Чем ценны ленинские уроки Мариэтты Шагинян, так это, в первую очередь, тем, что в них прямо говорится о серьезной подготовке к усвоению научных текстов, с карандашом в руках, как это делал Ленин, штудируя Маркса, и не только.
Ценны эти уроки и тем, что Шагинян, прежде чем обратиться к анализу конкретной ленинской работы, повествует о конкретно-исторической ситуации ее создания и выделяет в ней конкретно-исторический смысл и смысл вневременной, методологический. Говорит она также о том, что переживал в это время Ленин, за что и против кого он боролся, кто были его друзья и враги. Все это позволяет воспринимать написанное им в эмоциональной окраске, сопереживать вместе с ним анализируемые им события.
История личности гения чрезвычайно интересна и поучительна. О многом из нее сказано Мариэттой Шагинян. Но есть в поведанном ею три момента жизни Владимира Ульянова-Ленина, представляющих, как нам думается, наиболее наглядно его этику революционера и политика. Это - его нравственная чувствительность и самоотрешенность как политического бойца, пуританская неприхотливость в быту, повседневная забота о простых людях - рядовых товарищах.
Владимир Ильич Ленин уже в молодые годы прошел закаляющую школу политической борьбы. Как говорится, умел держать удар и наносить разящие удары по классовому противнику. Был мастером полемики в яростной идейной схватке.
"Но, - пишет Шагинян, - личные нападки не могли все же, вплетаясь в идейную борьбу... не изводить и не мучить его. "Нервы у Владимира Ильича так разгулялись, что он заболел тяжелой нервной болезнью - "священный огонь", которая заключается в том, что воспаляются кончики грудных и спинных нервов", - писала в конце лондонского периода Надежда Константиновна".
Это воспоминание Крупской подтверждает простую истину: Ленин не щадил себя. Он знал, что избранная им судьба революционера потребует готовности ко всему, в том числе и к преждевременной смерти. Он не раз рисковал своей жизнью. Офицер, посланный для ареста Ленина по приказу Временного правительства в июле 1917 года, имел указание убить его, так сказать, "при попытке к бегству". Не забудем и о выстреле Каплан.
Ленин был необычайно жизнелюбив, но подчинил все личное революционной деятельности и вел пуританский образ жизни, в быту отличался предельной скромностью. Шагинян приводит воспоминание одного из его современников:
"Всем известно, что Ленин вел очень скромный образ жизни как за границей, так и в России. Жил он невероятно скромно".
Знавший Ленина еще в годы первой мировой войны в Цюрихе итальянский коммунист Ф. Мизиано рассказывал: "Я тогда часто захаживал в ресторан Народного дома. Там подавались обеды трех категорий: за 1 фр. 25 сант. - "аристократический", за 75 сант. - "буржуазный" и за 50 сант. - "пролетарский". Последний состоял из двух блюд: супа, куска хлеба и картошки. Ленин неизменно пользовался обедом третьей категории". Его скромность и неприхотливость в быту стали музейной редкостью в поздней КПСС, за что она и поплатилась. Не забыть бы об этом в КПРФ.
Из всех драматических историй из жизни Ленина, рассказанных Мариэттой Шагинян, одна более других не дает нам покоя... Шел октябрь 1923 года. Казалось, Владимир Ильич стал оправляться от удара: мог ходить, двигать левой рукой и произносить, хотя и с трудом и неясно, отдельные слова. Единственное слово, которое он произносил четко, было "вот-вот". В конце октября к нему приехали И.И. Скворцов-Степанов и О.Я. Пятницкий. Стали рассказывать о выборах в Московский Совет. Владимир Ильич не выказал большого внимания к их рассказу. Но как только посетители повели разговор о поправках к наказу рядовых рабочих Московскому комитету партии, он стал предельно внимателен при перечислении этих поправок: об освещении слободок, где живут рабочие и городская беднота, о продлении трамвайных линий к предместьям, где живут рабочие и крестьяне, о закрытии пивных и пр.
По словам Пятницкого, "Ильич... своим единственным словом, которым он хорошо владел: "вот-вот" стал делать замечания во время рассказа с такими интонациями, что нам вполне стало ясно и понятно, так же, как это бывало раньше, до болезни Ильича, что поправки к наказу деловые, правильные и что нужно принять все меры, чтобы их осуществить". Ленину оставалось жить менее трех месяцев...
Здесь предоставим слово Мариэтте Шагинян: "Таков предсмертный урок Ленина, данный им каждому коммунисту. И пусть слышится нам его "вот-вот" всякий раз, когда совесть наша подсказывает нам главное, что надо сделать коммунисту, на что обратить внимание в работе с людьми". Всякий раз, когда в руках оказывается то или иное произведение Ленина и глаза бегут по строчкам его текста, ты остаешься наедине с гением и твоим современником. Какое это счастье, что есть Полное собрание сочинений Владимира Ильича, что, перечитывая его труды заново, ты видишь революционное будущее России и мира. Другим, по Ленину, оно быть не может. В непрерывном революционном мышлении и действии - весь Ленин, в его жизни и его бессмертии.
