Последние дни власти адмирала колчака. Штрихи биографии Колчака. Военный переворот и прих Колчак в свержении уфимской директории

⁰

Подготовка переворота 18 ноября. – Арест Директории. – Верховный правитель.

Покинув железнодорожный вагон (свое первое пристанище в Омске), адмирал перебирается в город. В дальнейшем он поселился в особняке на берегу Иртыша, где и жил вплоть до эвакуации.

Омск, хотя и был уже тогда одним из крупнейших городов Сибири, но по российским меркам был достаточно провинциален и насчитывал до революции 130 тысяч жителей. (Для сравнения: в Петрограде накануне революции проживало 2 миллиона человек, в Москве – 1 миллион 600 тысяч, в Варшаве – 800 тысяч, в Одессе и Киеве – по 600 тысяч). Но, будучи важным железнодорожным узлом, к тому же расположенным в крае со значительной долей казачьего населения, сыгравшего активную роль в свержении советской власти, он притягивал многих из тех, кто бежал из европейской России на восток после Октября.

Разговоры о необходимости диктатуры становились все настойчивее по мере военных поражений Директории. С Колчаком встретился В.Н. Пепеляев, который сообщил ему, что «Национальный центр» обсуждал вопрос о нем как о кандидате в диктаторы, втором после генерала Алексеева. Колчак в принципе не возражал и дипломатично сказал о варианте принятия на себя роли диктатора как о «жертве», которую он может принести, «если будет нужно» (так записал в своем дневнике Пепеляев). Таким образом, адмирал был осведомлен о планах заговорщиков и не возражал против предлагаемой ему роли. Конечно, конкретная дата переворота могла быть ему неизвестна – но и только.

В то же время очевидно, что в подготовке переворота он лично не участвовал, – это подтверждается всеми мемуаристами. В дни, предшествовавшие этому, Колчак отбыл в поездку на фронт для личного ознакомления с положением армии и с ее командным составом. Его сопровождал английский полковник Джон Уорд. Из бесед с общественными, политическими и военными деятелями как в Омске, так и на фронте адмирал окончательно уяснил, что Директория не пользуется никаким авторитетом, особенно в армии.

Раздражение военных против Директории нарастало по мере усиления межпартийной распри в правительственном лагере. Незадолго до описываемых событий на торжественном обеде, устроенном Директорией в честь союзников, произошел скандал. Группа казачьих офицеров в нетрезвом виде потребовала от оркестра исполнения монархического гимна «Боже, царя храни». При этом чиновника министерства, не вставшего при исполнении царского гимна, обозвали «паршивым эсером».

В эти дни стало известно о победе стран Антанты над Германией и ее союзниками и окончании мировой войны. Поездка была прервана, по воспоминаниям полковника Уорда, уведомлением о необходимости срочно вернуться в Омск. Источник уведомления Уорд не называет. Надо полагать, оно исходило от заговорщиков из Ставки. На обратном пути Колчак встретился с генералом В.Г. Болдыревым. На вопрос адмирала о положении в Омске Болдырев ответил неопределенно: «Идет брожение среди казаков, в особенности говорят о каком-то перевороте, выступлении, но я этому не придаю серьезного значения». Вернулся Колчак в Омск вечером 17 ноября – всего за несколько часов до переворота.

В городе было неспокойно. К адмиралу в тот вечер заходили офицеры из Ставки и казачьих частей. Велись уже прямые разговоры о смене власти и о том, что он должен принять на себя роль диктатора. Колчак уклонился от прямых предложений возглавить переворот. «У меня армии нет, я человек приезжий, – говорил он, – и не считаю для себя возможным принимать участие в таком предприятии». Все же он соблюдал осторожность.

Но, не соединившись формально с заговорщиками, Колчак и не выдал их, хотя к нему заходил в тот вечер сам глава Директории Авксентьев. По своим взглядам он симпатизировал им, но считал необходимым соблюсти хотя бы видимость законности.

Ударную силу заговора составляли военные, в том числе чуть ли не все офицеры Ставки во главе с генерал-квартирмейстером Ставки полковником А. Сыромятниковым. Наиболее активную роль играли офицеры-казаки. Политической «пружиной» заговора были упоминавшийся кадетский эмиссар В.Н. Пепеляев и близкий к правым кругам министр финансов Директории И.А. Михайлов. В их планы были вовлечены часть министров, видные деятели буржуазных организаций.

Об участии в организации переворота английской военной миссии, о чем утверждала советская пропаганда, документов нет. В основном эти зыбкие утверждения базировались на голословных обвинениях со стороны их французских коллег, выдвинутых впоследствии, после краха Белого дела, когда большинство причастных к нему, в том числе и союзные представители, стали искать «виноватых» между собой. Намеренно преувеличивая таким образом роль англичан, французы пытались тем самым возложить на них максимум ответственности за дальнейшее. Но никаких фактов, подтверждающих это, нет – доказано лишь, что офицеры британской военной миссии были поставлены в известность о планах заговорщиков и гарантировали им свое невмешательство. Остальное относится к области домыслов, основанных на близости Колчака с англичанами (ни он, ни они не скрывали взаимных симпатий) и на том, что в период его пребывания у власти офицеры английской миссии теснее других сотрудничали с ним и наиболее добросовестно помогали ему. Но это было уже после переворота, а не до него.

В этом отношении особенно эксплуатировалась фраза главы английской военной миссии генерала Альфреда Нокса, встречавшегося с Колчаком еще в Японии и после этой встречи доносившего своему начальству, что «нет никакого сомнения в том, что он является лучшим русским для осуществления наших целей на Дальнем Востоке». В глазах советских пропагандистов это служило одним из аргументов в пользу версии о режиме Колчака как «ставленника Антанты». Все это грубое упрощение, как и прямая фальсификация факта, что якобы Колчак прибыл в Сибирь вместе с Ноксом (эта ложь попала даже в Большую советскую энциклопедию). На самом деле последний еще долго оставался на Дальнем Востоке. Другое дело, что Нокс по заданию своего правительства зондировал почву в русских военных и политических кругах на предмет выяснения перспектив и методов борьбы с большевизмом, в свержении которого союзники были безусловно заинтересованы. Собеседники обменивались мнениями, изучали друг друга. Колчак стремился выяснить, в каких формах и масштабах можно ожидать помощи со стороны Англии.

Могут возразить: британская секретная служба всегда работала чисто, не оставляя следов. Но среди офицеров британской миссии не было ни одного сотрудника спецслужб, более того, единственным специалистом по России был упомянутый генерал А. Нокс. Остальные совершенно не ориентировались во внутренних русских делах; их наивность доходила до уверенности, что в борьбе против Колчака, которого они считали мудрым политиком и «либералом», большевики «коварно объединились» не с кем-нибудь, а… с монархистами! (см. мемуары полковника Дж. Уорда).

Что же, спросят, англичане были так слепы? Нет, просто Колчак, когда этого хотел, умел быть очень обаятельным и убедительным, к тому же ему это было нетрудно с людьми, искренне ему симпатичными, а он всегда симпатизировал англичанам. Так что скорее не англичане его использовали, а наоборот, он их использовал. И «романтическую» версию о «незримой руке туманного Альбиона» следует отбросить.

Роли между участниками заговора были четко распределены: назначены связные, исполнители, каждый отвечал за свой участок. Ненадежные воинские части были заблаговременно под разными предлогами выведены из города. На генерала Р. Гайду возлагалась нейтрализация чехов. В.Н. Пепеляев «вербовал» министров и общественных деятелей. Один из офицеров был приставлен наблюдать за выехавшим на фронт главнокомандующим В.Г. Болдыревым, чтобы не допустить «утечки» к нему информации. Все было готово…

Переворот произошел в ночь на 18 ноября 1918 года. Около 300 казаков во главе с офицерами окружили дом, где остались на ночное заседание глава Директории Авксентьев, член Директории Зензинов и товарищ министра внутренних дел Роговский. Кроме них, был арестован той же ночью в гостинице член Директории Аргунов. Все это были эсеры, представлявшие демократическое «лицо» власти.

Из воспоминаний бывшего члена Директории В. Зензинова:

«Вечером 17 ноября… мы мирно беседовали за чаем и уже собирались расходиться по своим домам, когда вдруг в половине первого ночи в передней квартиры Роговского неожиданно раздался топот многочисленных ног и к нам с криками «руки вверх!» в комнату ворвались несколько десятков офицеров с направленными на каждого из нас револьверами и ружьями. Под угрозой немедленного расстрела они запретили нам двигаться с места и заявили нам троим, что мы арестованы. На наш вопрос, кто осмелился дать им приказ об аресте законного правительства, они отвечать отказались. Большинство из них были пьяны и сильно возбуждены. В таких случаях револьверы обычно начинают стрелять сами, и можно только удивляться, как это тогда не случилось».

Директория уже находилась в изоляции. Ни одна воинская часть омского гарнизона не выступила в ее защиту. Батальон охраны Директории, состоявший в основном из эсеров, был разоружен. По свидетельству офицера этого батальона, опубликованному уфимской эсеровской газетой «Народ» 26 ноября, прибывшие арестовывать Директорию офицеры сказали начальнику караула, будто присланы «сменить охрану» ввиду опасности нападения. Тот заподозрил неладное, но, видя, что силы неравны, уступил, однако тайком послал гонца в казармы батальона на вокзал. Командир было поднял батальон по тревоге, но тут подоспел отряд участников переворота. После предупредительного пулеметного залпа батальон охраны, потеряв одного человека, сдался; у них отобрали оружие и вскоре отпустили. Тем все и кончилось.

Из позднейших показаний А.В. Колчака на допросе следственной комиссии в Иркутске:

«О совершившемся перевороте я узнал в 4 часа утра на своей квартире. Меня разбудил дежурный ординарец и сообщил, что меня просит к телефону Вологодский (председатель Совета министров – В.Х.). Было еще совершенно темно. От Вологодского я узнал по телефону, что ночью около 1–2 часов были арестованы члены Директории... Около 6 часов Совет министров собрался».

Хотя падение Директории и предвидели, большинство подчиненных ей министров, поставленных перед фактом ареста ее членов, были несколько растеряны. Заседание повел премьер-министр П.В. Вологодский. После того, как Виноградов в знак протеста сложил с себя полномочия члена Директории, ситуация несколько упростилась. Директория была признана фактически несуществующей. Совет министров взял власть в свои руки и постановил избрать военного диктатора с передачей ему всей полноты власти.

Поскольку кандидатура Колчака была предложена на тайное голосование, он с заседания на время «выборов» удалился. В итоге 13 из 14 голосов было подано за него и 1 – за отсутствовавшего Болдырева.

В тот же день Совет министров принял «Положение о временном устройстве государственной власти в России». Колчаку присваивался титул Верховного правителя России (первого и последнего в ее истории). Одновременно он становился Верховным главнокомандующим и был произведен из вице-адмиралов в «полные» адмиралы.

Официальное обоснование и формулировка переворота в принятых Советом министров и опубликованных в тот же день документах выглядели так:

«Вследствие чрезвычайных событий, прервавших деятельность Временного всероссийского правительства (т.е. Директории – В.Х.), Совет министров… постановил принять на себя всю полноту государственной власти».

И тут же, в следующем документе: «Ввиду тяжкого положения государства и необходимости сосредоточить всю полноту верховной власти в одних руках, Совет министров постановил: передать временно осуществление верховной государственной власти адмиралу Александру Васильевичу Колчаку, присвоив ему наименование Верховного Правителя».

Принятое наспех в тот же день «Положение о временном устройстве государственной власти в России» определяло в общих чертах компетенции Верховного правителя как временного диктатора и Верховного главнокомандующего. Неделю спустя Совмин определил размер жалованья Верховному правителю в сумме 4 тысячи рублей в месяц (в условиях инфляции тех лет это было сравнительно немного) плюс 16 тысяч на представительские расходы.

Председателем Совета министров остался занимавший эту должность при Директории беспартийный, близкий к кадетам сибирский адвокат Петр Васильевич Вологодский (в прошлом – областник). Для Колчака он являлся компромиссной фигурой и служил символом легитимности его режима. Своим приказом Колчак объявил о вступлении в верховное командование вооруженными силами и освобождении с этой должности генерала В.Г. Болдырева. Последний находился в Уфе на банкете, когда его вызвал к прямому проводу Колчак и сообщил о происшедшем перевороте. Растерянный генерал забормотал что-то об угрозе новой гражданской войны, но Колчак резко оборвал его: «Генерал, я не мальчик! Я взвесил все и знаю, что делаю. Благоволите немедленно выехать из Уфы». После колебаний Болдырев подчинился.

В правительственной декларации от 20 ноября необходимость перехода к диктатуре обосновывалась четырьмя факторами: а) чрезвычайным напряжением борьбы с большевиками; б) трудностями формирования и обеспечения армии; в) покушениями на власть «справа» и «слева»; г) отсутствием единства власти и растущим произволом на местах.

Все эти акты новой власти, наряду с официальным обращением Колчака к населению, были спешно доведены до населения и армии. В тот же день Колчак приказал освободить из-под стражи арестованных членов Директории. Через два дня они были высланы за границу и погружены в поезд, который вывез их в Китай.

Так бесславно закончила свое существование очередная «всероссийская» демократическая власть.

2 События 18 ноября

3 Реакция на события 18 ноября

4 Оценка событий 18 ноября в историографии

5 Примечания

Литература

7.1 Воспоминания участников событий
7.1.2 Научные исследования

Введение

Прихо́д к вла́сти адмира́ла Колчака́ - события 18 ноября 1918 года в Омске, связанные с арестом казаками и офицерами левого крыла Директории и последующим решением Совета министров о передаче власти военному командованию с избранием на этот пост военного и морского министра адмирала А.В. Колчака.

1. Предыстория

После целого ряда понесенных военных поражений и потери Ижевска авторитет Директории в глазах армии чрезвычайно упал. Временное Всероссийское правительство не обладало реальной властью, а с неудачами на фронте настроение офицерства становилось все более консервативным. По итогам своей деятельности социалистическая Директория оказалась изолированной от единственной реальной противобольшевистской силы . Назрел правительственный кризис, вызванный недовольством военной среды.

Современный историк В.Д. Зимина считает, что события в Омске 18 ноября 1918 года явились результатом развернувшейся после освобождение от большевиков Поволжья и Сибири борьбы двух систем государственного управления: омского внепартийного «правого» принципа, олицетворявшегося Временным Сибирским правительством, и самарского узкопартийного «левого» в лице КОМУЧа. В борьбе принимало участие около 20 противобольшевистских правительств .

1.1. Повод конфликта

Непосредственным поводом для конфликта считалось циркулярное письмо-прокламация ЦК партии эсеров, написанное лично В. М. Черновым и распространённое по телеграфу 22 октября 1918 г. с традиционным для революционных воззваний того времени заглавием «Всем, всем, всем» , в котором осуждался переезд Директории в Омск, выражалось недоверие недавно сформированному Временному Всероссийскому правительству, а также говорилось буквально следующее :5 :

В предвидении возможных политических кризисов, которые могут быть вызваны замыслами контрреволюции, все силы партии в настоящий момент должны быть мобилизованы, обучены военному делу и вооружены, с тем, чтобы в любой момент быть готовыми выдержать удары контрреволюционных организаторов гражданской войны в тылу противобольшевистского фронта. Работа по вооружению, сплачиванию, всестороннему политическому инструктированию и чисто военная мобилизация сил партии должны явиться основой деятельности ЦК…

Этот призыв не мог расцениваться иначе, как призыв к формированию «незаконных вооружённых формирований» , говоря языком начала XXI века :5 .

2. События 18 ноября

«Приказъ Верховнаго Правителя и Верховнаго Главнокомандующаго Адмирала Колчака.» к офицерам и солдатам Русской армии от 25 июня 1919 года. № 153. Стр. 1

В ночь на 17 ноября 1918 года произошел казавшийся очевидцам малозначительным эпизод, когда на городском банкете в честь французского генерала Жанена трое казачьих офицеров: войсковой старшина В. И. Волков, подъесаул А. В. Катанаев и есаул И. Н. Красильников потребовали исполнить гимн «Боже, Царя храни». У лидеров партии эсеров, присутствовавшие на банкете в качестве представителей Омской Директории, это вызвало чувство досады такой степени, что они сразу же обратились к военному министру А. В. Колчаку и потребовали ареста казачьих офицеров за «неподобающее поведение».

Не став дожидаться собственного ареста, В. И. Волков и И. Н. Красильников сами произвели упреждающий арест представителей левого крыла Временного Всероссийского Правительства - эсеров Н.Д. Авксентьева, В.М. Зензинова, А.А. Аргунова и товарища министра внутренних дел Е.Ф. Роговского, который как раз и занимался формированием партийного вооружённого милицейского отряда «для охраны Директории» :10 . Всех арестованных офицеры на ночь заперли в помещении городских казарм . На свободу большинства - троих - членов Директории, в числе которых был и Председатель Совета министров и Верховный Главнокомандующий - никто не покушался .

Собравшийся на следующее утро после ареста эсеров Совет министров счел, что запертые в казармах сами виноваты в таком повороте событий, а значит оставлять их в правительстве, значит и дальше лишь дискредитировать власть . Исполнительным органом Директории на экстренном заседании, созванном премьер-министром Вологодским, было решено, что этому органу следует принять на себя всю полноту верховной власти, а затем передать ее избранному лицу, которое будет руководить на принципах единоначалия .

В качестве кандидатур на роль «диктатора» рассматривалось 3 лица:

Главнокомандующий войсками Директории генерал В.Г. Болдырев;
управляющий КВЖД генерал Д.Л. Хорват;
вице-адмирал А.В. Колчак.

Выбор Совета министров производился тайным голосованием закрытыми записками. Была выбрана кандидатура военного и морского министра А.В. Колчака. Согласно записи в дневнике П.В. Вологодского два голоса были поданы за Хорвата, а все остальные за Колчака. Несколько иное распределение голосов указывается в воспоминаниях Г.К. Гинса - один голос за Болдырева, все остальные за Колчака.

Колчак был произведен в полные адмиралы, ему передавалось осуществление верховной государственной власти и присваивалось имя Верховного Правителя. Ему же входили в подчинение все вооруженные силы государства. Верховный Правитель наделялся полномочиями предпринимать любые меры, вплоть до чрезвычайных, по обеспечению вооруженных сил, а также по установлению гражданского порядка и законности .

Колчак заявил о своём согласии на избрание и первым же своим приказом по армии объявил о принятии на себя звания Верховного Главнокомандующего.

Приняв назначение, в тот же день Колчак издал приказ, в тексте которого он определял направление своей работы на посту Верховного правителя:

Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях Гражданской войны и полного расстройства государственных дел и жизни, объявляю, что я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партийности. Главной целью я ставлю создание боеспособной армии, победу над большевиками и установление законности и порядка

28 ноября 1918 г. состоялась встреча А.В. Колчака с представителями отечественной и иностранной прессы. В ходе выступления А.В. Колчака, в частности, сказал: «Меня называют диктатором. Пусть так - я не боюсь этого слова и помню, что диктатура с древнейших времен была учреждением республиканским. Как Сенат древнего Рима в тяжкие минуты государства назначал диктатора, так Совет министров Российского государства в тягчайшую из тяжких минут нашей государственной жизни, идя навстречу общественным настроениям, назначил меня Верховным Правителем» .

3. Реакция на события 18 ноября

Реакция военных и общественных кругов Сибири на смену власти была разной: А.В. Колчака поддержали правые партии, большинство военных, представители партии кадетов. При этом руководство Чехословацкого корпуса, считавшее адмирала «узурпатором», представители «революционной демократии», эсеры, меньшевики отнесли с осуждением к «омскому перевороту». Со стороны эсеров даже раздавались призывы к вооруженному сопротивлению .

Съезд членов учредительного собрания пытался протестовать против переворота, за что некоторые из его членов были арестованы 30 ноября 1918 г. и заключены в тюрьму г. Омска. После неудачного восстания омских рабочих, содержавшиеся в тюрьме члены Учредительного собрания были расстреляны 22 декабря 1918 г.

4. Оценка событий 18 ноября в историографии

В советской историографии для описания событий использовался политизированный термин «переворот». Однако этот термин не является точным: современные историки Е.В. Волков, Н.Д. Егоров и И.В. Купцов указывают на то, что принятый советской историографии подход не является корректным, доказывая, что власть Директории в Омске, как и Совета народных комиссаров в Москве, была в условиях русской Смуты отнюдь не более легитимной, чем приход к власти адмирала, известного и популярного в военных и политических кругах .

5. Примечания

Кенез Питер Красная атака, белое сопротивление. 1917-1918/Пер. с англ. К. А. Никифорова. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. - 287 с - (Россия в переломный момент истории). ISBN 978-5-9524-2748-8, стр. 258
Зимина В. Д. Белое дело взбунтовавшейся России: Политические режимы Гражданской войны. 1917-1920 гг. М.: Рос. гуманит. ун-т, 2006. 467 с. (Сер. История и память). ISBN 5-7281-0806-7, стр.145
1 2 3 Цветков В. Ж.
1 2 Белое движение. Поход от Тихого Дона до Тихого океана. - М.: Вече, 2007. - 378 с. - (За веру и верность). - ISBN 978-5-9533-1988-1, стр. 93
Кручинин А. С. Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память / Андрей Кручинин. - М.: АСТ: Астрель: Полиграфиздат, 2010. - 538, с.: ил. ISBN 978-5-17-063753-9 (АСТ), ISBN 978-5-271-26057-5 (Астрель), ISBN 978-5-4215-0191-6 (Полиграфиздат), стр. 272
Кручинин А. С. Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память / Андрей Кручинин. - М.: АСТ: Астрель: Полиграфиздат, 2010. - 538, с.: ил. ISBN 978-5-17-063753-9 (АСТ), ISBN 978-5-271-26057-5 (Астрель), ISBN 978-5-4215-0191-6 (Полиграфиздат), стр. 273
Зимина В. Д. Белое дело взбунтовавшейся России: Политические режимы Гражданской войны. 1917-1920 гг. М.: Рос. гуманит. ун-т, 2006. 467 с. (Сер. История и память). ISBN 5-7281-0806-7, стр.147
Белое движение. Поход от Тихого Дона до Тихого океана. - М.: Вече, 2007. - 378 с. - (За веру и верность). - ISBN 978-5-9533-1988-1, стр. 94
Журавлев В. В. «Присвоив таковому лицу наименование верховного правителя»: К вопросу о титуле, принятом адмиралом А. В. Колчаком 18 ноября 1918 г. // Антропологический форум. - 2008. - В. № 8.
Генерал Дитерихс. М: НП «Посев», 2004, стр. 34
Иоффе Г.З. Колчаковская авантюра и её крах. - М.: Мысль, 1983 - scepsis.ru/library/id_1378.html
Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны: Биографический справочник. – М.: Русский путь, 2003. – 240 с. ISBN 5-85887-169-0, с. 7

Литература

7.1. Воспоминания участников событий

Зензинов В.М. Государственный переворот адмирала Колчака в Омске - www.archive.org/details/gosudarstvennyip008800: 18 ноября 1918 года: сборник документов. 1919.
Гинс. Г. К. Сибирь, Союзники и Колчак. - lost-empire.ru/index.php?option=com_books&Itemid=2&task=viewC&id=7913 Пекин. Типолитография русской духовной миссии. 1921. : Т. 1 - www.archive.org/details/sibirsoiuznikiik01guinuoft, Т. 2 - www.archive.org/details/sibirsoiuznikiik02guinuoft
Раков, Д.Ф. В застенках Колчака - scepsis.ru/library/id_2812.html#a1
Вологодский П.В. Во власти и в изгнании: Дневник премьер-министра антибольшевистских правительств и эмигранта в Китае (1918-1925). Рязань, 2006.

7.1.2. Научные исследования

Шишкин В.И. К истории государственного переворота в Омске (18–19 ноября 1918 г.) - www.zaimka.ru/01_2003/shishkin_omsk/
Иоффе Г.З. Колчаковская авантюра и её крах. - М.: Мысль, 1983 - scepsis.ru/library/id_1333.html
Зимина В. Д. Белое дело взбунтовавшейся России: Политические режимы Гражданской войны. 1917-1920 гг. М.: Рос. гуманит. ун-т, 2006. 467 с. (Сер. История и память). ISBN 5-7281-0806-7
Кручинин А. С. Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память / Андрей Кручинин. - М.: АСТ: Астрель: Полиграфиздат, 2010. - 538, с.: ил. ISBN 978-5-17-063753-9 (АСТ), ISBN 978-5-271-26057-5 (Астрель), ISBN 978-5-4215-0191-6 (Полиграфиздат)
Кенез Питер Красная атака, белое сопротивление. 1917-1918/Пер. с англ. К. А. Никифорова. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. - 287 с - (Россия в переломный момент истории). ISBN 978-5-9524-2748-8
Белое движение. Поход от Тихого Дона до Тихого океана. - М.: Вече, 2007. - 378 с. - (За веру и верность). - ISBN 978-5-9533-1988-1
Волков Е. В., Егоров Н. Д., Купцов И. В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны: Биографический справочник. – М.: Русский путь, 2003. – 240 с. ISBN 5-85887-169-0
Генерал Дитерихс. М: НП «Посев», 2004 ISBN 5-85824-150-6
Цветков В. Ж. Белое дело в России. 1919 г. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). - 1-е. - Москва: Посев, 2009. - 636 с. - 250 экз . - ISBN 978-5-85824-184-3
Журавлев В. В. «Присвоив таковому лицу наименование верховного правителя»: К вопросу о титуле, принятом адмиралом А. В. Колчаком 18 ноября 1918 г. - anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/008/08_08_zhuravlev_k.pdf // Антропологический форум . - 2008. - В. № 8.

Доктор исторических наук Г. ИОФФЕ.

Александр Васильевич Колчак. Май 1919 года.

А. В. Колчак на Черноморском флоте, куда был назначен командующим в ранге вице-адмирала. 1916 год.

Верховный правитель России адмирал Колчак (сидит второй слева) с членами своего правительства. 1918 год.

Здание ставки Колчака в Омске. На первом плане - группа английских военных советников. 1919 год.

Адмирал Колчак в рабочем кабинете. 1919 год.

Не случись революции, Александр Васильевич Колчак, несомненно, стал бы гордостью России как полярный исследователь, ученый, флотоводец... (Об арктической экспедиции, которую совершил А. В. Колчак на шхуне "Заря", подробно рассказано в журнале "Наука и жизнь" № 11, 1995 г., в статье "Полярная одиссея Александра Колчака".)

Он родился в 1874 году близ Петербурга. Его отец, В. И. Колчак, - моряк, участник Крымской войны, опубликовал о ней интересные воспоминания. Позднее служил на Обуховском заводе и был известен как высококлассный специалист по сталелитейному делу.

С 1888 по 1894 год Александр Колчак - в морском Кадетском корпусе, затем четыре года - на кораблях Тихоокеанского флота. Адмирал Цывинский так характеризовал молодого моряка: "Необычайно способный, знающий и талантливый офицер; обладал редкой памятью, владел прекрасно тремя европейскими языками, хорошо знал лоции всех морей, историю почти всех европейских флотов..."

Весной 1899 года известный полярный исследователь Э. В. Толль комплектовал экспедицию для изучения земель к северу от берегов Сибири. Колчак был зачислен в нее гидрологом и метеорологом, прошел подготовку в Петербургской физической обсерватории и в Норвегии - у знаменитого исследователя Арктики Ф. Нансена. Русская полярная экспедиция летом 1900 года отправилась из Кронштадта на шхуне "Заря", снаряженной Академией наук. Эдуард Васильевич Толль мечтал открыть новые острова, найти и нанести на карту Землю Санникова. В мае 1901 года, во время зимовки "Зари" на западном побережье Таймырского полуострова, Толль и Колчак за 41 день совершили 500-километровый маршрут на собачьих упряжках. Сдержанный Толль назвал Колчака "лучшим офицером экспедиции". Одному из островов, открытых в Таймырском заливе Карского моря, по предложению Толля было присвоено имя Колчака. (Только в 1939 году, как бы спохватившись, остров переименовали, дав ему имя Расторгуева.)

Весной 1902 года Толль с небольшой группой решил пробиться как можно дальше на север, опять же на собачьих упряжках. Группа ушла и пропала. Когда экспедиция вернулась в Петербург, Колчак выразил готовность снова идти во льды на шлюпках, а затем на собаках, чтобы разыскать следы группы Толля. В августе 1903 года после долгих мытарств Колчак и его спутники добрались до Земли Бенетта, нашли склады, заранее оставленные для Толля, нетронутыми. Стало ясно: Толль погиб.

Когда Колчак прибыл в Иркутск, пришло известие о войне с Японией. Он тут же направился в Порт-Артур. Командовал миноносцем, затем батареей морских орудий в крепости. Раненый и тяжелобольной, Колчак оказался в японском плену. Вернулся в Россию весной 1905 года. Его наградили орденами и золотой саблей с надписью "За храбрость".

России, потерпевшей поражение в японской войне, необходимо было срочно восстановить и модернизировать флот. И Колчак много делает для этого, работая в Морской академии и Морском генштабе. В то же время он пишет и публикует труды, в которых обобщает результаты своих полярных экспедиций. Наблюдения, сделанные Колчаком на "Заре", стали основой для фундаментальной работы: "Лед Карского и Сибирского морей". Поразительным образом Колчак предвидел глобальную картину дрейфа льдов в Северном Ледовитом океане. Он предсказал, что кроме общего движения с востока на запад существует еще круговорот по часовой стрелке с центром около полюса относительной недоступности (точки, равноудаленной от северных пределов Земли). Блестящую гипотезу через полвека подтвердили траектории движения советских и американских дрейфующих станций. Это лишь одно из его наблюдений.

В 1909 году Колчак отправляется с Балтики в свои последние экспедиции: во Владивосток, а затем - к мысу Дежнева. современники признают его выдающимся исследователем Севера. Моряки называли "Колчак-Полярный".

Мировую войну Колчак встретил на Балтике. Здесь он проявил себя как выдающийся специалист по минному делу. Созданная им система расположения минных полей надежно защищала морские базы и боевые корабли от возможных атак германских подводных лодок. Летом 1916 года Колчака произвели в вице-адмиралы и назначили командующим Черноморским флотом. Тогда его принял царь в своей Ставке, в Могилеве. А в начале марта 1917 года монархия в России пала.

Непререкаемым авторитетом и умелыми действиями Колчак довольно долго удерживал свой флот от революционного развала. Во всяком случае, то, что происходило на Балтике, на Черное море не проникало. Однако постепенно революционная пропаганда увлекла и черноморских "братишек". Затем произошел конфликт Колчака с Севастопольским советом, заявившим о намерении контролировать приказы командующего флотом. Колчак такое принять не мог. Стоя на мостике флагманского корабля, он демонстративно бросил адмиральскую саблю в море, сложив с себя полномочия, которые ни с кем не собирался делить.

В начале июня Колчак прибыл в Петроград, где правые силы уже искали лидера, способного возглавить борьбу за установление в стране "сильной власти". Ставку делали и на Колчака. Правые газеты выходили с огромными заголовками: "Адмирал Колчак - спаситель России", "Вся власть адмиралу Колчаку!". Имеются некоторые свидетельства, согласно которым Временное правительство и, в частности, Керенский посчитали лучшим решением отправить на время Колчака в США - в качестве морского специалиста. Так или иначе, но в августе 1917 года в сопровождении нескольких морских офицеров Колчак через Англию отплыл в Америку. Там он провел около двух месяцев: побывал в американских военно-морских училищах, участвовал в маневрах американского флота... В октябре настал срок возвращаться. 16 октября Колчака принял президент США Вильсон, а 20-го он выехал в Сан-Франциско, откуда уходил во Владивосток японский пароход "Карио-Мару". Перед самым отъездом Колчак получил телеграмму из Петрограда с предложением выставить свою кандидатуру в Учредительное собрание от Кадетской партии. Он согласился. А вскоре пришло сообщение: большевики, совершив переворот в Петрограде, взяли власть. Тем не менее Колчак возвращается в Россию. Уже в Японии он узнал, что большевики ведут переговоры с Германией о мире, и расценил сей шаг как предательство интересов России, в которой отныне не видел себе места. Он подает прошение принять его на английскую военную службу и получает назначение на Месопотамский фронт. Судьба, однако, готовила ему совсем иное...

На Дальнем Востоке концентрировались русские антибольшевистские силы, поддерживаемые бывшими союзниками России. И в Англии, видимо, решили: Колчак - именно та фигура, которая может их возглавить. В апреле 1918 года он прибыл в Харбин. Но добиться единства действий русских не удавалось: слишком амбициозными были русские политики, генералы и атаманы. Да и каждый из союзников (англичане, французы, американцы, японцы) вел здесь свою политическую игру. Колчак уехал в Японию и вернулся на Дальний Восток только в сентябре того же года, когда политическая обстановка в России круто изменилась: летом 1918 года власть большевиков на огромной территории от Волги до Приморья была свергнута. Это произошло с помощью Чехословацкого корпуса. Возникшие здесь эсеровские правительства в конце сентября объединились. Избранная Всероссийская директория во главе с эсером Н. Д. Авксентьевым обосновалась в Омске. Туда же вскоре прибыл и Колчак. Член Директории Вологодский так описал в дневнике встречу с ним: "Вечером посетил меня известный своим героизмом... вице-адмирал А. В. Колчак... Он произвел на меня очень приятное впечатление. Испитой и суровый на вид, он, должно быть, в душе очень добрый человек. Удивительно приятна его улыбка".

Колчак, однако, не намеревался оставаться в Омске. Он стремился на юг России, в Добровольческую армию, к генералу Алексееву, в котором признавал Верховного главнокомандующего. Но в начале октября стало известно о смерти Алексеева. Омские политические деятели и военные уговаривают Колчака остаться в Сибири, принять пост военного министра правительства Директории. И Колчак не уехал.

В армии многие монархически настроенные офицеры и генералы только "терпели" проэсеровскую Директорию, лелея цель установить военную диктатуру. Именно они стали главной силой заговора и переворота, свергнувшего 18 ноября 1918 года Директорию. Есть сведения, что союзные представители в Омске поддерживали "переворотчиков". Участвовал ли в заговоре Колчак? Никаких документов по этому поводу нет. Сам он впоследствии, на допросах, отрицал свое участие. Так или иначе, но власть вручили Колчаку, произведя его в полного адмирала и провозгласив Верховным правителем России.

Много позже, в белой эмиграции, высказывались мнения, что шаг оказался ошибочным: Колчак осенью 1918 года не представлял собой ту силу, которая требовалась Гражданской войне и борьбе с большевизмом. Гучков, например, писал: "Совершенно разбитым, надломленным, потерявшим самообладание забрался он на ту высоту, на которой как раз требовались те высокие качества, каковыми он обладал в предшествующий период". Это, пожалуй, крайнее мнение. Но и другие считали: тогдашний Колчак - полководец и особенно политик - действительно мало соответствовал той огромной роли, которую должен был играть.

Колчак заявил о своей цели - искоренение большевизма по всей России. Когда это произойдет, он созовет Национальное, или Учредительное, собрание. Но, конечно, не то, которое "запело Интернационал и было разогнано матросом". Кстати, судьба членов этого Учредительного собрания (а многие его эсеровские депутаты, спасаясь от большевиков, оказались на территории, подконтрольной Верховному правителю) сложилась, пожалуй, более трагически, чем при большевиках: учредиловцы подвергались гонениям, а некоторые из них, арестованные в Омске, в декабре 1918 года были бессудно расстреляны на берегу Иртыша. Произошло это злодейство не по приказу Колчака, а явилось "самодеятельностью" определенной части офицерства. Свершившаяся трагедия еще и еще раз подтвердила, что в тех условиях, в которых пребывала тогда Россия, ни о какой демократии не могло идти даже речи.

По мере успехов армий Колчака, а они, достигнув Урала, уже подходили к Волге, почти все региональные белые правительства признали его Верховным правителем России. В Омске с нетерпением ждали, когда Колчака официально признают антантовские союзники. Но признания так и не последовало. Военное счастье изменило Колчаку: на своем Восточном фронте красные начали успешно наступать. Этим воспользовались временщики и просто бесчестные люди. Их было немало в окружении адмирала, да и в Омске правила мафия хищников и коррупционеров. "Людей, - в отчаянии взывал к окружению Колчак, - дайте, дайте мне людей!"

Уже к осени 1919 года омская власть вела войну фактически на два фронта. С запада наступала 5-я Красная армия, на востоке, в тылу, разгоралась партизанская война, руководимая эсерами. В ноябре 1919 года правительство, а за ним и Колчак покинули Омск. Но когда поезд Верховного правителя подходил к Иркутску, оказалось, что город уже в руках Политцентра - органа, совместно созданного эсерами, меньшевиками и большевиками. Чехи и союзники стремились теперь только к одному: поскорее эвакуироваться из России...

По соглашению, заключенному между представителями союзников и Политцентра, Колчак и находившийся при нем золотой запас были переданы Политцентру, а он, со своей стороны, обязался обеспечивать движение союзных и чешских эшелонов на восток. В окружении Колчака возник план ухода в Монголию. Но уходить, как оказалось, было не с кем: личный конвой "таял" на глазах. Последнее, что оставалось, - переодеться в солдатскую шинель и затеряться в одном из чешских эшелонов. Колчак отверг такой план.

15 января 1920 года чехи его арестовали и передали Политцентру. Чрезвычайная следственная комиссия Политцентра начала допросы, и пока они шли, власть в Иркутске перешла к большевистскому Временному революционному комитету - ВРК. Тем временем к Иркутску приближались сохранившие боеспособность части колчаковской армии под командованием генерала Войцеховского. Они выдвинули ультиматум: если им выдадут Колчака, они обойдут Иркутск. Находившаяся в одной тюрьме с Колчаком его гражданская жена А. В. Тимирева сумела сообщить ему об ультиматуме. На это адмирал ответил: это лишь ускорит развязку.

Кто отдал приказ о расстреле Колчака? До последнего времени считалось - Иркутский ВРК. Лишь относительно недавно стала известна записка Ленина заместителю председателя Реввоенсовета республики Э. М. Склянскому для передачи председателю РВС 5-й армии И. П. Смирнову. Вот ее текст: "Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после занятия нами Иркутска пришлите строго официальную телеграмму с разъяснением, что местные власти до нашего прихода поступили так и так под влиянием угрозы Каппеля и опасности белогвардейских заговоров в Иркутске..."

Неизвестно, однако, когда записка была написана. По одним данным, в январе 1920 года, по другим - в феврале, после расстрела Колчака.

Ночь на 7 февраля 1920 года. Стылые Ангара и ее приток Ушаковка. Огневой залп. Лед и огонь. Всплеск черной воды в проруби.

Но был еще эпилог. В мае 1920 года в Омске состоялся трибунал, судивший 23 захваченных красными колчаковских министров и высокопоставленных чиновников. В помещении, где происходили судебные заседания, висел плакат: "Восставший трудовой народ ищет не мести, а справедливого суда". Четверо бывших министров были приговорены к расстрелу, другие - к различным срокам лишения свободы: от 5 лет до пожизненного заключения. Приговоренные к расстрелу направили в Москву - Ленину, Троцкому и Калинину - прошения о помиловании. Они обещали честно служить советской власти и просили "дать хотя бы надеяться послужить когда-нибудь объединяемой и возрождаемой вами России". Ответ задерживался. Тогда председатель Сибревкома Смирнов потребовал "срочно разрешить вопрос", указав мнение ревкома: "Четверо должны быть расстреляны..."

Беспощадное время. Жестокие, суровые нравы. Суров был и председатель Сибревкома Смирнов. Разве мог он тогда думать, что и ему придется писать прошение о помиловании. Случилось это в 1937 году.

Военный переворот и приход Колчака к власти. ч.50

(Продолжение, предыдущая глава:)

Обсуждение данной темы требует небольшого вступления.
Тема прихода Колчака к власти и получение им титула «Верховного правителя России», вместе с диктаторскими полномочиями, даже в советское время, как правило, преподавалась крайне невнятно, скороговоркой и без тщательного анализа действий заинтересованных сторон.
Этому есть, наверное, некоторое объяснение. Сам факт военной интервенции стран Антанты и их союзников в то время еще не подвергался никакому сомнению (благо до конца 80-х годов еще были живы даже некоторые участники Гражданской войны).
Поэтому рассказывать сказки о том, что никакой интервенции не было, или о том, что высадившиеся войска интервентов занимались исключительно раздачей гуманитарной помощи населению и прочими благородными делами (естественно совершенно бескорыстно), а то и вовсе помогали …большевикам (как это нынче стали делать некоторые демоисторики и либерпублицисты) в то время было затруднительно.

Тем важнее нам сейчас разобраться с движущими силами военного переворота в Омске, произошедшего 18 ноября 1918 года, понять, ПОЧЕМУ в результате его к власти пришел именно А.В. Колчак и какие державы (и их стратегические интересы) стояли за этими событиями.
Итак, в ноябре 1918 года у власти в Омске находилось вполне демократическое правительство Директории, состоявшее из 5 членов (Авксентьев – председатель, Болдырев, Виноградов, Вологодский и Зензинов), придерживавшихся вполне либеральных, или даже социал-демократических взглядов.

(В общем, как немногим позже высмеивал Демьян Бедный другое «демократическое» правительство барона Врангеля:
«Послюшай, красные зольдатен:
Зашем ви бьетесь на меня?
Правительств мой - все демократен,
А не какой-нибудь звиня!»)

Власть Директории активно поддерживало руководство Чехословацкого корпуса (которое тоже, в основном, симпатизировало либерально-демократическому образу правления).

Дела на фронтах, правда, были неважными, армии Директории отступали перед красноармейскими войсками, но никакой военной катастрофы не было, и особых причин для военного переворота, на первый взгляд не имелось.
Для того чтобы понять, что же тогда произошло, надо иметь ввиду следующие обстоятельства.
С началом интервенции войск Антанты и ее союзников, ряд великих держав стал смотреть на территорию России, как на свою землю, которую надо сначала оккупировать, а потом и юридически оформить ее «хозяйственное использование» в интересах метрополии.

Наиболее острое соперничество на Дальнем Востоке развернулось между двумя мощными империями: Великобританией и Японией.
В годы Первой мировой они были союзниками, но союз этот уже к концу ПМВ «трещал по всем швам» и их геополитические интересы становились все более и более антагонистическими.
Япония, сухопутные войска которой непосредственно не участвовали в боях против Германии, имела на Дальнем Востоке больше свободных войск, которые можно было применить, и она начала активно использовать их в Приморье, Манчжурии и Забайкалье.

Характерно, что к русскому населению японцы относились с нескрываемым презрением, совершенно бесцеремонно обращаясь с и местными «белыми» правителями и не слишком доверяя даже союзникам.

Вот что вспоминал об этом английский полковник Джон Уорд в своей книге «Союзная интервенция в Сибири 1918-1919 гг. (Записки начальника английского экспедиционного отряда)»:
«…японцы никогда не доверяли своим союзникам. Ни один приказ по японской армии никогда не сообщался союзным, командующим, пока операция не была выполнена…
Японцы никогда не совещались со своими союзниками и никогда не сообщали им о каком нибудь своем передвижении, пока оно не совершилось.
С чешскими командирами они обращались недостаточно вежливо, но наивысшее презрение они питали к русскому народу.
Этих несчастных людей они сбрасывали с железнодорожных платформ, пуская в ход приклады своих винтовок, как против женщин, так и мужчин, обращаясь с ними точь-в-точь, как с племенем покоренных готтентотов…

Я стоял в Никольске на платформе, ожидая поезда; кругом была толпа русских; недалеко находился японский часовой.
Вдруг он бросился вперед и ударил прикладом своей винтовки в спину русского офицера; последний упал плашмя, катаясь от боли по полу, между тем как японец, скаля зубы, взял ружье «на караул».
Хотя кругом стояло не мало народа, ни у одного из русских не хватило духу пристрелить японца; не желая вмешиваться, я ничего не предпринял, но наблюдал, что будет дальше.
Десять минут спустя другой японский часовой повторил то же самое, но на этот раз жертвой была хорошо одетая русская дама. Русские были так запуганы, что даже ее друзья побоялись помочь ей.
Я подошел, чтобы помочь; японец отстранился, но продолжал смеяться, точно все (это было милой шуткой)…

Я отправился в японскую-главную квартиру, находившуюся недалеко в вагоне, и донес о происшедшем.
Офицер казался удивленным, что я вступился за каких-то русских, которые, как он сказал, могли быть большевиками, - кто их знает, - и осведомился, не испытал ли я какой-нибудь неприятности от часового. Я отвечал, что первый же японец, который дотронется в моем присутствии до английского офицера или солдата, будет убит на месте.
Это, по-видимому, удивило японского офицера, который указал на то, что они оккупировали Сибирь и имеют право делать все, что им угодно».

Как видим, японский часовой (простой рядовой солдат) мог тогда без всякого повода ударить русского «белого» офицера прикладом так, что он на глазах у всех «катался от боли по полу», а затем так же запросто без причины ударить прикладом «хорошо одетую русскую даму», «скаля при этом зубы».
Никакой негативной реакции у японского офицера, к которому обратился полковник Уорд, это не вызвало.

(Вот где «просторы творчества» для создателей бесчисленных сериалов, заполонивших наше ТВ!!! Какие сцены можно снять! Какие актерские типажи использовать!
Но – им это не интересно, «не формат», как говориться.
Лучше уж что-нибудь «романтическое» про современных «ментов», или бандитов, или их проституированных подружек сбацать…)

Отметим, что все это происходило НА ГЛАЗАХ у целой толпы русских, на прямо вокзале, и никто из очевидцев не посмел возмутиться происходящим беззаконием. Можно представить, как вели себя японские интервенты без посторонних глаз…
Характерно и то, что японский офицер попросту НЕ ПОНЯЛ, чем был недоволен полковник Д. Уорд. Он даже уточнил у англичанина: испытал ли он «какой-нибудь неприятности от часового»?
А русские, по его мнению, вообще не имели никаких прав на оккупированных территориях: «горе побежденным».

Надо подчеркнуть, что японские войска тогда не только откровенно третировали русских, рассматривая их страну, как уже оккупированную Японией территорию, но и не слишком-то «чикались» даже с союзниками-англичанами.
Вот что вспоминает об этом полковник Дж. Уорд:
«…я заметил, что мой адъютант сердито спорит с двумя японскими офицерами возле платформы с британским флагом, прикрепленным для указания национальности поезда. Японцы так резко указывали на флаг, что я понял, что спор шел об этой оскорбительной эмблеме.
Когда японские офицеры отошли, я подозвал полковника Франка к себе и осведомился о причине спора.
Он сказал: «Я могу еще понять презрение японцев к России: она ниспровергнута и больна; но мне не совсем ясно, почему они хотят оскорбить свою союзницу-Англию. Японские офицеры, которые только что ушли, спрашивали, где английский командир получил разрешение повесить английский флаг на своем поезде.
Я ответил, что это английский поезд, везущий английский баталион в Омск, и что никакого разрешения не требуется.
Японцы на это возразили, что они считают оскорблением для Японии каждый флаг, кроме их собственного, развевающийся в Манчжурии и в Сибири.
Я сказал им, что они сошли с ума, и что если бы английский командующий услышал их разговор, оба они говорили по-русски, он потребовал бы удовлетворения.
На это они усмехнулись и ушли».

Интересно и то, КАК японцы обращались с представителями «белых» русских властей, на захваченной ими русской территории:
«С наивностью молодого заморского чуда Япония не только предъявляла различные требования к союзникам, но в то же самое время делала определенные предложения русским властям, обращаясь с ними, как с лицами, которым поручен временный контроль над территорией, принадлежащей в сущности ей одной.
При высадке своих войск во Владивостоке Япония представила командующему областью через своих дипломатических агентов ряд предложений, которые отдавали под ее контроль русские приморские области.
Командующий русскими войсками попросил, чтобы эти предложения были изложены письменно, и японский агент после некоторого смущения согласился на это при условии, что первый пункт предложений не должен рассматриваться, как окончательный, но только как предваряющий другие.

Первое предложение состояло в следующем: Япония обязуется уплатить командующему 150.000.000 р. (по старой валюте), взамен чего последний должен подписать соглашение, предоставляющее Японии владение всеми береговыми и рыбными правами вплоть до Камчатки, вечную аренду Инжильских копей и все железо (исключая принадлежавшего союзникам), находящееся во Владивостоке.
Командующий оказался в этом деле честным человеком, так как сообщил в своем ответе, что он не представляет собою русского правительства и не может подписать акта, отчуждающего собственность или права России, как это предлагается Японией.
Ответ последней был краток и достаточно красноречив: «Берите наши деньги и подписывайте соглашение, а риск относительно законности поделим пополам».

Особенно восхищает, конечно, требование ВЕЧНОЙ аренды Инжильских копей и «всего железа», находившегося во Владивостоке!!!

Продолжим рассказ Дж Уорда:
«Директория во главе с Авксентьевым, Болдыревым и К-о считала себя в это время уполномоченной говорить от имени России.
Как только командующий отказался пойти на японское предложение, последние стали делаться Директории.
Она командировала во Владивосток Иванова-Ринова для ведения переговоров и, я думаю, для получения денег.
Когда в июне 1919 г. я был во Владивостоке, железо находилось уже в складах и грузилось на японские суда. Авксентьев потом был изгнан, но Болдырев жил в Японии с полным комфортом и вполне безопасно».

Иначе говоря, в отличие от честного остолопа-командующего русскими войсками во Владивостоке (так и не понявшего, какое счастье само катило ему в руки), руководство Директории оказалось менее брезгливым в получении японских денег, и сделка с Японией состоялась.
Правда, с «вечной арендой» копей дело не выгорело, ну так хоть железо из Владивостока японцам удалось забрать…

Но это были только ПЕРВЫЕ шаги. Японцам мало было своего контроля над Манчжурией и Забайкальем, под прикрытием кровавой диктатуры атамана Семенова, им хотелось полного контроля над сибирскими территориями и богатствами.
Власть Директории в это время была довольно хлипкой, а Япония имела сотни тысяч дисциплинированных и боеспособных солдат, которых она вполне могла использовать для окончательного «освоения» Сибири.

Вот что пишет об этом полковник Дж. Уорд:
«…японцы, верные своей природе, завязали с Директорией переговоры относительно занятия всей железной дороги до Урала, а также запрашивали, какие концессии, территориальные и минеральные, они могут рассчитывать получить в виде компенсации за использование японских сил для охраны Директории.
Действительно, соглашение между Японией и Директорией, отдававшее первой всю железную дорогу до Урала, было только-что подписано или было накануне подписания, когда Директория пала…»

Вот тут-то, как принято сейчас шутить, и «порылась собака»!
Разумеется, полный контроль японской империи над ВСЕЙ Сибирью никак не мог устроить Великобританию.
Именно готовность омской Директории подписать это соглашение с Японией стало причиной организации военного переворота, устранения «демократической» Директории от власти, и установления диктатуры Колчака, который тогда официально находился «на службе у британской короны», и был ставленником Англии в Сибири.
Полковник Дж. Уорд так описывает произошедшие события:

«Мы прибыли в Омск на городскую станцию в 5ч.30м. вечера, 17 ноября 1918 г.
Адмирал поблагодарил меня за мою помощь, мою охрану, мою благосклонность и защиту, которую я оказал ему. Я обещал ему и впредь свою помощь и симпатию в его патриотической попытке оживить дух его народа. Он прямо отправился на свою квартиру, где и оставался.
Корреспондент «Таймса» в своей депеше указывал, что Колчак уже знал о том, что должно было произойти в эту ночь в Омске. Я не думаю, чтобы это было так. Он мог лишь догадываться, что нечто очень неприятное носится в воздухе-даже наименее проницательные люди из тех, кто был вне сцены, знали; это; но как все должно было произойти, откуда исходили директивы, на кого должно было все обрушиться, было секретом, который знали только немногие, и я убежден, что адмирал не был в их числе, если только не играл второстепенной роли».

Тут надо отметить несколько важных моментов.
Полковник Уорд невольно еще раз подчеркивает, кто был главным в первой (и последней) поездке военного министра правительства Директории Колчака «на фронт»:
«Адмирал поблагодарил меня за мою помощь, мою охрану, мою благосклонность и защиту, которую я оказал ему».
Характерно и то, что Уорд пытается представить дело так, что Колчак, мол, был «не в курсе» событий грядущего военного переворота, даже пытаясь опровергнуть противоположное мнение корреспондента «Таймс» об этом.
Думаю, что в данном случае он лукавит, да и не на всех переговорах Колчака с заговорщиками Уорд участвовал.
Любой военный переворот делается под конкретную фигуру диктатора, и конечно, это с ним заранее обсуждается и согласовывается.

В книге П.Н. Зырянова «Адмирал Колчак, верховный правитель России» приводятся любопытные подробности переговоров Колчака и чешского генерала Р. Гайды, произошедшие накануне переворота.
Во время поездки Колчака, в качестве военного министра Директории, в Екатеринбург, состоялась его встреча с генералом Гайдой, командующим Екатеринбургской группировкой белых войск.

Интересно, что это была уже не первая их встреча. Познакомились они еще в октябре 1918 года во Владивостоке, куда Гайда приехал из Екатеринбурга в командировку, а Колчак только что прибыл из Японии на английском пароходе.
Наибольшее впечатление на молодого чешского генерала произвёл, прежде всего, внешний вид Колчака: впалые щёки, говорившие о его материальной нужде, поношенный штатский костюм и особенно - мягкая широкополая шляпа, придававшая гостю, как писал Гайда, «пролетарский вид». (РГВА. Ф. 40169. Оп. 1. Д. 1. Л. 168.)
Гайда тогда подумал, что безработный адмирал ищет, куда бы в России пристроиться.

Во время второй встречи бывший «безработный адмирал» уже был военным министром правительства Директории и по должности отвечал за снабжение белых войск, (которое было организовано из рук вон плохо).
После банкета Колчак и Гайда побеседовали с глазу на глаз.
Оба оставили разное описание этой беседы.

«Колчак говорил, что речь сначала зашла о положении в Омске, причём адмирал отметил, что компромисс между Директорией и правительством получился очень шатким, единства власти по-прежнему нет, и чем это закончится - неизвестно.
Гайда согласился, что Директория - «несомненно, искусственное предприятие». Затем опять перешли к диктатуре, но конкретных имён не обсуждали, хотя Колчак сказал, что диктатором должен стать человек, непосредственно командующий войсками.

Гайда же вспоминал, будто Колчак «зондировал почву относительно себя» и понял разговор в том смысле, что он, Гайда, не будет ему препятствовать.(АРР. Т. X. С. 289; РГВА. Ф. 40169. Оп. 1. Д. 1. Л. 171.)
Оба они в своих рассказах упустили один важный момент.
Дело в том, что в это время разгорелся конфликт между Гайдой, с одной стороны, и, с другой, - командующим Сибирской армией Ивановым-Риновым и его начальником штаба Беловым.
Дело дошло до того, что Гайда потребовал убрать Белова в течение 48 часов, угрожая двинуться на Омск. (Ультиматумы и угрозы пойти походом на Омск - это было в духе Гайды).
Похоже, Гайда во время беседы так же торговался с Колчаком. Гайда не прочь был занять место Иванова-Ринова. [Красные зори. 1923. № 4. С. 87.]

Потом Колчак выехал на линию фронта, которая по-прежнему проходила близ Кушвы. Встречался и говорил с офицерами и солдатами, воочию убедился, как плохо они вооружены, накормлены и одеты. Некоторые носили такие фантастические одеяния, на которых не было никаких знаков различия.[АРР. Т. X. С. 286.] Колчак понял, что Иванов-Ринов и Белов действительно не занимались своим прямым делом.

Тем временем к Гайде явился полковник Лебедев и, видимо, осведомлённый о его взглядах, запросто показал ему список кандидатур, из коих надо было выбрать диктатора.
Среди них были Иванов-Ринов, Дутов, Болдырев, Хорват, Дитерихс, Семёнов.
Адмирал Колчак, как вспоминал Гайда, стоял на последнем месте.
Гайда сказал, что из всего списка он поддержал бы только Колчака: Болдырев для таких целей слишком слаб, а все другие, по его мнению, - монархисты. [РГВА. Ф. 40169. Оп. 1. Д. 1. Л. 172.]»

Обратите внимание, что молодой полковник Лебедев имел при себе (и демонстрировал другим) список возможных диктаторов, который активно обсуждался «заинтересованными лицами».
Колчак был в этом списке на последнем (!) месте. Несложно догадаться, что имелась какая-то «загадочная» сила, которая запросто переместила недавнего «безработного адмирала» с последнего на первое место в этом списке.

«С фронта Колчак вернулся в Екатеринбург, и здесь у него была ещё одна беседа с Гайдой. Последний уверял, что они говорили на общие темы, но скорее всего разговор носил вполне конкретный характер. Колчак поддержал Гайду в конфликте с Ивановым-Риновым и Беловым.
Болдыреву от имени военного министра была послана телеграмма с настоятельной рекомендацией устранить от командования обоих.[Там же. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 45. Л. 1.]»

Так что Колчак не только был в курсе всех деталей будущего переворота, но и довольно активно участвовал в его подготовке.

Об этом же писал в своих воспоминаниях и бывший министр продовольствия в правительстве Колчака И.И. Серебренников:
«Лично я считаю, что адмирал Колчак был осведомлён о заговоре и дал заговорщикам своё согласие принять на себя бремя диктатуры, ибо я уверен, что без этого предварительного согласия адмирала устроители переворота едва ли рискнули совершить таковой». (Серебренников И. И. Гражданская война в России: Великий отход Указ. соч. Т. 1. С. 220.)

Давайте посмотрим, как, по впечатлениям Уорда, жилось в Омске при «демократической Директории»:
«Положение в Омске в это время было просто неописуемое. Каждую ночь, как только темнело, начинали раздаваться ружейные и револьверные выстрелы, крики по всем направлениям. Наутро санитарные двуколки поднимали от пяти до двадцати мертвых офицеров. Не было ни полиции, ни судов, ни закона, ни чего-нибудь подобного.
В отчаянии офицеры группировались «вместе и без разбора мстили населению, которое считали ответственным за убийство своих сотоварищей…
Такова была кровавая сцена, на которую мы были заброшены, и таковы были условия, ставшие совершенно ненормальными в столице под управлением пятичленной Директории.
Члены ее были самыми отчаянными банкротами, которых когда – либо производила Россия, и народ ждал с нетерпением и надеждой их скорого удаления. Я нисколько не удивился, когда на следующее утро мой адъютант, полковник Франк, в страшном возбуждении и волнении вернулся из русской главной квартиры, говоря мне, что, по-видимому, Россия осу-ждена на вечную смуту. Я спросил, почему? Он отвечал, что в эту ночь несколько негодяев арестовали, членов Директории и правительства из социалистов-революционеров, что в главной квартире никто не знает лица, кто мог бы стать во главе правительства в стране, и что для него нет никаких сомнений в том, что члены бывшего правительства уже убиты.
Я принял необходимые меры для безопасности моей команды и начал ожидать развития событий. Я узнал, что телеграф на восток прерван и что coup d"еtat уже в стадии завершения».

Современный исследователь В.Г. Хандорин в книге «Адмирал Колчак: правда и мифы» сообщает о перевороте следующие детали:
«К адмиралу в тот вечер заходили офицеры из Ставки и казачьих частей. Велись уже прямые разговоры о смене власти и о том, что он должен принять на себя роль диктатора. Колчак уклонился от прямых предложений возглавить переворот. «У меня армии нет, я человек приезжий, – говорил он, – и не считаю для себя возможным принимать участие в таком предприятии» (Допрос Колчака. // А.В. Колчак. Последние дни жизни. – Барнаул, 1991. – С.228)
Все же он соблюдал осторожность.
Но, не соединившись формально с заговорщиками, Колчак и не выдал их, хотя к нему заходил в тот вечер сам глава Директории Авксентьев…
Ударную силу заговора составляли военные, в том числе чуть ли не все офицеры Ставки во главе с генерал-квартирмейстером Ставки полковником А. Сыромятниковым. Наиболее активную роль играли офицеры-казаки. Политической «пружиной» заговора были упоминавшийся кадетский эмиссар В.Н. Пепеляев и близкий к правым кругам министр финансов Директории И.А. Михайлов. В их планы были вовлечены часть министров, видные деятели буржуазных организаций.
Об участии в организации переворота английской военной миссии, о чем утверждала советская пропаганда, документов нет.

В основном эти зыбкие утверждения базировались на голословных обвинениях со стороны их французских коллег, выдвинутых впоследствии, после краха Белого дела, когда большинство причастных к нему, в том числе и союзные представители, стали искать «виноватых» между собой.
Намеренно преувеличивая таким образом роль англичан, французы пытались тем самым возложить на них максимум ответственности за дальнейшее.
Но никаких фактов, подтверждающих это, нет – доказано лишь, что офицеры британской военной миссии были поставлены в известность о планах заговорщиков и гарантировали им свое невмешательство. Остальное относится к области домыслов, основанных на близости Колчака с англичанами (ни он, ни они не скрывали взаимных симпатий) и на том, что в период его пребывания у власти офицеры английской миссии теснее других сотрудничали с ним и наиболее добросовестно помогали ему».

Очевидно, что В.Г. Хандорин, откровенно симпатизирующий Колчаку в своей книге, просто лукавит.
Признавая факт, что английские уполномоченные представители при Директории ЗНАЛИ о грядущем военном перевороте и ГАРАНТИРОВАЛИ заговорщикам свой нейтралитет, он утверждает, что ПРЯМЫХ улик, изобличающих их участие в перевороте нет.

Разумеется, НИКАКИХ документов, напрямую доказывающих причастность английских уполномоченных в организации заговора типа: «Список заговорщиков УТВЕРЖДАЮ, генерал Нокс» нет, да и быть не могло.
Английские спецслужбы очень хорошо умели работать, и легко обходились без того, чтобы письменно фиксировать свое участие в подобных спецоперациях.
Однако, старинный прием определения «бенефициаров», по принципу: «кому это выгодно?», позволяет определить, в чьих ИНТЕРЕСАХ был совершен переворот.

Глава английской военной миссии генерал Альфред Нокс, встречавшийся с Колчаком еще в Японии, после этой встречи докладывал своему руководству, что «нет никакого сомнения в том, что Колчак является лучшим русским для осуществления наших целей на Дальнем Востоке».

А вот как произошел сам переворот:
«Переворот произошел в ночь на 18 ноября 1918 года. Около 300 казаков во главе с офицерами окружили дом, где остались на ночное заседание глава Директории Авксентьев, член Директории Зензинов и товарищ министра внутренних дел Роговский. Кроме них, был арестован той же ночью в гостинице член Директории Аргунов. Все это были эсеры, представлявшие демократическое «лицо» власти.

Из воспоминаний бывшего члена Директории В. Зензинова:
«Вечером 17 ноября… мы мирно беседовали за чаем и уже собирались расходиться по своим домам, когда вдруг в половине первого ночи в передней квартиры Роговского неожиданно раздался топот многочисленных ног и к нам с криками «руки вверх!» в комнату ворвались несколько десятков офицеров с направленными на каждого из нас револьверами и ружьями. Под угрозой немедленного расстрела они запретили нам двигаться с места и заявили нам троим, что мы арестованы. На наш вопрос, кто осмелился дать им приказ об аресте законного правительства, они отвечать отказались.
Большинство из них были пьяны и сильно возбуждены.
В таких случаях револьверы обычно начинают стрелять сами, и можно только удивляться, как это тогда не случилось»…

В обществе отнеслись к перевороту кто безучастно, а кто и радостно, уповая на установление твердой власти, по которой так стосковался средний российский обыватель тех дней. Примиренчески настроенных членов Директории – беспартийного Вологодского и кадета Виноградова аресту не подвергли. Генерал Болдырев находился в отъезде на фронте.» (В.Г. Хандорин «Адмирал Колчак: правда и мифы»).
Из позднейших показаний А.В. Колчака на допросе следственной комиссии в Иркутске:
«О совершившемся перевороте я узнал в 4 часа утра на своей квартире. Меня разбудил дежурный ординарец и сообщил, что меня просит к телефону Вологодский (председатель Совета министров). Было еще совершенно темно. От Вологодского я узнал по телефону, что ночью около 1–2 часов были арестованы члены Директории...
Около 6 часов Совет министров собрался». (Допрос Колчака. // А.В. Колчак. Последние дни жизни. С.229-230)

«Заседание повел премьер-министр П.В. Вологодский. После того, как Виноградов в знак протеста сложил с себя полномочия члена Директории, ситуация несколько упростилась. Директория была признана фактически несуществующей. Совет министров взял власть в свои руки и постановил избрать военного диктатора с передачей ему всей полноты власти.
Поскольку кандидатура Колчака была предложена на тайное голосование, он с заседания на время «выборов» удалился. В итоге 13 из 14 голосов было подано за него и 1 – за отсутствовавшего Болдырева», - отмечает в своей книге В.Г. Хандорин.

Такой итог, на редкость единодушных результатов, тайного голосования был зафиксирован в журнале заседания Совета министров.
Однако, председательствующий на этом собрании П.В. Вологодский в своем дневнике записал, будто бы двое (в их числе он сам!) голосовали не за Колчака, а за генерала Хорвата («старую швабру», по меткому колчаковскому определению) , а о Болдыреве при этом он не упоминает вообще.
(Вологодский П.В. Во власти и в изгнании. Дневник премьер-министра антибольшевистских правительств и эмигранта в Китае (1918–1925). – Рязань, 2006. – С. 119.

Сложно сказать, кто тут прав.
Бесспорны два обстоятельства:
- Кто-то очень хорошо «поработал» с членами правительства Директории, чтобы они так единодушно проголосовали за недавно появившегося в их рядах Колчака;
- Лишний раз подтверждается старая истина, что решающую роль в результатах тайного голосования играет тот, кто ведет подсчет голосов. При необходимости, как надо, так и посчитают.

В тот же день Совет министров принял «Положение о временном устройстве государственной власти в России». Колчаку тут же присвоили титул Верховного правителя России.
Одновременно он становился Верховным главнокомандующим и, неизвестно за какие заслуги, был произведен из вице-адмиралов в «полные» адмиралы, т.е. получил третьего орла на погоны.
Официальное обоснование и формулировка переворота в принятых Советом министров и опубликованных в тот же день документах выглядели так:
«Вследствие чрезвычайных событий, прервавших деятельность Временного всероссийского правительства (т.е. Директории), Совет министров… постановил принять на себя всю полноту государственной власти». (Газета «Правительственный вестник» (Омск). 1918, 19 ноября; Законодательная деятельность Российского правительства адмирала Колчака. – Томск, 2002. – Вып. 1, с. 15.)

В.Г. Хандорин в своей книге так рассказывает о первых шагах новой власти:
«Председателем Совета министров остался занимавший эту должность при Директории беспартийный, близкий к кадетам сибирский адвокат Петр Васильевич Вологодский (в прошлом – областник). Для Колчака он являлся компромиссной фигурой и служил символом легитимности его режима. Своим приказом Колчак объявил о вступлении в верховное командование вооруженными силами и освобождении с этой должности генерала В.Г. Болдырева».

Тут внешне все более-менее «чинно-благородно», полный суверенитет и демократия, включая единодушное тайное голосование «за» Колчака.

Совершенно по-другому, куда менее гладко и бравурно выглядит описание этого переворота в книге английского полковника Дж. Уорда:
«В 11 ч. утра 18 ноября я был официально уведомлен, что в 9 ч. утра собрался Совет Министров и продолжает свое заседание, имея целью рассмотреть положение, созданное арестом Директории; что он уже просил адмирала Колчака принять верховную власть, но тот отказался; что министры питают надежду, что ради спасения России можно будет убедить адмирала принять на себя бремя правительства, так как это является единственным средством вывести страну из се отчаянного Положения.
Разнообразнейшие слухи ходили по городу: что мой вагон будет обстрелян бомбами, что британцы будут принуждены сражаться для спасения своей жизни. Я говорил моим осведомителям, что им нет нужды заботиться о нас, что мы в состоянии сами сделать это...
Тогда мелодия изменилась: меня стали спрашивать, буду ли я защищать министров, находящихся на заседании, если на них нападут? Мой ответ был, что всякий политический беглец, ищущий убежища в моих рядах, найдет защиту, но он должен при этом оставить всякую мысль о дальнейшем участии в русских делах.
«Но что вы будете делать, если восстанут русские войска и попытаются убить тех, кто скрывается у вас. Выдадите вы их?»
-«Никогда».
-«А что, если этого потребуют командиры чешских войск?»
-«Тем более никогда, не говоря уже о том, что чехи настолько порядочны, что никогда не потребуют, того, что не может выполнить ни один солдат».
Последний вопрос был самым главным из всех, и тут без сомнения заключалось зерно всех остальных вопросов, которые были простыми камуфлетами.
Чехи только что отпраздновали начало своего национального республиканского правительства и были естественно охвачены обычными делами в духе «свободы, равенства и братства»; поэтому нельзя было ожидать, чтобы они отнеслись с равнодушием к установлению диктатуры, и с этой стороны можно было ожидать серьезного недоверия.
Враждебная позиция, с которой встретила русская фракция Чешского национального совета в Екатеринбурге и Челябинске принятие Колчаком верховной власти, является лучшим доказательством опасности, которая могла распространиться с этой стороны».

Как видим, ни о каком «тайном голосовании» у полковника Уорда и речи нет, зато он говорит о РЕАЛЬНОЙ опасности для диктатуры Колчака.
Дело в том, что и военный переворот, и арест членов Директории, да и самого Колчака поначалу резко негативно восприняли руководители и личный состав чехословацкого корпуса, который в то время был самой боеспособной частью «белых» войск в Сибири и который контролировал всю Транссибирскую магистраль.
Не считаться с этим было нельзя.
Если бы чехословаки тогда предприняли военные акции в защиту арестованных членов демократической Директории, то власть Колчака была бы обречена.

«Ни Совет Министров, ни сам Колчак не могли принять окончательного решения, пока у них не было полного представления о позиции Британии в этом вопросе. Позиция чешских войск в Омске сделала невозможным для них приближение к месту, где заседали министры, без того, чтобы не наткнуться на британцев, а мои пулеметы командовали над каждой улицей, которая вела к помещению русской главной квартиры.

Дела были в таком состоянии напряжения, что я для безопасности своей команды уведомил как русских, так и чешских властей, что не позволю группам войск или каким-либо гражданам приближаться или собираться вблизи моего расположения; что всякое такое сборище или попытка приблизиться будут сочтены враждебным актом и на него будет отвечено соответствующим образом.
А что все эти распоряжения дали министрам больше уверенности продолжать их политику, в этом не может быть никакого сомнения. Это было одним из неизбежных следствий наших приготовлений к самозащите и не имело характера влияния на их решения, которые всецело принадлежали им одним; но это придало устойчивость всей обстановке.
Я отмечаю все эти факты с той целью, чтобы все те, кто является заинтересованным, могли указать их настоящее значение и важность.
Позже уже я узнал, что немало высокопоставленных дам сделали все приготовления для скорейшего спасения в Миддльсекских казармах.

Около 2 ч. 30 м. пополудни 18 ноября меня известили, что адмирал Колчак принял неограниченную власть с титулом «верховного правителя», с советом министров, который будет ответственным перед ним за ближайшее осуществление его обязанностей; что предполагает вечером зайти для представления к французскому представителю М. Рено, что потом он собирается посетить меня, как старшего британского офицера в Омcке и в этом случае ответит на вопросы, которые я предложу ему.
Он действительно зашел ко мне…»

По сути дела, приход к власти Колчака обеспечили не туманные результаты тайного голосования в правительстве разогнанной Директории, а британские пулеметы отряда полковника Уорда, «командовавшие над каждой улицей, которая вела к помещению русской главной квартиры».

Как подчеркивает полковник Уорд: «Первым актом верховного правителя, адмирала Колчака, было уведомить японцев, что перемена правительства означает также и перемену политики относительно продвижения японских войск и занятия ими железной дороги. Японцы протестовали, но адмирал стоял твердо на своем».
Ну, еще бы ему «твердо» не стоять на своем, имея за спиной поддержку Британской империи, которая была тогда первой державой мира!

Японцы уступили ей «право первой ночи» среди спонсоров нового колчаковского правительства, сохранив за собой контроль над Забайкальем и Манчжурией и безусловную поддержку своего ставленника атамана Семенова…

Чехи тоже вынуждены были смириться с новой омской властью, в лице Колчака. Чешский Национальный совет выступил с заявлением, в котором в сдержанной форме, выражался протест против переворота, как «нарушающего начала законности».
Командир чехословацкого корпуса генерал-майор Ян Сыровы разослал по войскам телеграмму, в которой распорядился сохранять нейтралитет, отнеся события 18 ноября к внутренним российским делам, и запретил в войсках политическую пропаганду под угрозой военно-полевого суда. Однако холодок между Колчаком и чехословаками сохранился на все время его правления.

Полковник Уорд, в официальном донесении в Лондон, сообщает интересные подробности своей первой беседы с Колчаком, который пришел к нему представиться в качестве «верховного правителя» России:

«Адмирал Колчак принял титул «верховного правителя России» и зашел вечером к французскому посланнику, после чего зашел также и ко мне, как старшему британскому офицеру, занимающему официальное положение в Омске.
Около 9 часов пополудни адмирал Колчак зашел в мою главную квартиру. Следующие джентльмены присутствовали при его приеме: полковник Нельсон, капитан Стефан, полковник Франк (русской армии) и М. Фрезер (корреспондент «Таймса»). Он был в полной форме русского адмирала.
Адмирал… уведомил меня об обстоятельствах и причинах принятия им верховной власти над всей Россией.
Была сделана попытка соединить все партии в правительство, которое могло бы умиротворить страну, так, чтобы народ оказался в состоянии решить вопрос о будущей форме правления России. Совет, избранный Уфимским собранием, пытался работать в этом направлении, но потерпел неудачу. Окончательное падение его было вызвано воззванием, выпущенным Центральным Комитетом партии социалистов-революционеров, которая намеревалась насадить в новой армии те же самые условия, что разложили старую армию. Воззвание было подписано председателем социал-революционеров Черновым; когда было предложено начать дело против тех, которые стремятся разрушить в армии дисциплину, два социалиста-революционера члены Совета Авксентьев и Зензинов, отказались видеть что-нибудь вредное в разрушительной прокламации Чернова…
Это привело новое правительство к состоянию застоя и поставило лицом к лицу с анархией. Совет Министров не нашел другой альтернативы, как распустить старую Директорию Пяти и сосредоточить верховную власть в одной личности, перед которой Совет Министров будет ответственным за управление отдельными департаментами.

Я отвечал, что эти доводы, в связи с моим личным знакомством с делами, по-видимому, оправдывают происшедшее, но что я слышал также и об аресте социалистов-революционеров, членов Директории; если допустить также их убийство, то это придает всему делу характер попытки со стороны части старых армейских офицеров ниспровергнуть существующие учреждения для возвращения к старому порядку вещей.
И прибавил далее, что если английский народ будет думать, что такова политика адмирала и его друзей, то они лишатся дружеской симпатии не только со стороны английского народа, но также Америки и Франции.
Адмирал Колчак ответил, что он сейчас не знает, что и как с арестованными, но что он произведет расследование и уведомит меня позднее. Он сказал, что…если его деятельность когда-нибудь в будущем не окажется в гармонии с установлением свободных политических учреждений, как их понимает английская демократия, он будет убежден, что дело его потерпело неудачу.
Я поблагодарил его за доброе мнение о моей стране и обратил его внимание на письмо его величества короля к президенту Вильсону, полученное в Омске 14 ноября 1918 г., в котором провозглашаются принципы демократии и свободы, и предупредил его, что всякая попытка вернуть русский народ назад, к системе тирании и бедствий, встретит сопротивление всех свободных народов мира.
Адмирал Колчак ответил, что он читал письмо его величества короля Англии и что единственной его надеждой является, чтобы Россия как можно скорее начала пользоваться благами таких же свободных установлений.
Омск. Сибирь. 20 ноября 1918 г.»

Перед Колчаком встал вопрос: что же делать с арестованными членами Директории?! Против ликвидации этих «демократических» деятелей категорически протестовали английские уполномоченные представители, справедливо полагая, что общественность Англии не простит этого Колчаку.
Полковник Дж. Уорд об этом вспоминал:
«У меня уже успела образоваться некоторая опытность в революциях, и если бы я настойчиво не проводил своей точки зрения, Авксентьев и Ко были бы зарезаны, как бараны.
Я хорошо также знал страх моих соотечественников перед диктатурой, и если бы принятие адмиралом Колчаком верховной власти было связано или ускорено убийством его противников без суда, содействие и вероятное признание британским правительством новой власти могло бы сделаться невозможным.

Мои собственные агенты раскрыли место, где находились арестованные, а также то, что они должны были быть приколоты штыками в ту же ночь, так как стрельба в них привлекла бы внимание. Я также уверен, что Колчак ничего не знал об этом.
Все дело было в руках офицерской карательной организации, которая поклялась убить как раз столько же большевиков-революционеров, сколько офицеров было убито людьми вроде Троцкого и Авксентьева»…

На счастье Авксентьева и Ко твердая позиция английских уполномоченных не позволила казакам «зарезать их, как баранов», или «приколоть штыками».
Вместо этого, было найдено вполне гуманное и старое, как мир, решение: дать им денег и выслать за пределы России.

Вот, что пишет об этом полковник Уорд:
«20 ноября. 1 ч. пополудни. Адмирал Колчак, услышав, что вспомогательный отряд моего батальона возвращается во Владивосток, попросил меня, не позволю ли я прицепить к моему поезду вагон, везущий государственных заключенных в некоторый неизвестный пункт на китайской границе в целях тайны и большей безопасности. Я согласился и для этой цели усилил отряд.

Омск, Сибирь, 21 ноября 1918 г.
(Копая).
От подпоручика Корниш-Боудена, 25-го батальона Миддльсекского полка, адъютанту 25-го батальона Миддльсекского полка.
Сэр. Имею честь сообщить вам для передачи командующему:
Поезд с четырьмя русскими политическими изгнанниками (господами Авксентьевым, Аргуновым, Роговским и Зензиновым) и русской охраной, вместе с отрядом британских войск под моей командой, оставил Омск 21 ноября в 2 ч. ночи и прибыл в Харбин 27 ноября. Проезд был спокоен. Почти все большие города, где предполагались волнения, мы проехали ночью…
Высылаемые выразили самую живейшую признательность за присутствие британских войск и говорили, что они не доверяют своей русской охране. Впрочем во все время пути я ничего не заметил такого, что подтверждало бы их опасения.
По прибытии в Харбин, высылаемые стали настойчиво просить меня, чтобы я сопровождал их до Чанг-Чуна, и так как офицеры русской охраны были вполне с этим согласны, я решил сопровождать поезд до Китайско-Манчжурской границы. Мы достигли Чанг-Чуна 28 ноября около 2 ч. утра и изгнанники выехали отсюда вечером в тот же день.
Мы вернулись в Харбин 29 того же месяца, откуда я отправился далее вместе с русской охраной. Во Владивосток мы прибыли утром 2 декабря. Я непосредственно сообщил обо всем отделу Центрального Управления и устно доложил а вышеупомянутых фактах генералу Ноксу…
Имею честь оставаться, сэр, вашим покорным слугой: П. С. Корниш-Боуден, подпоручик.
Владивосток, Сибирь, декабря 2,1918 г."

О выданных членам Директории деньгах, в архивах имеется такая запись:
«В ночь на 21 ноября все четверо были вывезены из Омска особым поездом в сопровождении русско-английского конвоя. Поезд доставил их до станции Чаньчунь - дальше дорога на юг контролировалась японцами. Все высылаемые получили от казны пособия: Авксентьев, Зензинов и Роговский - по 25 тысяч франков, Аргунов, как человек семейный, - 47 тысяч. [ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 180. Л. 102.]
Перед отъездом из Китая они опубликовали совместное заявление с протестом против учинённого над ними насилия.
Больше всех досталось новому колчаковскому министру юстиции Старынкевичу, премьеру Вологодскому и казачьим офицерам. О получении пособия от казны не упоминалось. (Государственный переворот адмирала Колчака. С. 161-167.)

Осталось «утрясти» дела с главнокомандующим войсками Директории (и бывшим начальником Колчака) членом Директории генералом Болдыревым.
О том, как это сделали, в своей книге рассказывает П.Н. Зырянов:
«Генерал Болдырев был в Уфе, когда до него дошло наконец известие о перевороте. Поскольку в армии теперь оказалось два главнокомандующих - Колчак и Болдырев, - генерал Сыровой издал приказ, чтобы исполнялись только его распоряжения.
Вечером 19 ноября Болдырев вызвал Колчака к прямому проводу. Разговор принял резкий характер, причём Болдырев требовал немедленно восстановить Директорию.
Он также сказал Колчаку, сославшись на Дитерихса, что его распоряжений как главнокомандующего «слушать не будут». [См.: Головин Н. Н. Указ. соч. Ч. 4. Кн. 9. С. 108-111.]

Собеседники ни о чём не договорились, и Болдырев выехал в Омск…
В Омск Болдырев приехал дня через три, уже остывшим и убедившимся, что былого не возвратить. Сразу по прибытии его попросили к адмиралу. На этот раз разговор протекал спокойнее.
Колчак предложил Болдыреву выбрать новую должность по своему желанию. Самолюбие не позволило генералу принять это предложение.
28 ноября он отбыл во Владивосток, получив от казны пособие в 50 тысяч франков. [ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 1. Д. 180. Л. 97.]
Колчак послал Хорвату телеграмму с просьбой беспрепятственно пропустить в Японию генерала Болдырева, его личного секретаря и двух адъютантов. [РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 10. Л. 30.]»

Как видим, Болдырев умудрился подороже продать свою верность «принципам демократии и народовластия», чем остальные члены Директории. Впрочем, и 25 тысяч франков, выплаченных каждому из них, за счет русского золотого запаса, захваченного в Казани, тоже было очень хорошим «золотым парашютом», говоря современной терминологией…

Над непосредственными участниками ареста членов Директории полковником В. И. Волковым и войсковыми старшинами А. В. Катанаевым и И. Н. Красильниковым после этого была разыграна комедия «суда», предсказуемо завершившаяся их оправданием.
Вскоре после этого они получили обещанные им, еще до переворота, повышения: Волков, как ему и сулили, получил чин генерал-майора. Красильников и Катанаев стали полковниками!!!

Однако впереди были новые трагические события, которые обсудим в следующей главе.

На фото: Колчак (в центре и без погон) и справа от него (с тремя крестами) генерал Р. Гайда

18 ноября 1918 года Колчак устраивает переворот, в результате которого приходит к власти. В тот же день Совет министров принял «Положение о временном устройстве государственной власти в России», с учреждением поста Верховного правителя, о производстве вице-адмирала А. В. Колчака в адмиралы, о передаче ему «ввиду тяжкого положения государства» временное осуществление Верховной власти. Своим приказом Колчак объявил о вступлении в «Верховное командование всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России»

Верховный правитель А. В. Колчак в первые же дни развивает бурную деятельность. Первостепенной была задача - смягчить в общественном мнении отношение к перевороту, добиться широкого признания своей власти населением, союзниками, другими белогвардейскими правительствами и войсками.

Реакция в Сибири, на Урале и Дальнем Востоке на омский переворот была не однозначной, но в основном все же спокойной, благоприятной. Многие, очень многие желали установления твердой власти. В адрес Верховного правителя посыпались многочисленные приветствия от местных органов власти, общественных организаций, воинских соединений и частей, отдельных граждан. Одним из первых признал Колчака, послав в Омск соответствующую телеграмму, влиятельный атаман Оренбургского войска А. И. Дутов. Быстро признал власть Верховного правителя генералитет, а после отъезда с фронта в Омск В. Г. Болдырева полное подчинение армии новому Верховному главнокомандующему стало фактом.

Быстро последовало одобрение прихода к власти Колчака от иностранных представителей в Омске и из-за рубежа. Верховного правителя посетили представители миссий, поздравляли его и выражали удовлетворение.

Однако были и протесты против переворота. Наиболее значительные из них последовали слева - от съезда членов Учредительного собрания в Екатеринбурге, Совета управляющих ведомствами в Уфе, а справа - от атамана Забайкальского войска Г. М. Семенова. Членами съезда в Екатеринбурге 18 ноября принимается резолюция-воззвание с осуждением омского переворота и призывом борьбы за устранение «кучки заговорщиков». Объявлялось о создании специального органа для осуществления этих целей во главе с лидером партии социалистовреволюционеров В. М. Черновым. Аналогичные заявления были сделаны в Уфе. Председатель Совета управляющих эсер В. Н. Филипповский и другие его члены, фактическая власть которых ограничивалась Уфимской губернией и некоторыми частями Народной армии, пытались борьбу против Верховного правителя поставить на практические рельсы. В частности, большие надежды возлагались на Ф. Е. Махина, командовавшего на Южном Урале значительными воинскими силами. Но действия Махина были быстро блокированы. Попытка договориться с генералом Болдыревым о выступлении против омских властей также не увенчалась успехом, так как тот после длительных колебаний, опасаясь раскола в армии, ослабления фронта, решил подчиниться Колчаку. Занявшие было половинчатую позицию Национальный совет и командование чехословаков вскоре ее изменили. Значительную роль в этом сыграли западные дипломаты, оказавшие на руководство корпуса давление. Для этого понадобилось проведение в Челябинске 23 ноября специального совещания.

Верховная власть донцов за Колчаком была признана. К нему, в Омск, был прислан казачий генерал-майор Сычев, который дал подробную информацию о положении на Дону, Юге России. Сычев был использован на военной работе в Восточной Сибири, накануне и в момент крушения колчаковской власти был командующим войсками Иркутского округа, в дальнейшем эмигрировал.

Исчезло деление войск на Народную армию (в прошлом - Комуча), Сибирскую армию и др. Успешнее пошло формирование новых частей и соединений под эгидой единой Верховной власти. Несколько сложнее шел процесс признания верховенства Колчака и его правительства в российских масштабах. Но под определенным давлением союзников, «Русского политического совещания» в Париже, образованного в декабре 1918 г. и ставшего политическим центром антибольшевистских сил России, А, В. Колчака признают генералы Е. К. Миллер, Н. Н. Юденич и их правительства. Указами Верховного правителя эти генералы, как вступившие в его подчинение, были официально назначены генерал-губернаторами и главнокомандующими вооруженными силами в их регионах.

Более сложно протекал процесс признания А. В. Колчака, как Верховного правителя России генералом А. И. Деникиным и его правительством. Но и он в конце мая 1919 г. завершился тем же. В приказе о признании верховенства А. В. Колчака, подчинении ему командования и войск Юга России от 30 мая А. И. Деникин написал: «Спасение нашей Родины заключается в единой Верховной власти и нераздельном с нею едином Верховном командовании.

Исходя из этого глубокого убеждения, отдавая свою жизнь служению горячо любимой Родине и ставя превыше всего ее счастье, я подчиняюсь адмиралу Колчаку, как Верховному правителю Русского государства и Верховному главнокомандующему Русских армий.

Да благословит Господь его крестный путь и да дарует спасение России».

Колчак 17 июня назначил Деникина своим заместителем. Таким образом, Колчак стал Верховным правителем России, точнее - тех ее регионов, которые были на тот момент под властью белых.