Иоанн кронштадтский о григории распутине цитаты. Н.К.Рерих и Высокий духовный служитель Иоанн Кронштадтский, а также вымыслы недоброжелателей. Галина Ермолина
КРОНШТАДТСКИЙ ПАСТЫРЬ
И СТРАННИК ГРИГОРИЙ
О встрече Григория Ефимовича Распутина с о. Иоанном Кронштадтским пишут многие. Само упоминание этого факта, как правило, не вызывает, сомнений. Разве что у авторов, подобных И.В. Смыслову 1 («…Св. Иоанн Кронштадтский, который, конечно же, и хотел, и мог разобраться в вопросе о личности Распутина, с ним не встречался и его не благословлял: слух об этом – никем и ничем не подтверждённая выдумка Вырубовой. Вдобавок, на сегодняшний день эта выдумка фактически опровергнута всем, что документально известно о св. прав. Иоанне…» 2) Но последнее относится уже не к особенностям авторов, это – клиника, не заслуживающая обсуждения, упоминаемая исключительно как курьёз. Итак, написано по этому поводу, как мы уже сказали, немало, однако, к сожалению, ещё больше надумано. Касается это, прежде всего слов, сказанных о. Иоанном опытному страннику . Даже точное время этой встречи в литературе до сих пор не было установлено: по одним сведениям это произошло в 1903 г., а по другим – в 1904 г. Неведомо точно и место события: то ли было это под сенью собора св. апостола Андрея Первозванного в Кронштадте, куда со всей России стекались тысячи паломников, то ли в Петербурге… Но, однако, есть ли возможность сегодня достоверно узнать, как всё было тогда на самом деле? Как выяснилось, такая возможность всё-таки есть. Оказалось, что, во-первых, не все источники, сообщавшие об этой встрече, были привлечены писавшими на эту тему. Во-вторых, даже уже давно известные свидетельства не были подвергнуты всестороннему анализу. «Случилось это после знакомства его с купчихой-миллионершей Башмаковой. Он встретился с ней на богомолье. Башмакова только что похоронила мужа и сильно горевала. Распутин утешил её. Она увезла его в Казань, познакомила с именитыми купцами. Из Казани он поехал с Башмаковой в Киев, потом в Москву и, наконец, в Петроград. Здесь он был представлен о. Иоанну Кронштадтскому и произвёл на него, как говорят, большое впечатление» 3 . Так утверждал автор неподписанной статьи, опубликованной в московском «Русском слове» в первые дни после убийства Григория Ефимовича. Впоследствие эти сведения повторили, уже после переворота, в своих брошюрках известный петроградский публицист П. Ковалевский («Гришка Распутин». М. 1917) 4 и театральный деятель Н.Н. Евреинов («Тайна Распутина». Л. 1924) 5 . Однако, как удалось выяснить, публикация 1916 г., в свою очередь, была основана на ещё более ранней, принадлежавшей перу политического ссыльного А.И. Сенина, поселившегося в январе 1907 г. в с. Покровском у зажиточного мужика Степана Кондратьевича Алемасова. Информацию о Распутине почерпнул он, по его словам, «отчасти из личных наблюдений, отчасти из рассказов односельчан, а больше всего от местной полуинтеллигенции» («две учительницы, двое батюшек, фельдшер, начальник почтово-телеграфной конторы»). Односельчане, по словам А.И. Сенина, «даже заочно не всегда называли его “святым” или Гришухой, а величали Григорием Ефимовичем». Была у автора и личная встреча со знаменитым покровчанином, во время которой последний, между прочим, предсказал скорое освобождение из ссылки своего собеседника, что, заметим, и не замедлило произойти. Своими впечатлениями Александр Иванович в 1910 г. поделился с читателями екатеринославской газеты «Южная заря» 6 , а в 1912 г. – петербургской «Речи». Вот что он писал на интересующую нас тему: «Вошел Григорий в силу, как единодушно утверждала местная молва, в 1903-1904 гг., после знакомства с купчихой-миллионершей Башмаковой из села Реполова, на реке Иртыше, Тобольского уезда. Громадный деревянный дом её и теперь ещё красуется в с. Реполове, и был отдан в 1906 году для временного пользования политическими ссыльными. Григорий ходил молиться Богу в Абалаки (монастырь около Тобольска) и где-то на постоялом дворе встретился с Башмаковой, которая недавно похоронила своего мужа и сильно горевала. Григорий уже юродствовал тогда и каким-то образом утешил Башмакову. Привезла она Григория в Казань, познакомила его здесь с именитыми купцами и прочими благочестивыми людьми. Отсюда, будто бы, и началось возвышение Григория. По другой версии – повезла его Башмакова прямо в Петербург. Там, в её номер, сделал визит её близкий знакомый Иоанн Кронштадтский, которому так понравился Григорий Распутин, что отец Иоанн расцеловал его и тут же назвал своей правой рукой. Насколько это верно, не знаю, но связь Григория Распутина с отцом Иоанном Кронштадтским несомненна, и в конце рассказа будет подтверждена. И я имею полное основание предполагать, что вторая версии служит лишь продолжением первой, и обе они приблизительно правдивы» 7 . Современные авторы-разоблачители, лишенные, похоже, возможности вместить эту вполне по-человечески понятную ситуацию с купеческой вдовой, пытаются придать ей привычный скабрезный подтекст: в Абалакском монастыре-де «Распутин сумел успешно утешить недавно овдовевшую купчиху» 8 . Что на это сказать? – Выходит, что дореволюционные политические ссыльные были куда порядочнее нынешних доктора медицинских наук и кандидата исторических наук. Между тем, вот что становится известным далее о Башмаковой из очерка Сенина: «…Простая душа, – говорил о ней Распутин. – Богатая была, очень богатая и всё отдала. Уж отец Иоанн Кронштадтский поддерживал её, а то без куска хлеба осталась. – Новое наследство, сказывают, получила?.. – Получила, миленький, получила, но опять всё раздала. При отъезде сюда уж я ей 25 рублей дал. И ещё получит, и опять всё отдаст, такой уж человек» 9 . (Это последнее, наверное, совсем уж запредельно для «семейной артели» Коцюбинских. Просто невместимо. Некуда вместить.) Уже после публикации нашего очерка в «Русском вестнике» 10 появилась дополнительная информация о миллионерше Ирине Александровне Башмаковой, владелице золотого прииска в Тобольской губернии. «Этот рассказ, – пишет автор современной заметки в казанской газете, – я слышал в детстве от бабушки. В молодости она работала в прислугах у местной помещицы. Та любила работящую девушку, обещала помочь в будущем устроиться в Казани, где у неё жила родственница. И вот однажды в гости к помещице пожаловал сам Григорий Распутин. Ехал по улице на велосипеде, горстями бросал конфеты местной детворе, бегущей следом. – Странный был, – рассказывала бабушка. – Большой лоб закрывали длинные космы, нос в оспинках выступал вперед. Лицо морщинистое, загорелое. Борода свалявшаяся, словно старая овчина. На правом глазу – желтое пятно. […] …Оказывается Распутин бывал в Казани у миллионерши Башмаковой в те годы, когда бабушка работала служанкой, – в 1903-1906 годах. У Башмаковой, по некоторым сведениям, была родственница в Свияжском уезде, к которому тогда относилось наше село. (Сейчас это Кайбицкий район). […] Известно также, что позднее Башмакова приезжала на тройке с бубенцами в село Покровское в Сибирь к Григорию с подарками» 11 . «…Он благословил меня, – рассказывал между тем Сенину Григорий Распутин о своей встрече с о. Иоанном, – и пути указал» 12 . Писали, что Григорий Ефимович «имел при приезде в Петроград рекомендательные письма» к о.Иоанну 13 . Уточняли даже от кого: «С письмом от сибирского священника он приехал к покойному о. Иоанну Кронштадтскому и епископу Феофану. Старец понравился обоим, и они приняли в нём живейшее участие» 14 . Обстоятельства этой исторической встречи (правда не в петербургской гостинице, а в Андреевском соборе в Кронштадте) нашли отражение в двух изводах воспоминаний дочери Григория Ефимовича. «В 1904 г., – читаем в первом из них, – два года спустя после паломничества в Киев, он предпринял путешествие в Петербург, осуществив тем самым свою давнюю мечту увидеть праведного отца Иоанна Кронштадтского. Прибыв в столицу, он дождался первого праздничного дня и с посохом в руке, с котомкой за плечами, пришел на службу в Кронштадтский собор. Собор был полон хорошо одетых людей; и причастники, принадлежавшие к высшему свету Петербурга, тотчас выделялись своими нарядами. Мой отец в своей крестьянской одежде стал позади всего народа. В конце Литургии, когда диакон, держа в руках Св. Чашу, торжественно возгласил: “Со страхом Божиим и верою приступите”, – Иоанн Кронштадтский, который в этот момент выходил из ризницы, остановился и, обращаясь к моему отцу, пригласил его подойти к принятию Св. Таин. Все присутствующие в изумлении смотрели на смиренного странника. Несколько дней спустя отец мой был принят Иоанном для личной беседы и он, как и Макарий, подтвердил ему, что он “избранник Божий”, отмеченный необычным жребием. Эта встреча весьма впечатлила моего отца, который часто говорил о ней впоследствии. Горизонт его жизни расширился. Благодаря покровительству Батюшки, столь популярного в России, он заинтересовал многочисленных поклонников Иоанна, которые искали с ним встречи» 15 . («Кронштадтский Пастырь, – читаем в одной из дореволюционных газет, – знакомил новоявленного “старца” с влиятельными лицами, возил с собою везде и всюду, и благодаря этому его успех заранее был предрешён» 16 .) Во втором изводе воспоминаний Матрены говорится: «В то время в С.-Петербурге был человек, почитаемый за святость по всей России: отец Иоанн Кронштадтский. Отец мой, часто слышавший о нем от старцев или монахов разных монастырей, решил пойти и спросить совета у этого человека, который, быть может, помог бы ему найти Правду. Он пешком отправился в столицу, пришёл в собор, где служил Иоанн Кронштадтский, исповедовался праведнику среди толпы кающихся и затем стоял на Литургии. В тот момент, когда преподавалось Св. Причастие и благословение, о. Иоанн, к общему изумлению толпы, подозвал моего отца, стоявшего в приделе собора. Он сначала благословил его, а затем сам попросил у него благословения, которое мой отец ему дал. Кем был этот простой человек с мужицкой бородой, одетый чуть не в лохмотья, но принятый Иоанном Кронштадтским, идущий сквозь толпу с видом решительным и безстрашным, с глазами, сияющими внутренним огнем? Казалось, он не замечал массы народа, расступившейся перед ним. Этот случай возбудил любопытство и сплетни толпы; и распространился слух, что найден новый “человек Божий”. Иоанн Кронштадтский, без сомнения, впечатлённый верой, умом и искренностью этого сибирского крестьянина, пригласил его повидаться лично, объявив ему, что он – один из “избранников Божиих” и представив его кругу друзей и поклонников, окружавших этого святого человека» 17 . В вышедшей в 1927 г. в Германии популярной книге Рене Фюлоп-Миллера, основанной не только на печатных источниках, но и устных рассказах эмигрантов, мы находим свидетельство гр. С.С. Игнатьевой. Она вспоминала как перед тем, как появиться в петербургском обществе Григорию Ефимовичу, «простому мужику», «воздал почести» о. Иоанн Кронштадтский. Случилось это в храме, во время Литургии. Церковь, как всегда, была переполнена. Перед началом причастия о. Иоанн «поднял руку» и «возгласил»: «Среди нас находится достойнейший, более заслуживающий, чтобы первым принять Святые Таины. Вот он, скромный паломник, стоящий среди вас!» «При этом он указал на обыкновенного мужика, который стоял сзади, в той части церкви, где слушают богослужение нищие, калеки и слепые». Как же повел себя странник? – «Можно было допустить, что действия отца Иоанна ошеломят его. Однако этот странный человек даже не удивился. Спокойным шагом он приблизился […], принял Святое Причастие и даже благословил отца Иоанна!» По словам Фюлопа-Миллера, «это событие вызвало в салоне графини Игнатьевой переполох». Она немедленно поделилась увиденным с Вел. Княгиней Анастасией Николаевной 18 . «Был я у о. Иоанна Кронштадтского, – рассказывал Г.Е. Распутин одному из своих знакомых. – Он меня принял хорошо, ласково. Сказал: “Странствуй, странствуй, брат, тебе много дал Бог, помогай людям, будь моею правою рукою, делай дело, которое и я, недостойный, делаю…”» 19 . Слова эти подтверждаются, между прочим, самим образом жизни, которую вел, обосновавшись в Петербурге, Григорий Ефимович. «…Больных, нуждающихся в утешении, принимаю, – говорил он одному собеседнику в 1907 г. – Трудно мне, миленький… До двух часов дня каждый день у себя принимаю, а потом по больным по приглашению разъезжаю… Часа три в сутки свободных имею, не больше» 20 . Вероятно, именно в связи с тем, что в первое время Г.Е. Распутин жил в Александро-Невской Лавре, в обществе циркулировали рассказы о том, что его знакомство с о. Иоанном произошло в стенах этой обители. «Известный духовидец, отец Иоанн Кронштадтский, который утешал Александра III в Его агонии, – писал французский посол М. Палеолог, – захотел узнать молодого сибирского пророка; он принял его в Александро-Невской Лавре и радовался, признав на основании несомненных признаков, что он отмечен Богом» 21 . «В Петербурге, – писал кн. Ф.Ф. Юсупов, – его принял в Александро-Невской Лавре преподобный о. Иоанн Кронштадтский, которого он поразил простосердечием, поверивший, что в этом молодом сибиряке есть “искра Божия”» 22 . (Впрочем, вот как тот же самый текст был «переведён» в книге московского издательства «Захаров», известного публикацией подложных «воспоминаний» Матрёны Распутиной: «В Петербурге в Александро-Невской Лавре принял его отец Иоанн Кронштадтский. Поначалу отец Иоанн склонился душой к сему “юному сибирскому оракулу”, увидел в нём “искру Божью”» 23 .) По словам жандармского генерала А.И. Спиридовича, по долгу службы не раз видевшегося с Г.Е. Распутиным, тот «любил рассказывать» о том, как «о. Иоанн Кронштадтский отметил его в толпе молящихся». «Побыв некоторое время в Петербурге, – писал он далее, – Распутин вернулся на родину. Он рассказывал домашним про внимание, с которым отнёсся к нему о. Иоанн Кронштадтский и говорил, что последний предсказал, что ему суждено совершить что-то особенное, что он, Григорий, избранник Божий. […] К смутившему его в своё время предсказанию блаженного Макария, прибавилось новое, неясное, загадочное от о. Иоанна Кронштадтского» 24 . «Отец Иоанн Кронштадтский, – утверждала сестра Государя, Вел. Кн. Ольга Александровна, – встретился с мужиком и был глубоко тронут его искренним раскаянием. Распутин не пытался скрывать своё греховное прошлое. Видя, как тот молится, отец Иоанн уверовал в его искренность. Две сестры, Анастасия Николаевна, тогда герцогиня Лейхтенбергская (впоследствии вышедшая замуж за Великого Князя Николая Николаевича младшего), и Милица Николаевна, жена его брата Великого Князя Петра Николаевича, которые были горячими почитательницами отца Иоанна Кронштадтского, приняли у себя во дворце сибирского странника. Всякий, кто встречался с ним, был убеждён, что он – “человек Божий”» 25 . «В 1904 г. слава о новом сибирском пророке дошла до Петербурга – читаем в тверском атеистическом журнале 1925 г. – Известный Иоанн Кронштадтский пожелал видеть Распутина. В Распутине кронштадтский “чудотворец” подметил “искру Божию”» 26 . Как видим, все современники (не только благожелательно или нейтрально относившиеся к Григорию Ефимовичу, но даже один из его убийц и атеисты) о встрече опытного странника с Кронштадтским Пастырем свидетельствуют согласно… В мемуарах Матрёны Распутиной есть упоминания и о второй встрече отца с о. Иоанном Кронштадтским: «Отец мой поддерживал отношения с Иоанном Кронштадтским и, желая вновь видеть и слышать его, предпринял второе путешествие в С.-Петербург в 1906 году» 27 .
Имя святого праведного отца Иоанна Кронштадтского, как и Григория Распутина, крепко связано со святыми Царственными Мучениками. Как известно, Кронштадтский Пастырь был высоко ценим Императором Александром III и Его Сыном Императором Николаем II. Об этом свидетельствует участие о. Иоанна, по Высочайшей воле, в богослужениях и таинствах, связанных с важнейшими событиями жизни Православной Империи и Царской Семьи: при последних минутах жизни, отпевании и погребении Императора Александра III, при совершении бракосочетания Царственных Мучеников, Короновании и Помазании Их на Царство, крещении Их первородной дочери и Наследника Цесаревича. Почитание о. Иоанна Царской Семьей было неизменным до самой его кончины. Тесному духовному сближению Царственных Мучеников с Кронштадтским Пастырем помешал, однако, целый ряд причин, как чисто личностного характера, так иногда и досадные недоразумения. Приведём в связи с этим лишь две цитаты, не рискуя как-либо комментировать и развивать сказанное в них. Первая – запись в дневнике Цесаревича Николая Александровича, сделанная за несколько дней до кончины Отца (12.10.1894): «В 10 ½ большая часть Семейства отправилась пешком в Ореандскую церковь к обедне, которую служил о. Иоанн. Он очень резко делает возгласы, как-то выкрикивает их – он прочел свою молитву за Папа, которая произвела сильное впечатление на Меня». Вторая – из письма епископа Кишиневского и Хотинского Серафима (Чичагова) графине С.С. Игнатьевой (26.12.1908): «…17 Октября , подписав Манифест, Государь с радостью пошёл на Молебен в Свой Конвой, в надежде, что о. Иоанн скажет Ему что-нибудь, но по окончании молебна Батюшка только подошел проститься и молча поклонился. Государь со скорбью сказал Ему вслед: “Вот так всегда, поздоровается, простится и уедет”. Я не вытерпел и передал это Батюшке, который ответил: “Как я посмел бы говорить, когда меня не спросили!” Так, не понимают друг друга духовные и светские» 28 . Разумеется, то был Промысел Божий. Как никак речь шла о Царе, сердце Которого находится, как известно, в Руке Божией (Притч. 21, 1) . Нельзя также оставить без объяснения ставшие в последние годы известными слова о. Иоанна Кронштадтского из его дневника (20.10.1908): «Гос-по-ди, вра-зу-ми сту-ден-тов, вра-зу-ми вла-сти, дай им прав-ду Твою и си-лу Твою дер-жав-ную. Гос-по-ди, да вос-пря-нет спя-щий Царь, пе-ре-став-ший вла-ст-во-вать вла-стью Сво-ею; дай Ему му-же-ст-ва, муд-ро-сти, даль-но-вид-но-сти! Гос-по-ди, мо-ре в смя-те-нии, дья-вол тор-же-ст-ву-ет, прав-да по-ру-ше-на. Вос-стань, Гос-по-ди, в по-мощь Церк-ви Свя-той. Аминь» 29 . Следует иметь в виду, что «спящий Царь» о. Иоанна Кронштадского не был каким-либо необычным откровением; скорее всего констатацией внешне доступного этому Праведнику, но не как избраннику Божию (в данном случае), а как обычному человеку. (Вспомним свидетельство преп. Серафима, который говорил о том, что когда он говорил от себя, ему не раз приходилось ошибаться...) Конечно же, это не пророчество, не провидение, а, скорее, дань общему настроению. Достаточно сравнить приведённые слова с дневниковыми записями гр. А.А. Бобринского (20.3.1905): «Спит Государь. Спит на вулкане»; (23.3.1905): «Государь всё также без воли; спит» 30 . Ибо вот отзыв о Царе-Мученике Праведного Пастыря, принадлежащий уже не обычному человеку, а духовидцу: «Царь у нас пра-вед-ной и бла-гочес-ти-вой жиз-ни, Бо-гом по-слан Ему тя-жё-лый крест стра-да-ний, как Сво-ему из-бран-ни-ку и лю-би-мо-му чаду, как сказа-но тай-но-вид-цем су-деб Бо-жи-их: “Ко-го Я люб-лю, тех об-личаю и на-ка-зы-ваю” (Отк. 3, 19). Ес-ли не бу-дет по-кая-ния у рус-ско-го на-ро-да, ко-нец мiра бли-зок. Бог от-ни-мет у не-го бла-гочес-ти-во-го Ца-ря и по-шлёт бич в ли-це нечес-ти-вых, жес-то-ких, са-мо-зван-ных пра-ви-те-лей, ко-то-рые заль-ют всю зем-лю кро-вью и сле-за-ми» 31 . Следует также подчеркнуть, что о. Иоанн писал дневник для себя . Даже в неполной его публикации есть немало личного; он содержит немало нередко противоречивых размышлений, которые его автор ни при каких обстоятельствах не предал бы сам обнародованию. Вот одна из таких записей: «Примири меня, Господи, с памятью убиенного злодеями Императора Александра II, Который хоть тяжко согрешил в жизни, но человеческими грехами, коих не чужд и я, многогрешный. Прости Ему и мне грехи вольные и невольные и излей в сердце моё любовь к Венценосному Мученику, Коему Ты простил грехи за Его насильственную смерть. – Он был верующий и доброжелательный; Он любил Россию и Сам был на войне за освобождение единоверных славян» 32 . Несмотря на это, личная духовная посмертная связь Царя-Мученика и праведного о. Иоанна очевидна. Вот как об этом совершенно справедливо писал архимандрит Константин (Зайцев, 1886†1975) 33: «Молясь о. Иоанну, мы ныне неустранимо подпадаем под сень Того, Кто Своей мученической кровью освятил Русский Царский Престол. В нашем христианском сознании св. прав. о. Иоанн и Царь Мученик как бы сливаются воедино, как Путевожди наши, сливая воедино для нас дело нашего личного спасения и дело служения России, как Православному Царству». «...Сближение Церкви и Царства получает своё выражение в устремленности русских людей к двум личностям – господствующим над нашим безвременьем, как одновременно, и закатная заря и заря восходящего дня – если только способна душа Русского народа воспринять современность, как ночь, за которой должен последовать ушедший день... Не вперед – а назад! Круто – назад! Покаянно – назад! Молитвенно – назад! И тут естественными маяками, светочами, факелами, пронизывающими тьму антихристову и являются те два светоносных образа, которыми запечатлен конец России. От России зависит сделать их и образами, запечатлевающими новое начало России. И это уже они сами, наши путевожди, определят конкретные способы преодоления обуявшего Россию зла. Тут дело не в программах, идеалах, методах и т.д., а в покаянном плаче, из которого и возникнет то именно действие, которое, возбуждая каинов трепет в сатанистах, будет обращать во спасение поднимающихся из духовного обморока Русских людей». В связи со сказанным характерно также, что люди, лично знавшие о. Иоанна Кронштадтского и Г.Е. Распутина, свидетельствовали об их сходстве. Вот как А.А. Вырубова, 16-летним подростком исцеленная от тифа глубоко почитавшимся её родителями и ею о. Иоанном, не раз бывавшим в семье Танеевых 34 , вспоминала первую свою встречу с Г.Е. Распутиным за месяц до её свадьбы в 1907 г.: «Вошел Григорий Ефимович, худой, с бледным, изможденным лицом, в черной сибирке; глаза его, необыкновенно проницательные, сразу меня поразили и напомнили глаза о. Иоанна Кронштадтского» 35 . В очень осторожных (по условиям времени) ответах Анны Александровны на вопросы следователя Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства на допросе 6 мая 1917 г. читаем: (Об о. Иоанне Кронштадском): «…Отец Иоанн считал, что он, как странник, может помолиться» 36 . (О Царственных Мучениках): «Они так же верили ему, как отцу Иоанну Кронштадтскому, именно: Они страшно ему верили, что он может помолиться. Я сама верила, и вся наша семья верила, и когда у Них горе было, так всегда, во всяком горе, когда, например, Наследник был болен, обращались к нему с просьбой помолиться» 37 . «Когда укоряли Государыню тем, что Она дружит с простым мужиком, который в Её глазах ещё и наделен святостью, – подтверждала Ю. А. Ден, – Она отвечала, что Господь наш Иисус Христос не выбирал Себе учеников из представителей знатных еврейских семейств. Все Его ученики, кроме апостола Луки, были людьми низкого происхождения. Я склонна думать, что Её Величество уподобляла Распутина св. Иоанну. По Её мнению, оба они были мистически настроенными людьми» 38 . Подтвержала это сходство и иная сторона. После революции журналист И.М. Василевский 39 писал в одном из своих опусов, имея в виду Царственных Мучеников, о том, что Они «находили всё новых и новых, уже отечественных чародеев, от Митьки юродивого до Иоанна Кронштадтского включительно. Не оскудевала земля Русская талантами распутинского образца!» 40 И действительно, если внимательно присмотреться, то даже сама судьба о. Иоанна Кронштадтского и Г.Е. Распутина имела много общего. И, прежде всего, во исполнение слова Апостольского: «…Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы; злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь» (2 Тим. 3, 12-13). Ибо «…многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14, 22). «…Награды и поощрения даются ему скупо, редко, – отмечал ещё дореволюционный биограф о. Иоанна, – награды почти ничтожные, если принять во внимание его образцовую, пастырскую ревность, заслуживавшую, конечно, гораздо большего. Через 5 лет упорного труда он получает всего лишь набедренник (1860 г.), камилавку ему дают лишь через 10 лет после рукоположения, наперсный крест – через 15, а в сан протоиерея его возводят лишь через 20 лет по принятии священства!.. […] В Кронштадтский собор он поступил в 1855 году, а настоятелем собора сделан в 1894 году, т.е. ровно 40 лет он не был настоятелем» 41 . Лишь начиная с 1894 г., после вызова в Ливадию к умиравшему Императору, Кронштадтский Пастырь «достиг всероссийской славы, и награды стали тогда даваться ему быстро…» 42 Эта особая связь между Царём-Миротворцем и Всероссийским Батюшкой существовала вплоть до кончины последнего. «Видел пред утром, часа в три, – записал о. Иоанн в дневник 25 октября 1908 г., – покойного Императора Александра III, молящимся в моей спальне, усердно молящимся. Я в лежачем положении на кресле, а Он – стоит и молится…» 43 Однако именно эта возникшая близость и принесла о. Иоанну немало искушений. Одними из первых возмутились лжебратия. «Мы все такие же отцы Иоанны» 44 , – заявил один из служивших вместе с ним священников Андреевского собора.
Уважаемый блогер michail50 в дискуссии, возникшей по поводу моего поста о Распутине , задал вопрос: «И как относился к этой теме Иоанн Кронштадтский?...»
Не буду писать на эту тему диссертации, приведу лишь две цитаты.
Но прежде замечу, что Иоанн Кронштадтский встречался с Григорием Распутиным. Этот факт, который никто не отрицает. Это было в начале ХХ в.
Что сказал о.Иоанн Распутину и что он сказал о Распутине? На этот счет есть две версии.
К сожалению, прямого свидетельства самого о.Иоанна из первых уст не сохранилось, его Дневники за эти годы не найдены (скорее всего, утрачены).
Сохранилось два пересказа этой встречи. Одна принадлежит протоиерею Философу Орнатскому
, настоятелю Казанского собора в Санкт-Петербурге, который в газете «Петербургский курьер» за 2 июля 1914 года через пять после кончины Иоанна Кронштадтского так описывает эту встречу: «О.Иоанн спросил старца: «Как твоя фамилия?» И когда последний ответил: «Распутин», сказал: «Смотри, по фамилии твоей и будет тебе». Здесь нужно отметить, что о.Философ не был свидетелем самой встречи и не указывает, на чем основан его рассказ. Главное, он не ссылается на о.Иоанна как первоисточник этого рассказа. Поэтому не может обладать достоверностью исторического источника и скорее всего является пересказом слухов, активно циркулировавших в общественной среде. К сожалению. Этот неподтвержденный рассказ до сих пор является основным в нашем общественном сознании.
Второй источник - это воспоминания дочери Распутина - Матрёны Григорьевны Распутиной
(1898 - 1977), изданные в эмиграции в 1932 г.
Можно ли верить дочери? Очевидно, что для нее была дорога память об отце и она не свидетельствовала против него. Но именно по этой причине она не могла выдумывать об отце то, чего не было. Характерно, что когда ее память исчерпана, она прибегает к цитации Труфанова (монаха-расстриги Илиодора). Очевидно, что зафиксированные в ее книге воспоминания, написаны со слов ее отца и являются наиболее адекватным первоисточником сведений по это теме. В этом убеждает и точное описание обстановки в Андреевском соборе, в частности общей исповеди, проводившейся Иоанном Кронштадтским.
Приведу полностью главу из воспоминаний Матрены Григорьевны. Не буду комментировать. Читатель сам может прекрасно разобраться в вопросе, как Иоанн Кронштадтский относился к Распутину? Воспоминания говорят сами за себя. Ошибался ли или был прав Кронштадтский пастырь, это вопрос отношения к Распутину. Только прошу не приписывать мне желание канонизировать Григория Распутина. Я пишу о нем как о добропорядочном человеке, которого ценил Государь Император Николай Александрович, а также высоко отзывался св.Иоанн Кронштадтский.
(Нужно отметить, что в тексте мемуаристка несколько раз называет Иоанна Кронштадтского «архимандритом» (монашеский сан). Это фактическая ошибка, которая объясняется неискушенностью автора в церковных званиях).
«Итак, отец появился в Санкт-Петербурге.
Город ему не понравился. Потом он говорил мне, что ему душно здесь.
Нежелание свое сразу уехать обратно объяснил так: "Меня держит здесь".
Поначалу отец, мало с кем знакомый тогда, не знал, что делать дальше.
Он уже давно слышал о священнике из собора в Кронштадте - знаменитом Иоанне Кронштадтском. Говорили, он обладает огромной духовной силой. И вот в одно из воскресений отец решил поехать в Кронштадт на исповедь.
Говорили, что собор, где служит Иоанн Кронштадтский, - оазис покоя в бурлящем море. Отцу предстояло убедиться в этом.
Сама служба проходила необычно: она включала в себя публичную исповедь.
Под конец, перед самым причастием, по сигналу, поданному священником, все присутствующие выкрикивали во всеуслышание свои грехи.
Отец бывал во многих церквах и монастырях, но нигде не встречал подобного. Прихожане, не стыдясь, в полный голос объявляли о своих прегрешениях, просили у Бога прощения, а затем вкушали тело и кровь Христа.
При этом не было суеты, толкотни - один обряд сменял другой.
Отец был ошеломлен таким проявлением искренней веры в Бога.
Считается, что Бог пребывает в церкви. И это, конечно, так. Это знают все верующие. Но не всем дано почувствовать Бога рядом с собой во время церковной службы.
Отец простоял на коленях всю службу. Молился, вручая свою судьбу Господу.
Люди, обладающие духовным зрением, узнают друг друга. Архимандрит Иоанн вышел из алтаря, остановился перед отцом, взял его за руку и заставил встать.
Сказал, что почувствовал присутствие отца в храме:
- В тебе горит искра Божья.
Отец попросил благословения у архимандрита.
- Господь тебя благословляет, сын мой, - ответил тот.
В тот день отец принял причастие из рук Иоанна Кронштадтского, что было большой честью.
После архимандрит позвал отца к себе.
Отец рассказал Иоанну о себе все,"как на духу". Впрочем, он и воспринимал происходящее как продолжение исповеди, начатой еще в храме во время службы.
Разумеется, рассказал и о явлении Казанской Божьей Матери, о смутных догадках, наполнивших его после этого. Рассказал о том, что пришел в Петербург как бы не по своей воле:
- Вело меня сюда...
Архимандрит слушал отца, не перебивая. Когда отец закончил говорить,
спокойно сказал:
- Бог привел, значит так тому и быть.
У отца вырвался вопрос:
- Чему быть?
Архимандрит так же серьезно ответил:
- А что Бог даст, тому и быть. Его слушай, он вразумит.
Даже Труфанов так передает слова Иоанна Кронштадтского:
- Странствуй, странствуй, брат, тебе много дал Бог, помогай людям, будь моею правою рукой, делай дело, которое и я, недостойный, делаю...
Архимандрит, пересказывая другим встречу с отцом, называл его "истинным старцем".
Цитируется по книге: Матрена Распутина. ВОСПОМИНАНИЯ ДОЧЕРИ. - М.,2001. "Захаров".
* * *
О встрече Григория Ефимовича Распутина с о. Иоанном Кронштадтским написано немало, однако, к сожалению, ещё больше надумано. Касается это, прежде всего слов, сказанных о. Иоанном опытному страннику. Даже точное время этой встречи в литературе до сих пор не было установлено: по одним сведениям это произошло в 1903 г., а по другим — в 1904 г. Неведомо точно и место события: то ли было это под сенью собора св. апостола Андрея Первозванного в Кронштадте, куда со всей России стекались тысячи паломников, то ли в Петербурге…
Но, однако, есть ли возможность сегодня достоверно узнать, как всё было тогда на самом деле? Как выяснилось, такая возможность всё-таки есть. «Случилось это после знакомства его [Распутина] с купчихой-миллионершей Башмаковой. Он встретился с ней на богомолье. Башмакова только что похоронила мужа и сильно горевала. Распутин утешил её. Она увезла его в Казань, познакомила с именитыми купцами. Из Казани он поехал с Башмаковой в Киев, потом в Москву и, наконец, в Петроград. Здесь он был представлен о. Иоанну Кронштадтскому и произвёл на него, как говорят, большое впечатление». Так утверждал автор неподписанной статьи, опубликованной в московском «Русском слове» в первые дни после убийства Григория Ефимовича. Впоследствии эти сведения повторили, уже после переворота, в своих брошюрках известный петроградский публицист П. Ковалевский и театральный деятель Н.Н. Евреинов.
Однако, как удалось выяснить, публикация 1916 г., в свою очередь, была основана на ещё более ранней, принадлежавшей перу политического ссыльного А.И. Сенина, поселившегося в январе 1907 г. в с. Покровском. Информацию о Распутине почерпнул он, по его словам, отчасти из личных наблюдений, отчасти из рассказов односельчан, а больше всего от местной полуинтеллигенции… Была у автора и личная встреча со знаменитым покровчанином, во время которой последний, между прочим, предсказал скорое освобождение из ссылки своего собеседника, что, заметим, и не замедлило произойти.
Своими впечатлениями Александр Иванович в 1910 г. поделился с читателями екатеринославской газеты «Южная заря», а в 1912 г. — петербургской «Речи». Вот что он писал на интересующую нас тему: «Вошел Григорий в силу, как единодушно утверждала местная молва, в 1903-1904 гг., после знакомства с купчихой-миллионершей Башмаковой из села Реполова, на реке Иртыше, Тобольского уезда…
Григорий ходил молиться Богу в Абалаки (монастырь около Тобольска) и где-то на постоялом дворе встретился с Башмаковой, которая недавно похоронила своего мужа и сильно горевала. Григорий уже юродствовал тогда и каким-то образом утешил Башмакову. Привезла она Григория в Казань, познакомила его здесь с именитыми купцами и прочими благочестивыми людьми. Отсюда, будто бы, и началось возвышение Григория. По другой версии — повезла его Башмакова прямо в Петербург. Там, в её номер, сделал визит её близкий знакомый Иоанн Кронштадтский, которому так понравился Григорий Распутин, что отец Иоанн расцеловал его и тут же назвал своей правой рукой. Насколько это верно, не знаю, но связь Григория Распутина с отцом Иоанном Кронштадтским несомненна, и в конце рассказа будет подтверждена. И я имею полное основание предполагать, что вторая версии служит лишь продолжением первой, и обе они приблизительно правдивы» (6) «…Он благословил меня, — рассказывал между тем Сенину Григорий Распутин о своей встрече с о. Иоанном, — и пути указал».
* * *
В вышедшей в 1927 г. в Германии популярной книге Рене Фюлоп-Миллера, основанной не только на печатных источниках, но и устных рассказах эмигрантов, мы находим свидетельство гр. С.С. Игнатьевой. Она вспоминала как перед тем, как появиться в петербургском обществе Григорию Ефимовичу, «простому мужику», «воздал почести» о. Иоанн Кронштадтский. Случилось это в храме, во время Литургии. Церковь, как всегда, была переполнена. Перед началом причастия о. Иоанн «поднял руку» и «возгласил»: «Среди нас находится достойнейший, более заслуживающий, чтобы первым принять Святые Таины. Вот он, скромный паломник, стоящий среди вас!».
«Был я у о. Иоанна Кронштадтского, — рассказывал Г.Е. Распутин одному из своих знакомых. — Он меня принял хорошо, ласково. Сказал: «Странствуй, странствуй, брат, тебе много дал Бог, помогай людям, будь моею правою рукою, делай дело, которое и я, недостойный, делаю…»» Вероятно, именно в связи с тем, что в первое время Г.Е. Распутин жил в Александро-Невской Лавре, в обществе циркулировали рассказы о том, что его знакомство с о. Иоанном произошло в стенах этой обители.
«Известный духовидец, отец Иоанн Кронштадтский, который утешал Александра III в Его агонии, — писал французский посол М. Палеолог, — захотел узнать молодого сибирского пророка; он принял его в Александро-Невской Лавре и радовался, признав на основании несомненных признаков, что он отмечен Богом»
«В Петербурге, — писал кн. Ф.Ф. Юсупов, — его принял в Александро-Невской Лавре преподобный о. Иоанн Кронштадтский, которого он поразил простосердечием, поверивший, что в этом молодом сибиряке есть «искра Божия»» (Впрочем, вот как тот же самый текст был «переведён» в книге московского издательства «Захаров», известного публикацией подложных «воспоминаний» Матрёны Распутиной: «В Петербурге в Александро-Невской Лавре принял его отец Иоанн Кронштадтский. Поначалу отец Иоанн склонился душой к сему «юному сибирскому оракулу», увидел в нём «искру Божью»».
По словам жандармского генерала А.И. Спиридовича, по долгу службы не раз видевшегося с Г.Е. Распутиным, тот «любил рассказывать» о том, как «о. Иоанн Кронштадтский отметил его в толпе молящихся». «Побыв некоторое время в Петербурге, — писал он далее, — Распутин вернулся на родину. Он рассказывал домашним про внимание, с которым отнёсся к нему о. Иоанн Кронштадтский и говорил, что последний предсказал, что ему суждено совершить что-то особенное, что он, Григорий, избранник Божий. [...] К смутившему его в своё время предсказанию блаженного Макария, прибавилось новое, неясное, загадочное от о. Иоанна Кронштадтского».
«Отец Иоанн Кронштадтский, — утверждала сестра Государя, Вел. Кн. Ольга Александровна, — встретился с мужиком и был глубоко тронут его искренним раскаянием. Распутин не пытался скрывать своё греховное прошлое. Видя, как тот молится, отец Иоанн уверовал в его искренность. Две сестры, Анастасия Николаевна, тогда герцогиня Лейхтенбергская (впоследствии вышедшая замуж за Великого Князя Николая Николаевича младшего), и Милица Николаевна, жена его брата Великого Князя Петра Николаевича, которые были горячими почитательницами отца Иоанна Кронштадтского, приняли у себя во дворце сибирского странника. Всякий, кто встречался с ним, был убеждён, что он — «человек Божий»».
«В 1904 г. слава о новом сибирском пророке дошла до Петербурга — читаем в тверском атеистическом журнале 1925 г. — Известный Иоанн Кронштадтский пожелал видеть Распутина. В Распутине кронштадтский «чудотворец» подметил «искру Божию»» (16) Как видим, все современники (не только благожелательно или нейтрально относившиеся к Григорию Ефимовичу, но даже один из его убийц и атеисты) о встрече опытного странника с Кронштадтским Пастырем свидетельствуют согласно…
В мемуарах Матрёны Распутиной есть упоминания и о второй встрече отца с о. Иоанном Кронштадтским: «Отец мой поддерживал отношения с Иоанном Кронштадтским и, желая вновь видеть и слышать его, предпринял второе путешествие в С.-Петербург в 1906 году».
***
Характерно, что люди, лично знавшие о. Иоанна Кронштадтского и Г.Е. Распутина, свидетельствовали об их сходстве. Вот как А.А. Вырубова, 16-летним подростком исцеленная от тифа глубоко почитавшимся её родителями и ею о. Иоанном, не раз бывавшим в семье Танеевых вспоминала первую свою встречу с Г.Е. Распутиным за месяц до её свадьбы в 1907 г.: «Вошел Григорий Ефимович, худой, с бледным, изможденным лицом, в черной сибирке; глаза его, необыкновенно проницательные, сразу меня поразили и напомнили глаза о. Иоанна Кронштадтского».
В очень осторожных (по условиям времени) ответах Анны Александровны на вопросы следователя Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства на допросе 6 мая 1917 г. читаем:
(Об о. Иоанне Кронштадском): «…Отец Иоанн считал, что он, как странник, может помолиться» (О Царственных Мучениках): «Они так же верили ему, как отцу Иоанну Кронштадтскому, именно: Они страшно ему верили, что он может помолиться. Я сама верила, и вся наша семья верила, и когда у Них горе было, так всегда, во всяком горе, когда, например, Наследник был болен, обращались к нему с просьбой помолиться».
«Когда укоряли Государыню тем, что Она дружит с простым мужиком, который в Её глазах ещё и наделен святостью, — подтверждала Ю. А. Ден, — Она отвечала, что Господь наш Иисус Христос не выбирал Себе учеников из представителей знатных еврейских семейств. Все Его ученики, кроме апостола Луки, были людьми низкого происхождения. Я склонна думать, что Её Величество уподобляла Распутина св. Иоанну. По Её мнению, оба они были мистически настроенными людьми».
И действительно, если внимательно присмотреться, то даже сама судьба о. Иоанна Кронштадтского и Г.Е. Распутина имела много общего. И, прежде всего, во исполнение слова Апостольского: «…Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы; злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь» (2 Тим. 3, 12-13). Ибо «…многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14, 22).
* * *
«…Награды и поощрения даются ему скупо, редко, — отмечал ещё дореволюционный биограф о. Иоанна, — награды почти ничтожные, если принять во внимание его образцовую, пастырскую ревность, заслуживавшую, конечно, гораздо большего.» Лишь начиная с 1894 г., после вызова в Ливадию к умиравшему Императору, Кронштадтский Пастырь «достиг всероссийской славы, и награды стали тогда даваться ему быстро…». Эта особая связь между Царём-Миротворцем и Всероссийским Батюшкой существовала вплоть до кончины последнего. Однако именно эта возникшая близость и принесла о. Иоанну немало искушений. Одними из первых возмутились лжебратия. «Мы все такие же отцы Иоанны» — заявил один из служивших вместе с ним священников Андреевского собора.
«…Как много было людей, слепых и глухих, — вспоминал Владыка Феофан (Быстров), — не принимавших отца Иоанна и очень грубо относившихся к нему. И даже среди священников были такие». Жизнью своею, гонениями, в том числе и от лжебратий, о. Иоанн как бы подтверждал древнюю народную мудрость: Близ Царя, близ смерти. Смерти не от Царя, как толковали в ушедшем ХХ столетии, а за Царя, как повелось от первых, ещё дохристианских Царей и с особой силой выявилось в русской истории в образе Ивана Сусанина. Уместно вспомнить здесь и травлю архимандрита Фотия (Спасского, 1792†1838) за его близость и советы Императору Александру I. За это же травили, а потом и умучили Григория Ефимовича…
В общий хор хулы на о. Иоанна внесли свой вклад и вездесущие староверы. Использовав клеветнические статьи жёлтой прессы, нижегородский журнал «Старообрядец», выходивший под духовным руководством «архиепископа» Иннокентия Усова, приписывал Всероссийскому Батюшке чудовищные кощунства и даже сатанизм.
Однако ещё более сильный удар Кронштадтскому Пастырю нанесли в предпоследний год его земной жизни. В Вологде неким Виктором Викторовичем Протопоповым (ум. 1916) была состряпана пьеса «Черные вороны», изданная в Петербурге в 1907 г. Написана она была по мотивам основанного на грязных сплетнях романа «Иоанниты», печатавшегося в «Петербургском листке».
Не в восторге от неё был даже «сочувствовавший» пафосу Протопопова В.В. Розанов: «Пьеса мне не понравилась… Какая-то банда мошенников, мужчин и женщин, преувеличив и без того великое народное почитание к от. Иоанну Кронштадтскому, довела это почитание до «обоготворения заживо», — и на нём основала обирание простодушного темного народа, со всех концов России стекающегося в Кронштадт, чтобы «видеть Батюшку» и получить от него тот или иной дар, помощь, совет, исцеление».
***
Между тем клеветническая пьеса «Черные вороны» на театральных подмостках страны шла с аншлагом. Приглашался, между прочим, знаменитый хор А.А. Архангельского. И эти церковные напевы, по ходу спектакля, пели мошенники…». Нужно ли говорить, как Батюшка страдал от этого. Тем более, что все это происходило при полном попустительстве церковных властей.
«…Я достал официальную циркулярную бумагу, — откровенничал автор «Черного ворона», — в которой рекомендовалась губернаторам моя пьеса, как чрезвычайно полезная в общественном отношении, и высказывалось пожелание, чтобы она не только безпрепятственно ставилась на сцене, но чтобы ей было оказано известное покровительство».
Положение осложнилось тем обстоятельством, что петербургский епархиальный миссионер Н. Булгаков написал письмо В.В. Протопопову, в котором расхваливал его пьесу.
Один из первых, кто разгадал подлинные цели, стоявшие за «многоходовкой» (роман «Иоанниты» — пьеса «Черные вороны» — письмо миссионера Н. Булгакова) и выходившие далеко за театральные и даже газетные рамки, был епископ Саратовский и Царицынский Гермоген.
В 1907 г. он обратился к обер-прокурору Св. Синода с телеграммой. В ней Владыка писал о пьесе, которая «в карикатурной и крайне оскорбительной для религиозного чувства форме осмеивает монашество, отца Иоанна Кронштадтского и его почитателей; для осуществления или, вернее сказать, воплощения этого возмутительного замысла в сценических формах (заменяющих собою здесь обычный словесно-критический язык литературных статей) лукаво придумана совершенно невозможная и вовсе несуществующая какая-то якобы секта» (30) В начале декабря 1907 г. в Кронштадт приехали духовные дети, батюшки епископы Гермоген и Серафим (Чичагов). В день именин Государя они служили позднюю Литургию в Андреевском соборе. Протоиерей Иоанн Восторгов произнёс проповедь «Кронштадтский светоч и газетные гиены», прерываемую рыданием и плачем молящихся.
«Еврействующая печать – говорилось в проповеди, — обрушилась грязью на о. Иоанна. Нужно им разрушить народную веру; нужно опустошить совесть народа; нужно толкать народ на путь преступления; нужно отомстить человеку, который так долго и успешно укреплял веру, воспитывал любовь к Царю и родине, бичевал всех предателей, наших иуд и разрушителей родины, начиная от Толстого и кончая исчадиями революции…
Его первого стала травить и безславить разнузданная печать. Помню я, два года назад, возвращаясь из Сибири к северной столице, по всей линии железной дороги эти листки, рисунки, стихи и издевательства над Иоанном Кронштадтским. Потом на краткое время травля ослабела, но теперь вся эта грязь опять соединяется в один общий поток». Но не так ли впоследствии травили и старца Григория Распутина? Разве не печатали разные гадости в газетах и про него, дойдя также до театральных подмостков?
* * *
В 1912 г. (т.е. уже после кончины о. Иоанна Кронштадтского) «иоанниты» были официально осуждены определением Св. Синода и переименованы (уж очень бросалось в пришпиленном имени «секты» непочтительность к Батюшке, исходившая, как мы помним, от газетчиков) в «хлысты киселёвского толка» (хотя это название тоже так и не прижилось). Фактически в еретики записывали, пусть и не всегда умевших (по своей малограмотности) правильно выражаться, почитателей батюшки, искренне любивших его… К сожалению, среди тех, кто в 1912 г. в Св. Синоде принимал решение, было больше блюстителей «Закона», нежели приверженцев «Благодати» (Любви).
Но разве не по тем же рецептам поступили позднее и с Григорием Ефимовичем? Возмущаясь мнимым всесилием Распутина, архиепископ Антоний (Храповицкий) совершенно голословно писал 11 августа 1911 г. митрополиту Киевскому Флавиану (Городецкому): «Он — хлыст и участвует в радениях, как и братцы и иоанниты» (32)
И это вовсе не был эпизод или одиночная ошибка, то было органическое свойство характера. В письме Патриарху Тихону, написанном не позднее августа 1923 г., сей архиерей, имея в виду личного друга Вел. Кн. Елизаветы Феодоровны — игумена Серафима (Кузнецова), столь же голословно утверждает: «Серафим хлыст, живший около Распутина». Клевещет сей архиерей, словно блины печёт…
И такой «авторитетный» источник с «доказательством» принадлежности к хлыстовству Г.Е. Распутина подсунули легковерным читателям анонимные авторы приложения № 4 к докладу митр. Ювеналия 2004 г. (34) При этом они предусмотрительно не дали ссылки на источник и не процитировали само письмо Владыки Антония Патриарху Тихону, ибо иначе пришлось бы им поставить под сомнение и личность о. Серафима и, таким образом, вся сомнительность «свидетельства» была бы налицо. А так можно продолжать надувать щёки, относя митрополита Антония (Храповицкого) к тем «авторитетным» церковным деятелям, которые, /как следует из доклада митр. Ювеналия/ «рискуя своей карьерой, обличали Распутина».
История же с «иоаннитами» впоследствии поставила (а там, где нет, — ещё поставит!) все точки над «i». После революции множество «иоаннитов» были приняты в церковное общение священномучеником митрополитом Вениамином Петроградским (1919). Святитель Патриарх Тихон утвердил их общину в Ораниенбауме, рукоположив (лично) одного из её членов (Алексия Вяткина) в иерея (1923). В последующие годы многие иоанниты присоединились к иосифлянам, последователям митрополита Иосифа (Петровых), и вместе с ними были репрессированы.
***
Обличая врагов Царя Небесного и Царя земного, о. Иоанн вполне давал себе отчет в опасности лично для себя, но, как истинный раб Божий и пастырь стада Христова, ничего не боялся, уповая на милость и помощь Божию. Английскому корреспонденту он прямо заявил, что враги его «страшно ненавидят и готовы стереть с лица земли, но я не боюсь их и не обращаю на них ни малейшего внимания». «Старый священник, — писал британец, — закончил речь характерной русской фразой: «я — бельмо им на глазу»!».
Опять же зададимся вопросом — разве не так же травили и Григория Распутина? И ему приходилось часто претяжко вздыхать: «Тяжёлые переживаю напраслины. Ужас, что пишут. Боже! Дай терпения и загради уста врагам! Или дай помощи Небесной, то есть приготовь вечную радость Твоего блаженства».
«Вот так-то и про отца Иоанна Кронштадтского сколько говорили худого, — рассуждала в конце апреля 1908 г. в доме Г.Е. Распутина в Покровском курсистка из Петербурга. — Святой он человек был, святой… а злые дела его именем творили другие. То же вот про Григория Ефимовича говорят… Злые люди и понять его не могут!.. Разве можно, чтобы мы целой гурьбой гнались за ним сюда [в Покровское] из Петербурга с той низкой целью, в которой подозревают нас?.. Мы едем сюда лишь затем, чтобы отдохнуть, успокоиться в присутствии человека, в которого верим, которого чтим, около которого чувствуется так мирно, покойно и отрадно»
Из Иоанновского монастыря на Карповке, где Григорий Ефимович постоянно бывал, его скоро выжили, возможно, не без наущения иеромонаха Илиодора (Труфанова), которого принимали в этой обители (имеется групповая фотография сестер монастыря во главе с настоятельницей, снявшихся с этим будущим расстригой). «Одно время в монастырь повадился Распутин, которого, однако, к удовольствию самой игуменьи, послушницы скоро отвадили. Стоит Распутин — пройдёт одна из послушниц, взглянет на него и говорит вслух, точно сама с собой рассуждает: «Нет, на святого совсем не похож…» А потом другая, третья — и все, заранее сговорившись, то же мнение высказывают. Распутин больше и не показывался» (40) Выделывать такие штуки с пришедшим помолиться человеком, можно было, разумеется, только «за послушание». Трудно представить, чтобы насельницы монастыря поступали так сами по себе, без благословения.
***
Сразу же после кончины Кронштадтского Пастыря (1908 г.), по словам исследователей, пытавшихся разобраться в том, как всё было в действительности, были предприняты «обдуманные попытки отделить имя о. Иоанна от Распутина». Печально, но во всем этом принимали участие люди, в своё время близкие о. Иоанну.
«Однажды, — писал в изданных заграницей воспоминаниях один из таких «доброхотов», бывший певчий Кронштадтского Андреевского собора Алексей Макушинский, — по окончании службы, когда о. Иоанн вышел на амвон, к нему подошёл рослый мужчина с чёрной бородой, прося благословения. О. Иоанн отступил от него, простёрши правую руку ладонью к нему, и грозно вскричал: «Нет тебе моего благословения, ибо и жизнь твоя будет по твоей фамилии». Недоумение видевших и слышавших это скоро выяснилось: это оказался Распутин».
Эти воспоминания отражают несомненно имевший место факт встречи. Но был ли её свидетелем сам певчий, слышал ли он сам эти слова и, если да, то уловил ли он вполне их смысл? — Судя по уже приведённым и другим известным нам свидетельствам, на все поставленные нами вопросы можно дать отрицательный ответ. (Заметим, кстати, что Распутин вовсе не был человеком рослым; таким он был лишь в представлении людей, никогда не видевших его.)
Широко пользовавшийся материалами Гуверовского института (США) диссидент и историк А. Амальрик писал: «По одной версии, о. Иоанн заметил Распутина в толпе в соборе, призвал к себе, благословил и сам попросил благословения, так сказать, определил себе преемника. По другой — а с Распутиным мы почти всегда имеем две версии — о. Иоанн, спросив его фамилию, сказал: «Смотри, по фамилии твоей и будет тебе». Распутин всю жизнь почитал о. Иоанна, и поэтому версия с благословением кажется более вероятной».
***
До нас дошли свидетельства о том, как в обстановке развернувшейся разнузданной травли Григория Ефимовича создавался угодный общественности миф об отрицательном отношении Кронштадтского пастыря к Г.Е. Распутину. Всплеск интереса к теме взаимоотношений о. Иоанна Кронштадтского и Г.Е. Распутина произошел сразу же после публикации в 1912 г. А.И. Сениным в «Речи» его «сибирских воспоминаний», на гребне широко развернувшейся в Государственной думе и прессе клеветнической антираспутинской кампании, метившей в действительности в Царя. Первым откликнулось петербургское «Новое время». В неподписанной заметке говорилось: «В «Речи» г. Сенин рассказывает между прочим, что о. Иоанну Кронштадтскому «так понравился Григорий Распутин, что о. Иоанн расцеловал его и тут же назвал своей правой рукой. Насколько это верно, — прибавляет автор, — не знаю, но связь Григория Распутина с отцом Иоанном Кронштадтским несомненна, и в конце рассказа будет подтверждена». Понятно, что еврейской печати было бы приятно удостоверить эту «связь», однако г. Сенин ничем её не подтвердил. По этому поводу лица, близко стоявшие к покойному Кронштадтскому Пастырю, сообщают, что Распутин дважды являлся к о. Иоанну. В первый раз о. Иоанн ему сказал: «Ты, как говорят, вполне оправдываешь свою фамилию». Во второй раз о. Иоанн не принял Распутина. Вот и вся «связь» между ними».
На выпад «Нового времени» «Речь», публиковавшая очерк А.И. Сенина, отреагировала незамедлительно. Уже через два дня здесь появилась заметка, подписанная Вл. Л-ским. «Недели три тому назад, — писал он, — я имел случай беседовать с Григорием Распутиным. Беседа наша происходила в присутствии одного сановника. На мой вопрос, «как вы, Григорий Евфимович, попали в Петербург?», Распутин ответил следующее. «Это было, кажись, после войны, как её, русско-японской войны. Приехал я, милый, сначала не к епископу Феофану, как там писали, а к батюшке о. Иоанну (Кронштадтскому). Хорош был батюшка. Праведник. Меня он любил. Часто беседовал со мною. Бывало, милый, батюшка сажает меня около себя и просит говорить. Я рассказываю. А он смотрит на меня в упор и говорит: так, так, продолжай, продолжай. Лицо бывало у батюшки этакое напряжённое, внимательное».
Распутин останавливается, что-то вспоминает, а затем продолжает: «Да, милый, любил слушать меня батюшка, понимал. До самой смерти был ко мне ласков…» Ещё много рассказывал мне Распутин об о. Иоанне и о том, как батюшка знакомил его с разными духовными и другими видными лицами» (45) А уже через шесть дней после приведенной нами публикации в «Речи», «Вечернее время» поместило на своих страницах письмо Г. Пронина. «В конце 1905 г. или в начале 1906 года, — утверждал автор, — я поехал в Кронштадт навестить о. Иоанна. В то время как я беседовал с батюшкой, в комнату вошёл его родственник, исполнявший обязанности секретаря и доложил, что Григорий Распутин ещё со вчерашнего дня просит принять его хотя бы на одну-две минуты. При произнесении имени Распутина о. Иоанн нервно вскочил с кресла и замахал руками: «- Не надо! не надо! — вскричал он, — я же тебе говорил, чтобы этого человека ты не принимал и никогда мне о нем не докладывал». Молодой человек удалился. После этого я пробыл ещё минут 15 у о. Иоанна и также должен был распрощаться, так как видел, что обычное спокойствие о. Иоанна было этим сообщением нарушено. Из этого можно видеть, насколько справедливы все уверения Гр. Распутина в благоволении о. Иоанна».
В это драматическое действо для пущей убедительности были вовлечены и родственники о. Иоанна Кронштадтского, в частности, настоятель Казанского кафедрального собора в С.-Петербурге, протоиерей Философ Николаевич Орнатский, канонизированный с убитыми вместе с ним сыновьями, Николаем и Борисом, Русской Православной Церковью в сонме новомучеников и исповедников Российских. Так летом 1914 г., после покушения Хионии Гусевой на убийство Распутина, газета «Петербургский курьер» опубликовала беседу своего сотрудника Александра Веселовского, который встретился с о. Философом. «Григорий Распутин — вот имя хорошо знакомое России последние годы, а последние два дня вряд ли кто-либо из петербуржцев не произнёс его несколько раз, — сказал нашему сотруднику протоиерей Ф. Н. Орнатский.
- Только и слышишь Распутин да Распутин! Лично я к деятельности Распутина как истинный христианин отношусь, конечно, отрицательно и только. Мне он известен только по рассказам и сведениям из газет. Но меня, как близкого друга, сотрудника и родственника покойного отца Иоанна Кронштадтского, сильно возмущает попытка некоторых органов местной прессы во главе с «Речью» и «Современным словом» пристегнуть имя Распутина к плодотворной, с точки зрения христианина, деятельности покойного пастыря.
Утверждают, что Распутин, приехав в 1904 г. в Петербург с письмом от сибирского священника к о. Иоанну Кронштадтскому, сразу понравился последнему; утверждают, что покойный пастырь возил с собою «старца» всюду и знакомил его с влиятельными лицами, чем предрешил ему успех. Я, лично, присутствовал при первой и в то же время последней встрече Распутина с покойным о. Иоанном, и эта встреча мне весьма памятна. О. Иоанн спросил старца — «как твоя фамилия» и, когда последний ответил — «Распутин», ответил — «смотри, по фамилии твоей и будет тебе».
Но буквально на следующий день после её публикации в «Петербургском курьере» последовало необычное продолжение. «Ваш репортер случайный разговор мой с ним, без моего ведома, обратил в беседу, в которой допустил большую неточность. С Г.Е. Распутиным я никогда не виделся ни в одиночестве, ни в обществе о. Иоанна Кронштадтского, об отзыве которого знаю, как и многие, лишь из сообщений повременной печати. Прошу напечатать эти строки завтра же в отделе известий о Г.Е. Протоиерей Ф. Орнатский». Выводы из этого пусть сделают сами читатели. Всё ясно, как говорится, до прозрачности. Но ведь до сих пор (!!!) исследователи обращают особое внимание на отрывок из этой беседы, а именно на слова «О. Иоанн спросил старца — «как твоя фамилия» и, когда последний ответил — «Распутин», ответил — «смотри, по фамилии твоей и будет тебе».
***
В показаниях владыки Феофана (Быстрова), якобы имевшихся в выкраденном из России (если вообще можно верить россказням Радзинского) деле Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, приобретённом мировой знаменитостью специально для своего друга — «знатока Царского дела», будто бы говорилось: «Распутин необыкновенно искусно оговаривал… Распутин… отозвался об отце Иоанне Кронштадтском… что последний — святой, но неопытен и без рассуждения, как дитя… Так впоследствии стало уменьшаться влияние отца Иоанна при Дворе».
Что же следует из этого вдоль и поперек обрезанного известным мистификатором текста? — С полной несомненностью только одно: Г.Е. Распутин считал о. Иоанна Кронштадтского святым. Все остальные выводы, которые можно сделать, опираясь на эти неизвестно ещё в какой обстановке дававшиеся, как и кем редактировавшиеся показания (если мы действительно имеем дело с документом 1917 г.), — не более чем предположения. А «уменьшение влияния отца Иоанна при Дворе» даже после искусного выскребания текста (сколь длинного в действительности — Бог весть) также нельзя отнести на счёт Григория Ефимовича.
Именно так, как и рассчитывал препарировавший текст Радзинский (т.е. совершенно не принимая в расчет купированности текста), поступают его верные последователи — преподаватели Московских Духовных школ, называющие себя «православным историком» И.В. Смысловым. На основании приведённого нами отрывка из показаний ЧСК они делают не выдерживающий и малейшей источниковедческой критики вывод: «…Распутин оговаривал прав. Иоанна Кронштадтского перед Царем и Царицей, опасаясь его влияния и неизбежного разоблачения».
Напомним, что ещё при жизни Григория Ефимовича пытались накинуть тень на его отношения с о. Иоанном Кронштадтским. Подобными грязными выдумками пытались обосновать свой разрыв с Распутиным «чёрные женщины» — Великие Княгини Анастасия и Милица Николаевны. «Увлечение Великих Княгинь, рождённых черногорских княжон, — писал участвовавший в травле Григория генерал-масон В.Ф. Джунковский, — продолжалось до тех пор, пока Распутин не распоясался и не стал поносить покойного отца Иоанна Кронштадтского, которого они почитали как святого. Этого было достаточно — Великий Князь Николай Николаевич приказал его больше не пускать».
В том, что всё это самая обыкновенная клевета, свидетельствует даже приведенный нами отзыв Григория Ефимовича об о. Иоанне, как о человеке святом (в показаниях владыки Феофана). Подтверждают это также и прижизненные высказывания Распутина. В «Моих мыслях и размышлениях» он дважды особо вспоминал Батюшку: «…Когда о. Иоанн Кронштадтский служил, то в храме дух нищеты был и тысячи шли к нему за нищетой духовной». «…Какая у нас величина счастия и хотелось бы, чтобы нашу веру не унижали, а она без весны цветёт над праведниками, для примера указать можно на о. Иоанна Кронштадтского и сколько у нас светил — тысяча мужей Божиих».
Ещё при жизни Кроншдатского Пастыря посетители дома Г.Е. Распутина в Покровском видели «на письменном столе, на самом видном месте, большой портрет Иоанна Кронштадтского».
После кончины Батюшки постоянным местом паломничества Г.Е. Распутина в столице становится Иоанновский монастырь на Карповке, где был погребен Великий Молитвенник. В книге расстриги Илиодора описано одно из таких посещений на Светлой седмице. Но и оттуда, как мы уже писали, по бесовскому наущению, Григория попытались изгнать…
В январе 1913 г. попутчик Григория Ефимовича в поезде завёл речь о Батюшке: «Вот Иоанн Кронштадтский весь горел для блага тысяч и сотен тысяч верующих или искавших веры и не уклонялся от людей». Распутин улыбнулся и заметил: «То великий светильник и чудотворец. Разве я могу сравняться с ним. Творю, как у меня на душе, и говорю только тем, кто меня слушает».
22.08.2006: КРОНШТАДТСКИЙ ПАСТЫРЬ
И СТРАННИК ГРИГОРИЙ
О встрече Григория Ефимовича Распутина с о. Иоанном Кронштадтским пишут многие. Само упоминание этого факта, как правило, не вызывает, сомнений. Разве что у авторов, подобных И. Смыслову («…Св. Иоанн Кронштадтский, который, конечно же, и хотел, и мог разобраться в вопросе о личности Распутина, с ним не встречался и его не благословлял: слух об этом – никем и ничем не подтвержденная выдумка Вырубовой. Вдобавок, на сегодняшний день эта выдумка фактически опровергнута всем, что документально известно о св. прав. Иоанне…») Но последнее относится уже не к особенностям автора, это – клиника, не заслуживающая обсуждения, упоминаемая нами исключительно как курьез.
Итак, написано по этому поводу, как мы уже сказали, немало, однако, к сожалению, еще больше надумано. Касается это, прежде всего слов, сказанных о. Иоанном Опытному страннику.
Даже точное время этой встречи в литературе до сих пор не было установлено: по одним сведениям это произошло в 1903 г., а по другим – в 1904 г. Неведомо точно и место события: то ли было это под сенью собора св. апостола Андрея Первозванного в Кронштадте, куда со всей России стекались тысячи паломников, то ли в Петербурге…
Но, однако, есть ли возможность сегодня достоверно узнать, как все было тогда на самом деле?
Как выяснилось, такая возможность все-таки есть. Оказалось, что, во-первых, не все источники, сообщавшие об этой встрече, были привлечены писавшими на эту тему. Во-вторых, даже уже давно известные свидетельства не были подвергнуты всестороннему анализу.
«Случилось это после знакомства его с купчихой-миллионершей Башмаковой. Он встретился с ней на богомолье. Башмакова только что похоронила мужа и сильно горевала. Распутин утешил ее. Она увезла его в Казань, познакомила с именитыми купцами. Из Казани он поехал с Башмаковой в Киев, потом в Москву и, наконец, в Петроград. Здесь он был представлен о. Иоанну Кронштадтскому и произвел на него, как говорят, большое впечатление» . Так писал автор неподписанной статьи, опубликованной в московском «Русском слове» в первые дни после убийства Григория Ефимовича. Впоследствии эти сведения повторили, уже после переворота, в своих брошюрках известный петроградский публицист и общественный деятель П. Ковалевский («Гришка Распутин». М. 1917) и театральный деятель Н. Н. Евреинов («Тайна Распутина». Л. 1924) .
Однако, как удалось выяснить, публикация 1916 г., в свою очередь, была основана на еще более ранней, принадлежавшей перу политического ссыльного А. И. Сенина, поселившегося в январе 1907 г. в с. Покровском у зажиточного мужика Степана Кондратьевича Алемасова. Информацию о Распутине почерпнул он, по его словам, «отчасти из личных наблюдений, отчасти из рассказов односельчан, а больше всего от местной полуинтеллигенции» («две учительницы, двое батюшек, фельдшер, начальник почтово-телеграфной конторы»). Односельчане, по словам А. И. Сенина, «даже заочно не всегда называли его “святым” или Гришухой, а величали Григорием Ефимовичем». Была у автора и личная встреча со знаменитым покровчанином, во время которой последний, между прочим, предсказал скорое освобождение из ссылки своего собеседника, что, заметим, и не замедлило произойти.
Своими впечатлениями Александр Иванович в 1910 г. поделился с читателями екатеринославской газеты «Южная заря» , а в 1912 г. – петербургской «Речи». Вот что он, между прочим, писал на интересующую нас тему:
«Вошел Григорий в силу, как единодушно утверждала местная молва, в 1903-1904 гг., после знакомства с купчихой-миллионершей Башмаковой из села Реполова, на реке Иртыше, Тобольского уезда.
Громадный деревянный дом ее и теперь еще красуется в с. Реполове, и был отдан в 1906 году для временного пользования политическими ссыльными.
Григорий ходил молиться Богу в Абалаки (монастырь около Тобольска) и где-то на постоялом дворе встретился с Башмаковой, которая недавно похоронила своего мужа и сильно горевала. Григорий уже юродствовал тогда и каким-то образом утешил Башмакову.
Привезла она Григория в Казань, познакомила его здесь с именитыми купцами и прочими благочестивыми людьми. Отсюда, будто бы, и началось возвышение Григория.
По другой версии – повезла его Башмакова прямо в Петербург. Там, в ее номер, сделал визит ее близкий знакомый Иоанн Кронштадтский, которому так понравился Григорий Распутин, что отец Иоанн расцеловал его и тут же назвал своей правой рукой. Насколько это верно, не знаю, но связь Григория Распутина с отцом Иоанном Кронштадтским несомненна, и в конце рассказа будет подтверждена. И я имею полное основание предполагать, что вторая версии служит лишь продолжением первой, и обе они приблизительно правдивы» .
Современные авторы-разоблачители, лишенные, похоже, возможности вместить эту вполне по-человечески понятную ситуацию с купеческой вдовой, пытаются придать ей привычный скабрезный подтекст: в Абалакском монастыре-де «Распутин сумел успешно утешить недавно овдовевшую купчиху» .
Что на это сказать? – Выходит, что дореволюционные политические ссыльные были куда порядочнее нынешних доктора медицинских и кандидата исторических наук.
Между тем, вот что становится известным далее о Башмаковой из очерка Сенина:
«…Простая душа, – говорил о ней Распутин. – Богатая была, очень богатая и всё отдала. Уж отец Иоанн Кронштадтский поддерживал ее, а то без куска хлеба осталась.
– Новое наследство, сказывают, получила?..
– Получила, миленький, получила, но опять всё раздала. При отъезде сюда уж я ей 25 рублей дал. И еще получит, и опять всё отдаст, такой уж человек» .
Ну, а это последнее, наверное, совсем уж запредельно для Коцюбинских – отца и сына без Святого Духа.
«…Он благословил меня, – рассказал далее Сенину Григорий Распутин о своей встрече с о. Иоанном, – и пути указал» .
Обстоятельства этой исторической встречи (правда, не в петербургской гостинице, а в Андреевском соборе в Кронштадте) нашли отражение в двух изводах воспоминаний дочери Григория Ефимовича.
«В 1904 г., – читаем в первом из них, – два года спустя паломничества в Киев, он предпринял путешествие в Петербург, осуществив тем самым свою давнюю мечту увидеть праведного отца Иоанна Кронштадтского.
Прибыв в столицу, он дождался первого праздничного дня и с посохом в руке, с котомкой за плечами, пришел на службу в Кронштадтский собор. Собор был полон хорошо одетых людей; и причастники, принадлежавшие к высшему свету Петербурга, тотчас выделялись своими нарядами. Мой отец в своей крестьянской одежде стал позади всего народа. В конце Литургии, когда диакон, держа в руках Св. Чашу, торжественно возгласил: “Со страхом Божиим и верою приступите”, – Иоанн Кронштадтский, который в этот момент выходил из ризницы, остановился и, обращаясь к моему отцу, пригласил его подойти к принятию Св. Таин. Все присутствующие в изумлении смотрели на смиренного странника.
Несколько дней спустя отец мой был принят Иоанном для личной беседы и он, как и Макарий, подтвердил ему, что он “избранник Божий”, отмеченный необычным жребием.
Эта встреча весьма впечатлила моего отца, который часто говорил о ней впоследствии. Горизонт его жизни расширился. Благодаря покровительству Батюшки, столь популярного в России, он заинтересовал многочисленных поклонников Иоанна, которые искали с ним встречи» .
Во втором изводе воспоминаний Матрены говорится: «В то время в С.-Петербурге был человек, почитаемый за святость по всей России: отец Иоанн Кронштадтский. Отец мой, часто слышавший о нем от старцев или монахов разных монастырей, решил пойти и спросить совета у этого человека, который, быть может, помог бы ему найти Правду. Он пешком отправился в столицу, пришел в собор, где служил Иоанн Кронштадтский, исповедовался праведнику среди толпы кающихся и затем стоял на Литургии. В тот момент, когда преподавалось Св. Причастие и благословение, о. Иоанн, к общему изумлению толпы, подозвал моего отца, стоявшего в приделе собора. Он сначала благословил его, а затем сам попросил у него благословения, которое мой отец ему дал. Кем был этот простой человек с мужицкой бородой, одетый чуть не в лохмотья, но принятый Иоанном Кронштадтским, идущий сквозь толпу с видом решительным и безстрашным, с глазами, сияющими внутренним огнем? Казалось, он не замечал массы народа, расступившейся перед ним.
Этот случай возбудил любопытство и сплетни толпы; и распространился слух, что найден новый “человек Божий”.
Иоанн Кронштадтский, без сомнения, впечатленный верой, умом и искренностью этого сибирского крестьянина, пригласил его повидаться лично, объявив ему, что он – один из “избранников Божиих” и представив его кругу друзей и поклонников, окружавших этого святого человека» .
«Был я у о. Иоанна Кронштадтского, – рассказывал Г. Е. Распутин одному из своих знакомых. – Он меня принял хорошо, ласково. Сказал: “Странствуй, странствуй, брат, тебе много дал Бог, помогай людям, будь моею правою рукою, делай дело, которое и я недостойный делаю…”» .
Слова эти подтверждаются, между прочим, самим образом жизни, которую вел, обосновавшись в Петербурге, Григорий Ефимович. «…Больных, нуждающихся в утешении, принимаю, – говорил он одному собеседнику в 1907 г. – Трудно мне, миленький… До двух часов дня каждый день у себя принимаю, а потом по больным по приглашению разъезжаю… Часа три в сутки свободных имею, не больше» .
«В Петербурге, – писал кн. Ф. Ф. Юсупов, – его принял в Александро-Невской Лавре преподобный о. Иоанн Кронштадтский, которого он поразил простосердечием, поверивший, что в этом молодом сибиряке есть “искра Божия”» . (Впрочем, вот как тот же самый текст был «переведен» в книге издательства «Захаров», известного публикацией подложных клеветнических «воспоминаний» Матрены Распутиной: «В Петербурге в Александро-Невской Лавре принял его отец Иоанн Кронштадтский. Поначалу отец Иоанн склонился душой к сему “юному сибирскому оракулу” , увидел в нем “искру Божью”» .)
«Отец Иоанн Кронштадтский, – вспоминала сестра Государя, Вел. Кн. Ольга Николаевна, – встретился с мужиком и был глубоко тронут его искренним раскаянием. Распутин не пытался скрывать свое греховное прошлое. Видя, как тот молится, отец Иоанн уверовал в его искренность. Две сестры, Анастасия Николаевна, тогда герцогиня Лейхтенбергская (впоследствии вышедшая замуж за Великого Князя Николая Николаевича младшего), и Милица Николаевна, жена его брата Великого Князя Петра Николаевича, которые были горячими почитательницами отца Иоанна Кронштадтского, приняли у себя во дворце сибирского странника. Всякий, кто встречался с ним, был убежден, что он – “человек Божий”» .
«В 1904 г. слава о новом сибирском пророке дошла до Петербурга – читаем в тверском атеистическом журнале 1925 г. – Известный Иоанн Кронштадтский пожелал видеть Распутина. В Распутине Кронштадтский “чудотворец” подметил “искру Божию”» .
Как видим, все современники (не только благожелательно или нейтрально относившиеся к Григорию Ефимовичу, но даже один из его убийц и атеисты) о встрече опытного странника с Кронштадтским Пастырем свидетельствуют согласно…
В мемуарах Матрены Распутиной есть упоминания и о второй встрече отца с о. Иоанном Кронштадтским: «Отец мой поддерживал отношения с Иоанном Кронштадтским и, желая вновь видеть и слышать его, предпринял второе путешествие в С.-Петербург в 1906 году» .
+++
Имя святого праведного отца Иоанна Кронштадтского, как и Григория Распутина, крепко связано со святыми Царственными Мучениками.
Как известно, Кронштадтский Пастырь был высоко ценим Императором Александром III и Его Сыном Императором Николаем II. Об этом свидетельствует участие о. Иоанна, по Высочайшей воле, в богослужениях и таинствах, связанных с важнейшими событиями жизни Православной Империи и Царской Семьи: при последних минутах жизни, отпевании и погребении Императора Александра III, при совершении бракосочетания Царственных Мучеников, Короновании и Помазании Их на Царство, крещении Их первородной дочери и Наследника Цесаревича. Почитание о. Иоанна Царской Семьей было неизменным до самой его кончины.
Тесному духовному сближению Царственных Мучеников с Кронштадтским Пастырем помешал, однако, целый ряд причин, как чисто личностного характера, так иногда и досадные недоразумения.
Приведем в связи с этим лишь две цитаты, не рискуя как-либо комментировать и развивать сказанное в них.
Первая – запись в дневнике Цесаревича Николая Александровича, сделанная за несколько дней до кончины Отца (12.10.1894): «В 10 ½ большая часть Семейства отправилась пешком в Ореандскую церковь к обедне, которую служил о. Иоанн. Он очень резко делает возгласы, как-то выкрикивает их – он прочел свою молитву за Папа, которая произвела сильное впечатление на Меня».
Вторая – из письма епископа Кишиневского и Хотинского Серафима (Чичагова) графине С. С. Игнатьевой (26.12.1908): «…17 Октября , подписав манифест, Государь с радостью пошел на Молебен в Свой конвой, в надежде, что о. Иоанн скажет Ему что-нибудь, но по окончании молебна батюшка только подошел проститься и молча поклонился. Государь со скорбью сказал Ему вслед: “Вот так всегда, поздоровается, простится и уедет”. Я не вытерпел и передал это батюшке, который ответил: “Как я посмел бы говорить, когда меня не спросили!” Так, не понимают друг друга духовные и светские» .
Разумеется, то был Промысел Божий. О «случайности» не может быть и речи. Как никак речь шла о Царе, сердце Которого находится, как известно, в Руке Божией (Притч. 21, 1).
Несмотря на это, личная духовная посмертная связь Царя-Мученика и праведного о. Иоанна очевидна. Вот как об этом совершенно справедливо писал архимандрит Константин (Зайцев, 1886 †1975) :
«Молясь о. Иоанну, мы ныне неустранимо подпадаем под сень Того, Кто Своей мученической кровью освятил Русский Царский Престол. В нашем христианском сознании св. прав. о. Иоанн и Царь Мученик как бы сливаются воедино, как Путевожди наши, сливая воедино для нас дело нашего личного спасения и дело служения России, как Православному Царству».
«...Сближение Церкви и Царства получает свое выражение в устремленности русских людей к двум личностям – господствующим над нашим безвременьем, как одновременно, и закатная заря и заря восходящего дня – если только способна душа Русского народа воспринять современность, как ночь, за которой должен последовать ушедший день... Не вперед – а назад! Круто – назад! Покаянно – назад! Молитвенно – назад! И тут естественными маяками, светочами, факелами, пронизывающими тьму антихристову и являются те два светоносных образа, которыми запечатлен конец России. От России зависит сделать их и образами, запечатлевающими новое начало России. И это уже они сами, наши путевожди, определят конкретные способы преодоления обуявшего Россию зла. Тут дело не в программах, идеалах, методах и т. д., а в покаянном плаче, из которого и возникнет то именно действие, которое, возбуждая каинов трепет в сатанистах, будет обращать во спасение поднимающихся из духовного обморока Русских людей».
В связи со сказанным характерно также, что люди, лично знавшие о. Иоанна Кронштадтского и Г. Е. Распутина, свидетельствовали даже об их сходстве.
Вот как А. А. Вырубова, 16-летним подростком исцеленная от тифа глубоко почитавшимся ее родителями и ею о. Иоанном, не раз бывавшим в семье Танеевых, вспоминала первую свою встречу с Г. Е. Распутиным за месяц до ее свадьбы в 1907 г.: «Вошел Григорий Ефимович, худой, с бледным, изможденным лицом, в черной сибирке; глаза его, необыкновенно проницательные сразу меня поразили и напомнили глаза о. Иоанна Кронштадтского» .
В очень осторожных (по условиям времени) ответах Анны Александровны на вопросы следователя Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства на допросе 6 мая 1917 г. читаем:
(О себе): «…Считала, и отец Иоанн считал, что он [Г. Е. Распутин], как странник, может помолиться» .
(О Царственных Мучениках): «Они так же верили ему, как отцу Иоанну Кронштадтскому, именно: Они страшно ему верили, что он может помолиться. Я сама верила, и вся наша семья верила, и когда у Них горе было, так всегда, во всяком горе, когда, например, Наследник был болен, обращались к нему с просьбой помолиться» .
«Когда укоряли Государыню тем, что Она дружит с простым мужиком, который в Ее глазах еще и наделен святостью, – подтверждала Ю. А. Ден, – Она отвечала, что Господь наш Иисус Христос не выбирал Себе учеников из представителей знатных еврейских семейств. Все Его ученики, кроме апостола Луки, были людьми низкого происхождения. Я склонна думать, что Ее Величество уподобляла Распутина св. Иоанну. По Ее мнению, оба они были мистически настроенными людьми» .
Подтверждала это сходство и иная сторона. После революции журналист И. М. Василевский писал в одном из своих опусов, имея в виду Царственных Мучеников, о том, что Они «находили все новых и новых, уже отечественных чародеев, от Митьки юродивого до Иоанна Кронштадтского включительно. Не оскудевала земля Русская талантами распутинского образца!»
И действительно, если внимательно присмотреться, то даже сама судьба о. Иоанна Кронштадтского и Г. Е. Распутина имела много общего. И, прежде всего, во исполнение слова Апостольского: «…Все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы; злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь» (2 Тим. 3, 12-13). Ибо «…многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие» (Деян. 14, 22).
«…Награды и поощрения даются ему скупо, редко, – отмечал еще дореволюционный биограф о. Иоанна, – награды почти ничтожные, если принять во внимание его образцовую, пастырскую ревность, заслуживавшую, конечно, гораздо большего. Через 5 лет упорного труда он получает всего лишь набедренник (1860 г.), камилавку ему дают лишь через 10 лет после рукоположения, наперсный крест – через 15, а в сан протоиерея его возводят лишь через 20 лет по принятии священства!.. […] В Кронштадтский собор он поступил в 1855 году, а настоятелем собора сделан в 1894 году, т. е. ровно 40 лет он не был настоятелем» .
Лишь начиная с 1894 г, после вызова в Ливадию к умиравшему Императору, Кронштадтский Пастырь «достиг всероссийской славы, и награды стали тогда даваться ему быстро…»
Однако именно эта возникшая близость и принесла о. Иоанну немало искушений. Одними из первых возмутились лжебратия. «Мы все такие же отцы Иоанны» , – заявил один из служивших вместе с ним священников Андреевского собора. Подтвердилась древняя народная мудрость: Близ Царя, близ смерти. Смерти не от Царя, как толковали в ушедшем ХХ столетии, а за Царя, как повелось от первых, еще дохристианских Царей и с особой силой выявилось в русской истории в образе Ивана Сусанина.
Уместно вспомнить здесь травлю архимандрита Фотия (Спасского, 1792†26.2.1838) за его близость и советы Императору Александру I. За это же травили, а потом и умучили Григория Ефимовича…
…Итак, первое приближение к Монарху вызвало против о. Иоанна ничем, вроде бы, не обоснованный поток клеветы и озлобления, причем из кругов, в силу своего происхождения, близких Государю.
Вот строки из чрезвычайно редкой брошюры Великого Князя Николая Михайловича, напечатанной им в Тифлисе и подписанной: «Ай-Тодор. 20 октября 1894 года», не упоминающейся ныне даже биографами этого Августейшего историка:
«Я приехал в Крым 9 октября вечером.
Накануне прибыли сюда Великая Княгиня Александра Иосифовна с дочерьми, Королевой Греческой, Королевной Марией и с отцом Иоанном Кронштадтским. Приезд последнего произошел по почину вышеупомянутых Особ, на что Августейший Больной изъявил Свое согласие.
9-го числа Его Величество […] исповедывался и приобщался Святых Таин у Своего духовника Янышева. Что же касается отца Иоанна, Его Величество сказал, что примет его в другое время. […]
Утром того же дня Государь пожелал принять отца Иоанна, который, совершив краткую молитву и побеседовав очень недолго с Больным, спросил Его, прикажет ли Царь ему оставаться здесь. – “Делайте, как знаете”, – было Его ответом. […]
…13-го было рождение Великого Князя Михаила Николаевича и все Дети Государя, а также Наследник Цесаревич с Невестой завтракали у нас в Ай-Тодоре. Были очень веселы и полны надежды, в чем сильно их поддерживал профессор Лейден и те личности, которые не переставали верить в чудотворную силу отца Иоанна, который продолжал пребывать в Крыму. В этот день я его впервые видел, так как он служил обедню в Ай-Тодорской церкви. На меня его служение не произвело того впечатления, которое я мог ожидать из восторженных рассказов многих; а просто было как-то странно видеть очень нервно настроенного человека, с каким-то резким голосом, отрывистыми движениями, совершающего Литургию. Говорят, в частной беседе он делает совсем другое впечатление. […]
…Вдруг 17-го октября, когда все в 11 часов дня собрались на молебен (по случаю чудесного избавления от опасности в Борках), узнают, что в это же утро Государь потребовал к Себе отца Иоанна и снова, после восьми дней, исповедовался и приобщался. Сделал ли Царь это по Собственному почину или нет? Я почти смело могу сказать – что нет. А две очень достойные личности, но в этом случае немного потерявшие самообладание, т. е. Великая Княгиня Александра Иосифовна и Королева Греческая, добились, так или иначе, чтобы Царь призвал к Себе отца Иоанна еще раз и достигли этого.
Государь приобщился у отца Иоанна и последний произвел на Него очень хорошее впечатление, хотя весь этот акт безспорно очень утомил и без того уже утомленного Монарха» .
В приведенных словах чувствуется глухая, едва скрываемая, неприязнь, а, между тем, в них не содержится ничего, кроме многочисленных передержек, подтасовок и прямой неправды.
Из достоверных источников известно, что, отправляясь к умиравшему Государю в Ливадию, Великая Княгиня Александра Иосифовна (1830†1911), имея в виду себя и дочь, королеву Греческую Ольгу Константиновну, писала: «В раздумье, как и чем они могли бы порадовать Августейшего Болящего, и припоминая, что Государь прежде высказывал, что о. Иоанн Кронштадтский Ему симпатичен, Великая Княгиня пожелала везти с собою в Ливадию любимого русским народом пастыря» .
Цесаревич же Николай Александрович, встречавший о. Иоанна 8 октября, прибывшего с пароходом «Эриклик», на следующий день беседовал с ним, сказав, что Отец «чувствует над Собой его (отца Иоанна) молитвы» . «Наследник хотел повести его опять к Государю, – читаем запись в дневнике очевидца под 18 октября, – но Государь почивал, а когда проснулся, то Императрица послала за отцом Иоанном» . Наконец, в сам день кончины, 20 октября: «…Государь не спал всю ночь, велел позвать отца Янышева, приобщился Святых Таин, после чего призвал отца Иоанна и просил его молитв» . Уже после погребения гр. А. Е. Комаровская, автор приводимого нами дневника сказала отцу Иоанну: «…Как хорошо, что Великая Княгиня имела мысль повезти его в Ливадию. “Это за ее веру Бог дал ей это желание”, – сказал он. Он очень рад, что был в Крыму» . И, пожалуй, самое интересное с точки зрения отношения Великого Князя Николая Михайловича к Великой Княгине Александре Иосифовне: «Великая Княгиня рассказывала мне также, что Николай Михайлович стал перед ней на колени и просил у нее прощения» .
После февральского переворота Великий Князь высказывался много откровеннее или, скорее, развязнее, причем с явным привкусом безбожия, которое, вероятно, уже давно ему было присуще. Вот фрагменты беседы его с проф. В. Н. Сперанским, сыном бывшего лейб-медика, членом Союза русских евреев в Германии, членом масонской ложи «Астрея» (печаталась она в двух изводах, один из которых был так прямо и озаглавлен: «От Иоанна Кронштадтского к Григорию Распутину»:
«– Не начались ли нездоровые мистические веяния при Русском Дворе еще в Царствование Александра III?
– Да, при всем своем здоровом и трезвом реализме Александр III, по впечатлением железнодорожной катастрофы 17 октября стал чуть-чуть увлекаться поисками чудесного… Бывало, закроет глаза рукою и, как будто уходя душою в какой-то сверхчувственный мiр, ждет благодатного наития Свыше… Однако, когда Великая Княгиня Александра Иосифовна подала Ему мысль вызвать к Себе во время предсмертной болезни пресловутого Иоанна Кронштадтского – Он согласился крайне неохотно. На меня самого этот мнимый чудотворец произвел впечатление самое неблагоприятное.
– Вы помните рассказ Лескова “Полунощники”?
– Да, да, как же, – поспешно ответил Николай Михайлович. Это именно Иоанн Кронштадтский изображен там чрезвычайно удачно. Ведь он – зырянин по национальности, а это племя всегда отличалось большой житейской хитростью. Манеры у него порывистые, истерические: молится, как будто Богу приказывает – вот его Бог часто и не слушается… Помню я Иоанна Кронштадтского на праздновании крестин Наследника в Ново-Петергофском дворце: восседал он там за парадным столом среди больших сановников в великолепной шелковой рясе с орденскими звездами – такой румяный упитанный и усердно пьет шампанское. Как Александру Третьему он предсказал выздоровление, так новорожденному Алексею напророчил долгую жизнь и счастливое царствование… Я дал этому священнику очень несочувственную характеристику в своей книжке о кончине Александра III… […]
Да, как это ни странно покажется, Иоанна Кронштадтского, как гипнотизера-самородка, я считаю самым прообразом Распутина. Это – явления одного и того же порядка, хотя и далеко не равноценные» .
«Они были похожи немного побольше, чем уголь и алмаз, – читаем сравнительную характеристику Кронштадтского пастыря и Опытного странника, данную Великим Князем в других воспоминаниях В. Н. Сперанского. – Должен вам сознаться, что я крепко недолюбливал отца Иоанна… […] Как нарочно, кругом Распутина теснились самые характерные его поклонницы, такие же ревнивые, как сподвижницы Иоанна Кронштадтского» .
В вышеприведенной беседе Великого Князя упомянута повесть писателя Н. С. Лескова «Полунощники», завершенная осенью 1891 г. и впервые напечатанная в последних книгах либерального «Вестника Европы» в следующем году. Это был пасквиль на о. Иоанна. О духе этого произведения можно судить по вполне кощунственной его лексике, в основном контаминациям: бабеляр (бабник и известный богослов Абеляр); вифлиемция (инфлюэнца и Вифлеем); кутинья (кутить и ектения). Глумление Н. С. Лескова над дарами о. Иоанна, сродное таковым же Великого Князя, хорошо видно на примере вот этих строк из его письма Л. Н. Толстому: «На сих днях он исцелял мою знакомую, молодую даму Жукову и живущего надо мною попа: оба умерли, и он их не хоронил. На днях моряки с ним открыли читальню, из которой, по его требованию, исключены Ваши сочинения. На что он был нужен гг. морякам? “Кое им общение?” “Свиньем прут” все в одно болото» .
Более сильный удар Кронштадтскому Пастырю нанесли в предпоследний год его земной жизни. В Вологде неким Виктором Викторовичем Протопоповым (ум. 1916) была состряпана пьеса «Черные вороны», изданная в Петербурге в 1907 г. Написана она была по мотивам основанного на грязных сплетнях романа «Иоанниты», печатавшегося в «Петербургском листке». Суть пьесы, со слов смотревших ее была следующей: «Какая-то скучающая от безделья купеческая вдова влюбляется в студента, а тот в ее падчерицу. Падчерица увлекается учением “иоаннитов”, убегает к ним, потом разочаровывается в них и, при содействии того же студента, возвращается обратно к своей мачехе…»
Не в восторге от нее был даже «сочувствовавший» пафосу Протопопова В. В. Розанов: «Пьеса мне не понравилась. Она написана слишком для улицы, для грубых вкусов и элементарного восприятия. Какая-то банда мошенников, мужчин и женщин, преувеличив и без того великое народное почитание к от. Иоанну Кронштадтскому, довела это почитание до “обоготворения заживо”, – и на нем основала обирание простодушного темного народа, со всех концов России стекающегося в Кронштадт, чтобы “видеть Батюшку” и получить от него тот или иной дар, помощь, совет, исцеление» .
Уже после октябрьского переворота, в том же духе, что Великий Князь и великий писатель (Н. С. Лесков), но еще более развязно (уже вовсе не считаясь ни с какими фактами) писал возвратившийся в Россию эмигрант И. М. Василевский: «Не пересчитать всех этих “депутатов от низов народных”, кого так настойчиво проталкивали наверх то одна, то другая группа придворных сановников. Каждая партия при Дворе ставила на свою лошадку: Митька юродивый, кликуша Дарья Осипова, проворовавшийся и внезапно объявивший себя епископом огородник Варнава, чудотворец Иоанн Кронштадтский, истинно русский публицист Карл-Амалия Грингмут, епископ Гермоген, князь Мещерский, Преосвященный Феофан, доктор Дубровин, странник Антоний и пр., и пр., – все они пестрой чередой прошли возле Трона, и каждый из них сделал, что мог, “для России” и для себя лично». Упомянув «тобольского конокрада», «доктора Бадмаева из Тибета » и месье Филиппа из Лиона, автор глумливо пишет далее, что при Дворе «находили все новых и новых, уже отечественных чародеев, от Митьки юродивого до Иоанна Кронштадтского включительно. Не оскудевала земля Русская талантами распутинского образца!»
Впоследствии тему развили и вот до чего договорились, опираясь, разумеется, на «безпристрастную» науку.
«Юродствующие отцы церкви были знаменитостями номер один, – утверждал в 1964 г. в журнале “Знание – сила” автор популярнейших судебных очерков в “Литературке” Аркадий Ваксберг. – Едва ли не первым из них числился отец Иоанн Кронштадтский. Тысячи паломников сгонялись в Андреевский собор, где отец Иоанн устраивал массовые покаяния в грехах. Он исповедовал не поштучно, а оптом – всех сразу. Это был типичный массовый психоз, кончавшийся драками, поножовщиной, самоистязанием. Многие прямо из собора препровождались в полицейский участок. На одном из судебных процессов, следовавших за такими исповедями, эксперт-психиатр назвал скопища, которые устраивал Иоанн “сумасшедшим домом на свободе”. […] До Иоанна дошла слава о молодом сибирском “пророке”. Вчерашний конокрад удостоился чести быть принятым в Александро-Невской лавре: опытный обманщик присматривался к начинающему собрату. Ему и в голову не приходило, как скоро “ученик” превзойдет “учителя”» .
А вот что позволял себе писать в 1974 г. в «историко-психиатрическом очерке» доктор медицинских наук, автор «Руководства по психиатрии (М. «Медицина». 1974) профессор В. Е. Рожнов: «Особенно активизировались разного рода духовные и телесные “целители”. Гремели имена иеромонаха Илиодора и первого из первых в искусстве “чудесного исцеления” и “бесоизгнания” протоиерея Иоанна Кронштадтского. Как никто другой, умел он истошными воплями разжечь эпидемию истерического исступления среди своих поклонников, до отказа переполнявших Андреевский собор Кронштадта. И отсюда, с припадочных сборищ, в которые превращались его коллективные исповеди (по определению одного психиатра – “сумасшедший дом на свободе”), бежала о нем молва во все уголки необъятной России как о великом утешителе и врачевателе словом божьим. Кликуши и фанатики, изуверы и ханжи организовали специальную секту “иоаннитов”, чтобы и после смерти своего учителя разносить о нем молву по всему “божьему свету”» . (Мы просто призабыли, как еще совсем недавно дозволено было писать.)
Хотя что это я, продолжают в таком духе пописывать и до сих пор, пусть это уже, вроде бы, и неудобно, и не принято. Времена изменились, но, правду разрешили писать далеко не обо всех. Тот же В. Е. Рожнов, к примеру, в 1987 г., усиленный, по всей вероятности, своей родственницей М. Рожновой, в книге по истории гипноза, довел градус своего лживого обличительства до степени кипения: «В 1964 году Иоанн Кронштадтский был официально канонизирован белоэмигрантской церковью и причислен к лику православных святых. Трудно поверить, но тем не менее это так: еще и теперь среди верующих встречаются люди, которые пытаются воскресить память о кронштадтском чудотворце, расписывают в самых неправдоподобных тонах его деяния, говорят о нем, пишут, сочиняют всякие небылицы…»
+++
Незадолго до кончины о. Иоанна была предпринята попытка учреждения Общества для защиты Батюшки от клеветы. Среди инициаторов его создания были митрофорные протоиереи Александр Дернов и Философ Орнатский, протоиереи Павел Лахотский и Петр Миртов, священники Михаил Прудников, Иоанн Орнатский и Николай Гронский. Проект устава Общества, одобренный св. прав. о. Иоанном Кронштадтским («он прослезился и поцеловал проект устава Общества», не был, однако, утвержден митрополитом С.-Петербургским Антонием (Вадковским) . По словам секретаря «Общества в память о. Иоанна Кронштадтского» Я. В. Ильяшевича (И. К. Сурского, †23.3.1953), он «завидовал славе о. Иоанна и не любил его. [...] Ненависть митрополита С.-Петербургского Антония (Вадковского) к о. Иоанну получила свое яркое выражение, когда после блаженной кончины Великого молитвенника Земли Русской и Чудотворца митрополит воспретил служить молебен в церкви-усыпальнице о. Иоанна» .
Вскоре после неудавшейся попытки учредить общество для его защиты о. Иоанн стал прихварывать.
Между тем клеветническая пьеса «Черные вороны» на театральных подмостках страны шла с аншлагом. Описывая свое посещение петербургского театра Неметти, В. В. Розанов отмечал: «Театр был совершенно полон. И так как пьеса давалась почти ежедневно с начала зимнего сезона, – то, очевидно, публика постоянно валила гурьбой на это представление» . Приглашался, между прочим, знаменитый хор А. А. Архангельского. И эти церковные напевы, по ходу спектакля, пели мошенники. Торжественное шествие пьесы сопровождалось множеством рецензий в прессе. Немногочисленные попытки запретов на постановку опять-таки вызывали оголтелую газетную кампанию. Нужно ли говорить, как Батюшка страдал от этого. Тем более, что все это происходило при полном попустительстве церковных властей.
«…Я достал официальную циркулярную бумагу, – откровенничал автор, – в которой рекомендовалась губернаторам моя пьеса, как чрезвычайно полезная в общественном отношении, и высказывалось пожелание, чтобы она не только безпрепятственно ставилась на сцене, но чтобы ей было оказано известное покровительство. […] Я нисколько не виню светскую власть, не имею причины винить и духовную власть…»
Положение осложнилось тем обстоятельством, что петербургский епархиальный миссионер Н. Булгаков написал письмо В. В. Протопопову, в котором расхваливал его пьесу.
«Когда я написал пьесу, – рассказывал сочинитель В. В. Розанову, – то я, первым долгом, послал ее этому уважаемому в Духовном ведомстве миссионеру Булгакову […] Он мне ответил на официальном бланке петербургского епархиального миссионера, что не только, “как знаток дела иоаннитов, находит изображение их вполне отвечающим истине и действительности, но и благодарил меня за то, что с помощью театра я задумал бороться с темным, безсмысленным и отвратительным явлением, которое не только портит чистоту веры в населении и кладет пятно на наше Церковь, но которое победить нет силы у разрозненных и слабых сил миссии, у миссионеров”…»
Протопопов поместил эту похвалу в самом начале книжки.
Один из первых, кто разгадал подлинные цели, стоявшие за многоходовкой (роман «Иоанниты» – пьеса «Черные вороны» – письмо миссионера Н. Булгакова) и выходившие далеко за театральные и даже газетные рамки, был епископ Саратовский и Царицынский Гермоген.
В 1907 г. он обратился к обер-прокурору Св. Синода с телеграммой. В ней Владыка писал о пьесе, которая «в карикатурной и крайне оскорбительной для религиозного чувства форме осмеивает монашество, отца Иоанна Кронштадтского и его почитателей; для осуществления или, вернее сказать, воплощения этого возмутительного замысла в сценических формах (заменяющих собою здесь обычный словесно-критический язык литературных статей) лукаво придумана совершенно невозможная и вовсе несуществующая какая-то якобы секта; с прозрачными подчеркиваниями, ярко раскрывающими злостный замысел пьесы, карикатурно обрисованы духовно-нравственные черты этой фантастической секты, ее отношения к какому-то якобы секта; с прозрачными подчеркиваниями, ярко раскрывающими злостный замысел пьесы, карикатурно обрисованы духовно-нравственные черты этой фантастической секты, ее отношения к какому-то святому “отцу”, к какой-то “матушке”…»
«Ваше печатное заявление, – писал Владыке редактор-издатель журнала «Кронштадтский маяк» Н. И. Большаков, – что Вы не находите ничего зловредного “сектантского” в нашем стремлении жить по-христиански, сильно подняло в нас дух бодрости, дало уверенность, что мы идем по верному, тернистому пути к достижению вечного блаженства, заповеданного Богом» .
В ответ на появление в газете «Колокол» письма В. В Протопопова, объяснявшего создание «Черных воронов» «якобы из возвышенных мотивов, именно – из православно-миссионерских своих намерений», епископ Гермоген направил 12 ноября 1907 г. в редакцию телеграмму, в которой, в частности, говорилось: «…Для театральных “Черных воронов”, их лихих миссионеров вовсе не важно то обстоятельство, существует ли или вовсе не существует какая-то тайная секта “иоаннитов”: по нашему-де “товарищескому” мнению, конечно, существует; раз есть обаяние к лицу, как к какому-то “кумиру”, или лицу, духовную власть имущему над духом и сердцем народа, – значит, по плану подпольных “миссионеров”, надо взорвать это лицо на воздух, – а что при этом может погибнуть великое множество других людей, многие будут искалечены навсегда в духовном отношении, – это “так им и нужно”… Ведь это уже принятый способ товарищей; и вот, “товарищи” и составляют духовно-нравственную бомбу, из первой попавшейся пустой коробки “каких-то” там “иоаннитов” – зажигай фитиль на подмостках – и готово! […]
Итак, очевидно, как ясный Божий день, что “товарищи” (актеры) и их подстрекатели (театральные сочинители) предприняли в России особую духовно-нравственную крамолу, или революцию. В заключение, ради неизменно дорогой и святой личности о. Иоанна, вновь и вновь считаю долгом засвидетельствовать на основании имеющихся точных данных (которые вскоре сообщу в печати) и моего личного глубокого убеждения, что такой секты, какую сочинил Протопопов, вовсе нет налицо, как секты именно, как организованной еретически-религиозной группы.
Вот, например, телеграмма епископа Пермского Никанора, – она указывает лишь на некоторых женщин, злоупотреблявших именем отца Иоанна Кронштадтского, а вовсе не свидетельствует о появлении какой-то секты “иоаннитов”; ведь известно, конечно, что дурные люди способны злоупотреблять святыми предметами и святыми именами; следовательно, вовсе нет ничего удивительного в том, что какая-нибудь ничтожная группа людей негодных пользуется высокочтимым и драгоценным для верующего русского сердца именем о. Иоанна Кронштадтского для своих низких целей, эксплоатируя так или иначе благоговейные чувства почитателей этого великого молитвенника Русской земли, облагодетельствовавшего миллионы людей религиозно, нравственно и даже материально.
Благодаря этим именно разносторонним несметным благодеяниям отца Иоанна издавна уже в Кронштадте, в Петербурге, в Москве, Саратове, Харькове, Одессе и во всех, буквально во всех городах и селениях России рассеяна там и там многолюдными группами всероссийская многомиллионная община, объединенная как благоговейною любовию к самому отцу Иоанну Кронштадтскому, так и к Феофану Затворнику, преподобному Серафиму Саровскому, Амвросию Оптинскому, иеромонаху Варнаве, недавно почившему в Москве, и, другими словами, ко всему необъятному сонму святых мужей, составляющих как бы светлый млечный путь на обширном и многовековом небосклоне России» .
В начале декабря 1907 г. в Кронштадт приехали духовные дети Батюшки епископы Гермоген и Серафим (Чичагов). В день именин Государя они служили позднюю Литургию в Андреевском соборе. Протоиерей Иоанн Восторгов произнес проповедь «Кронштадтский светоч и газетные гиены», прерываемую рыданием и плачем молящихся.
«…В последние годы, – говорил он, – когда назрела и прорвалась гноем и смрадом наша пьяная, гнилая и безбожная, безнародная, самоубийственная революция, мы увидели страшное зрелище. Ничего не пощадили ожесточенные разбойники, не пощадили ни веры, ни святынь народных. И старец великий, светило нашей Церкви, “отец – отцов славная красота”, честь нашего пастырства, человек, которым гордились бы каждая страна и каждый народ, – этот старец на глазах у всех возносится на крест страданий, предается поруганию и поношениям; его честь, его славу, его влияние расклевывают черные вороны. Поползла гнусная сплетня; газетные гады, разбойники печати, словесные гиены и шакалы, могильщики чужой чести вылезли из грязных нор. Еврействующая печать обрушилась грязью на о. Иоанна. Нужно им разрушить народную веру; нужно опустошить совесть народа; нужно толкать народ на путь преступления; нужно отомстить человеку, который так долго и успешно укреплял веру, воспитывал любовь к Царю и родине, бичевал всех предателей, наших иуд и разрушителей родины, начиная от Толстого и кончая исчадиями революции…
Его первого стала травить и безславить разнузданная печать. Помню я, два года назад, возвращаясь из Сибири к северной столице, по всей линии железной дороги эти листки, рисунки, стихи и издевательства над Иоанном Кронштадтским.. Потом на краткое время травля ослабела, но теперь вся эта грязь опять соединяется в один общий поток. […]
И это в то время, когда он, на склоне дней, обезсиленный мучительным недугом, ослабевший телесными силами, едва двигаясь, совершает среди верующих по-прежнему свои, может быть, последние на земле подвиги молитв и благочестия, когда он не в силах защитить себя, когда мы трепещем за каждый день и час его жизни, когда еле теплится и вот-вот погаснет эта святая лампада, догорит эта чистая Божья свеча! Неужели нет ему защиты? Неужели мы оставим его одиноким посреди нашего многолюдства? Неужели он отдан на растерзание духовных псов, на пытки и издевательства этих разбойников? […]
…В этот день церковно-гражданского праздника хочется через вас, через все это великое множество народа, из этого храма на всю Россию сказать: О, храните святыню и святых! Берегите ваши духовные сокровища! Защищайте, отставайте их от тех свиней, что топчут их ногами! Или не знаете, что уста праведных каплют премудрость, язык же нечестивых погибнет? Или не верите, что идеже внидет досаждение, тамо и безчестие – и это мы видели на всех этих усилиях свободы и “освободительного движения”, полного одной злобы и досаждения? Или забываете, что в благословении правых возвысится град, а устами нечестивых раскопается? Или перестало быть непреложною истиною, что праведниками держатся царства человеческие, что семя свято – стояние их, что правда возвышает народ, а умаляют племена греси?
Или думаете, что если вы избираете пророков, подобно богоубийственным евреям, то не оставится дом ваш пуст? Или каждый год у вас будет новый Иоанн Кронштадтский, что вы не дорожите им?
Не унизите вы Бога и святыни, не заплюете неба, – плевки возвратятся на головы плевавших; но сами вы, сами вы – какой ответ дадите? Что скажут о нас потомки? Как справедливо они осудят нас за то, что мы не умели и не хотели уберечь святого, не защитили, не оградили его оградою и стеною любви, – и это в то время, когда живы и среди нас тысячи им исцеленных чудесно, тысячи им возрожденных? Тогда как ответим мы и Богу, и не свершится ли над нами Его правый и страшный приговор, что если мы Моисея и пророков не слушаем, то если кто из мертвых воскреснет, не поверим? Тогда не дошли ли мы до хулы на Духа, за которую одну, по суду даже самой воплощенной Любви, объявившей прощение всякой хуле и всякому греху, нет прощения ни в сей жизни, ни в будущей? Тогда и на земле не устоять нашему царству, и не жить нашему народу» .
В конце концов, пьеса Черные вороны» была запрещена.
В запрете немедленно обвинили «темные силы». «Я нисколько не виню светскую власть, – заявил В. В. Протопопов, – не имею причины винить и духовную власть […] Тут именно закулисные темные силы, с которыми вынуждены считаться и официальные власти. В Москве мою пьесу нисколько не отвергли, но по соображениям, не имеющим ничего общего с личным внутренним убеждением, сказали, что с постановкою ее “надо быть осторожным”… Была нерешительность, которая перешла в запрещение, – очевидно, под давлением сил, совершенно чуждых самим запрещавшим…» Посыл о всемогуществе этих мифических сил подхватил и В. В. Розанов, писавший об «окончательном, по проискам темных сил, запрещении пьесы к постановке во всех городах Российской Империи» .
Надуманность тут очевидна, особенно зная о реальном общественном весе епископов Гермогена и Серафима (Чичагова) и протоиерея Иоанна Восторгова. Но слово было найдено, произнесено, вброшено в общественное сознание. Через несколько лет его примерят и на Григория Распутина…
Что касается св. праведного о. Иоанна Кронштадтского, то в том же 1907 г. он был назначен членом Св. Синода. Вскоре после этого один из современников был свидетелем следующей знаменательной картины: «…По окончании торжественного собрания “Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви”, где присутствовал Святейший Синод в полном составе, в том числе и о. Иоанн, который был членом Святейшего Синода, народ неудержимо устремился к о. Иоанну, прося благословения. О. Иоанн обратился к сидевшим рядом с ним митрополитам с просьбой разрешить ему благословлять народ и, получив разрешение, стал благословлять. Митрополиты же, сойдя с эстрады, направились было к выходу, но народ, бросившись к о. Иоанну, затер их в угол. Народ понимал, что просто святой лучше, чем святейшие, т. е. члены Святейшего Синода. Как, например, просто Преподобный Сергий лучше, чем Высокопреподобные архимандриты Сергиевой Лавры, и просто Государь много лучше, чем “милостивый государь”» .
Не всплыло ли это в памяти некоторых высокопоставленных участников того собрания на прошедшем с 12 по 26 июля 1908 г. в Киеве Всероссийском миссионерском съезде?
Напомним, что съезд этот, собравшийся как раз во время предсмертной болезни о. Иоанна, проходил под председательством епископа Волынского и Житомирского Антония (Храповицкого). Среди 300 участников его было 26 архиереев. Приветственное слово зачитал обер-прокурор Св. Синода. 16 июля на общем собрании обсуждался вопрос об иоаннитах. (Что здесь было правдой, что вымыслом, Бог весть.) Не могло ли случиться так, что при обсуждении этого вопроса сердца присутствовавших на съезде некоторых участников того собрания в прошлом году в Петербурге забились вдруг в унисон с теми, которых епископ Гермоген называл «подпольными миссионерами»?..
Собравшиеся ни к чему определенному не пришли. Существование секты, с одной стороны, вроде бы признали. С другой, заключили, что она-де не совсем сложилась, близка-де хлыстовщине. В чём и насколько близка – понимайте, мол, сами. Такая неопределенная формулировка оставляла сколь угодно широкое поле для толкования вкривь и вкось.
Не подозревавший о «подкладке» всего этого дела, епископ Андрей (кн. Ухтомский) простодушно признавался участникам съезда: «Я не знал, что секта иоаннитов так распространена. На одном пароходе мне пришлось ехать вместе с главой Оренбургских иоаннитов, я говорил с ним, и он показался мне безукоризненным. Два месяца тому назад ко мне явились два книгоноши от “Кронштадтского Маяка”. Я спросил их: почему вы распространяете ваши безчестные книги? “Какая здесь ложь, в этих книгах?” – спросили они. Я показал, в чем заключается ложь в этих книгах. Они послушали и ушли. Через несколько времени приходят и со слезами рассказывают о том, что сначала в одной, а потом в другой церкви им отказали в святом причастии, потому что они на духу признавались, что считают о. Иоанна Кронштадтского – богом. Они пришли ко мне прямо исповедоваться. Я сказала им: “Вы согласны выразить мысль вашу так, что в о. Иоанне живет благодать Св. Духа?” Они говорят: “Да, мы это и говорим”. – Я спросил: “Ведь вы сказали, что он Сам Бог?” – “Да, мы и это говорим”. Одним словом, я должен сказать, что это движение, – совершенно неустановившееся, но – движение громадной нравственной силы и громадного воодушевления» .
Странные «сектанты»: хотят причащаться в Церкви, от которой должны бы отделяться; чистосердечно все излагают на исповеди; под воздействием разумных доводов и доброго слова тут же поправляют неловко выраженные мысли. И, в конце концов, оказывается, что мыслят-то они вполне православно. Им необходимо было только помочь, поправить, где следовало, объяснить, не отталкивая. Но где взять терпение, благожелательность и любовь?..
Рассматривавшая вопрос специальная комиссия съезда рекомендовала просить обличить иоаннитов в ереси самого Батюшку Иоанна Св. Синод даже предложил ему для этого ехать в провинцию. Несомненно, тем самым были отравлены и без того нелегкие дни, Кронштадтского Пастыря.
Таким образом, несмотря на запрет пьесы, процесс, инициированный ею, продолжался.
В 1912 г. (т. е. уже после кончины о. Иоанна Кронштадтского) «иоанниты» были официально осуждены определением Св. Синода и переименованы (уж очень бросалось в пришпиленном имени непочтительность к Батюшке, исходившая, как мы помним, от газетчиков) в «хлысты киселевского толка» (хотя это название так и не прижилось). Фактически в еретики записывали, пусть и не всегда умевших (по своей малограмотности) ловко выразиться, но горячо любивших и почитавших Батюшку. В чем же видели криминал в широком смысле? «Портреты его, – писал митр. Вениамин (Федченков), –помещались рядом с иконами. […] Перед ними теплились лампадки. Некий Пономарев заживо составил о. Иоанну акафист» .
К сожалению, среди тех, кто в 1912 г. в Св. Синоде принимал решение, было больше блюстителей «Закона» нежели приверженцев «Благодати» (Любви).
Однако ведь известно: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы» (1 Кор. 13, 1-3).
Но разве не по тем же рецептам поступали позднее и с Григорием Ефимовичем? Возмущаясь мнимым всесилием Распутина, архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) совершенно голословно писал 11 августа 1911 г. митрополиту Киевскому Флавиану (Городецкому): «Он – хлыст и участвует в радениях, как и братцы и иоанниты» . (И это вовсе не был эпизод или одиночная ошибка, то было органическое свойство характера. В письме Патриарху Тихону, написанном не позднее августа 1923 г., он, имея в виду личного друга Вел. Кн. Елизаветы Феодоровны игумена Серафима (Кузнецова), совершенно голословно утверждает: «Сейчас получил печальную телеграмму о том, что в Иерусалиме отнимают у нашей миссии ключи от церкви Св. Марии Магдалины, где гроб Елизаветы Федоровны. Делает это Патриарх Дамиан по интриге архимандрита Серафима, который привез ее тело. Серафим хлыст, живший около Распутина» . Клевещет, словно блины печет.)
Так же вскоре (в 1913 г.) поступили с имяславцами. И «первую скрипку» играл опять-таки архиепископ Антоний (Храповицкий).
История поставила впоследствии (а там, где нет – еще поставит!) все точки над «i».
После революции множество «иоаннитов» были приняты в церковное общение священномучеником митрополитом Вениамином Петроградским (1919). Святитель Патриарх Тихон утвердил их общину в Ораниенбауме, рукоположив (лично) одного из видных ее членов (Алексия Вяткина) в иерея (1923). В последующие годы многие иоанниты присоединились к иосифлянам, последователям митрополита Иосифа (Петровых), и вместе с ними были репрессированы. Впрочем, карательные органы большевиков пытались выявлять «иоаннитов», используя при этом дореволюционные синодальные дела, еще в начале 1921 г.
Что касается поселившихся в горах Кавказа имяславцев, то они были сплошь перебиты в 1920-х гг. большевиками, обвинившими монахов в участии в «монархической повстанческой организации».
Теперь само название «иоанниты» основательно подзабыто – до того, что даже нынешние редакторские работники довольно бойкого издательства Сретенского монастыря в Москве, не моргнув глазом, толкуют иоаннитов, как членов ордена св. Иоанна Иерусалимского (то бишь Мальтийских рыцарей) !
+++
Обличая врагов Царя Небесного и Царя земного, о. Иоанн вполне давал себе отчет об опасности лично для себя, но, как истинный раб Божий и пастырь стада Христова, ничего не боялся, уповая на милость и помощь Божию. Английскому корреспонденту он прямо заявил, что враги его «страшно ненавидят и готовы стереть с лица земли, но я не боюсь их и не обращаю на них ни малейшего внимания». «Старый священник, – писал британец, – закончил речь характерной русской фразой: “я – бельмо им на глазу”!» «И когда я так говорю, – имея в виду свои безстрашные обличительные слова, говорил о. Иоанн в одной из своих проповедей, – то думаю: и на меня заносят свой меч эти враги всякой правды, враги Церкви Христовой!»
Возможно, в этих последних словах Всероссийского Пастыря запечатлелось прозрение мученичества с пролитием крови, которое, подобно Г. Е. Распутину, претерпел он незадолго до своей праведной кончины.
Уже в эмиграции инокиня Евфросиния (Тулякова), проживавшая в Белграде, записала рассказ молочницы Надежды, жившей в Петербурге на Тимофеевской улице. После исцеления, по молитвам о. Иоанна, мужа этой молочницы она стала служить Батюшке, сопровождая его в карете во время частых выездов:
«Однажды ее упросили богатые люди привезти Батюшку к трудно больному. Надежда стала просить Батюшку туда поехать, но Батюшка ответил: “На заклание меня повезешь?” Надежда испугалась этих слов, но ничего не поняла.
В карете еще были две женщины, которые оберегали Батюшку. В дороге Батюшка еще два раза повторил: “На заклание меня везете”, и потом сказал: “Господи, да будет воля Твоя”.
Приехали мы в очень богатый дом; в столовой был сервирован стол и поставлены всевозможные закуски. Батюшка спрашивает: “А где больной?” Ему показывают на комнату рядом и приглашают войти, а когда мы захотели за ним войти, нас быстро отстранили и щелкнул замок. Мы все забезпокоились. Слышалась за дверью возня; две из нас стали стучать в дверь, а третья побежала за кучером, который был богатырской силы. Кучер вбежал и со всей силы плечом ударил в дверь и сломал замок. Нам представилась такая картина: Батюшка лежал поперек кровати, на нем были подушки, а на них сидели три изувера; на полу была кровь. Кучер сбросил изуверов, взял на руки Батюшку и отнес в карету. Мы все обливались слезами и просили у Батюшки прощения. Мы не знали, что там были изуверы. Они порезали Батюшке в паху. Когда Батюшка пришел в себя, то строго запретил кому-либо говорить об этом, чтобы не было погромов. На другой день в газетах было объявлено, что Батюшка болен. Вот все, что мне по секрету передала Надежда» . С тех пор о. Иоанн тяжко страдал до самой кончины, окончательно так и не поправившись.
Примечательно, что вся эта история была хорошо известна убийце Г. Е. Распутина кн. Ф. Ф. Юсупову, к матери которого иногда наведывался Всероссийский Батюшка: «О Иоанну было семьдесят восемь лет, когда, вызвав якобы к умирающему, его заманили в ловушку и избили. И убили бы, не подоспей кучер, привезший его. Он вырвал старца из рук негодяев и отвез назад полуживого. От увечий о. Иоанн так и не оправился. Несколько лет спустя он умер, так и не открыв имена палачей» . Об этом знал и митрополит Вениамин (Федченков), утверждавший, что любил Батюшку и даже написавший о нем книгу, в которой, однако, страха ради иудейска (памятую, кто были злодеи-мучители), писал: «…Пронеслось известие, будто какая-то группа этих врагов подделала против о. Иоанна скрытое покушение: его позвали к какому-то будто больному; а намеревались убить. Пустили в печать слух, будто они даже ранили его, но другие спасли ему жизнь. Однако, – говорили, – о. Иоанну пришлось лечиться долго. Но, – насколько известно мне, – подобные слухи есть плод неразумной ревности, а на самом деле не было. […] Не было бы, впрочем, ничего удивительного, если он и в самом деле пострадал бы от них телесно, но об этом нет достоверных данных» . Сам Владыка прекрасно понимал о ком идет речь; об этом свидетельствуют его слова, завершающие параграф: «“Се не воздремлет, и уснет храняй Израиля” (Пс. 120, 4)… Да обратит их Господь, ими же весть судьбами, к Церкви Своей» .
Вышеописанное – попытка буквального исполнения (как впоследствии в отношении Царя, Его Семьи и Их Друга) требования талмуда: «Лучшего из гоев убей, самой красивой змее размозжи голову!»
Но не так ли травили Григория Распутина? Разве не печатали разные гадости в газетах и про него, дойдя также до театральных подмостков?
И ему приходилось часто претяжко вздыхать:
(1910): «Тяжелые переживаю напраслины. Ужас, что пишут. Боже! Дай терпения и загради уста врагам! Или дай помощи небесной, то есть приготовь вечную радость Твоего блаженства» .
(1915): «Господи! мы люди слабенькие, всегда дай нам, Господи, помнить минуту ангельскую, где мы были, как дети, не думали о привязи земной, а теперь-то нас все выцарапывают, что показывает на самую гадкую еретическую сторону. Дай нам, Господи, чтобы в сердце нашем не изгладились Церковь и храм Божий не исходил от нас и Святые Тайны обновляли нас от всей карьеры» .
«Вот так-то и про отца Иоанна Кронштадтского сколько говорили худого, – рассуждала в конце апреля 1908 г. в доме Г. Е. Распутина в Покровском курсистка из Петербурга. – Святой он человек был, святой… а злые дела его именем творили другие. То же вот про Григория Ефимовича говорят… А если б знали, чем он только питается: ведь он третий год мяса в рот не берет… Злые люди и понять его не могут!.. Разве можно, чтобы мы целой гурьбой гнались за ним сюда из Петербурга с той низкой целью, в которой подозревают нас?.. Мы едем сюда лишь затем, чтобы отдохнуть, успокоиться в присутствии человека, в которого верим, которого чтим, около которого чувствуется так мирно, покойно и отрадно» .
Из Иоанновского монастыря на Карповке, где Григорий Ефимович постоянно бывал, его скоро выжили, возможно, не без наущения Илиодора, которого принимали в этой обители. (Автор этих строк держал в руках групповую фотографию сестер монастыря во главе с настоятельницей, снявшихся с этим будущим расстригой). «Настоятельницей монастыря, – вспоминал митр. Евлогий (Георгиевский), – была добрая, но неглубокая м. Ангелина, любившая наряжаться в шелковые рясы. В мiру она была скромной купчихой. Она любила приглашать приезжих архиереев на богослужение и угощать гостей чудесными рыбами, кулебяками… В числе их – и меня тоже. Одно время в монастырь повадился Распутин, которого, однако, к удовольствию самой игуменьи, послушницы скоро отвадили. Стоит Распутин – пройдет одна из послушниц, взглянет на него и говорит вслух, точно сама с собой рассуждает: “Нет, на святого совсем не похож…” А потом другая, третья – и все, заранее сговорившись, то же мнение высказывают. Распутин больше и не показывался» .
Выделывать такие штуки с пришедшим помолиться можно было, разумеется, только «за послушание». Трудно представить, чтобы насельницы монастыря поступали так сами по себе, без благословения…
+++
После всего сказанного (памятуя еще общение Г. Е. Распутина с уральскими старцами, духовником Макарием Верхотурским и преподобными Гавриилом Седмиезерским и Варнавой Гефсиманским), надеюсь, читатели сами смогут по достоинству оценить вот эту ложь современного автора: «Не был Распутин и у весьма разбиравшихся в людях старцев своего времени… […] Странно, правда? […] Православные люди, вдумайтесь и сделайте выводы: у старцев Распутин не окормлялся…» Пусть называющий себя «Смысловым» автор приведенных нами слов не волнуется, мы сделали соответствующие выводы о доброкачественности и правдивости его материалов, печатающихся в журнале, нарочито рекомендующем себя «православным». О том, что это не просто ошибка, а тенденция, свидетельствует утверждение другого автора этого журнала (столь же голословное) о том, что «нечестивую жизнь» Распутина якобы «обличал святой Иоанн Кронштадтский» .
Разумеется, если бы св. праведный о. Иоанн Кронштадтский видел духовный изъян в приблизившемся к Царской Семье Г. Е. Распутине, он не замедлил бы об этом предупредить либо сам, либо через доверенных людей.
Невозможно себе представить, чтобы отрицательный отзыв (будь он произнесен в действительности) Кронштадтского Пастыря, не повлиял бы сразу же на отношение к Григорию Ефимовичу Царственных Мучеников, верной Им А. А. Вырубовой, отцов Феофана и Вениамина. Известно, что по Высочайшей воле Государя Тобольская духовная консистория проводила специальное тщательное расследование на родине Распутина. Государыня Сама посылала своего духовника к старцу Макарию Верхотурскому, у которого духовно окормлялся Григорий Распутин. А. А. Вырубова, обязанная молитвам о. Иоанна спасением в 1902 г. от неминуемой смерти от брюшного тифа, вряд ли бы прониклась к Григорию Ефимовичу таким доверием, знай она какое-либо предосудительное высказывание Батюшки об отце Григории. Наконец, в позднейших своих воспоминаниях и в биографии владыки Феофана митрополит Вениамин (Федченков), довольно критично изображавший в них Распутина, не преминул бы опереться на такой важный для него факт, как осуждение Распутина о. Иоанном Кронштадтским, имей оно действительно место.
Никаких опасений по поводу Григория Ефимовича не содержат воспоминания и переписка близких Всероссийскому Батюшке людей, а также опубликованный недавно последний предсмертный его дневник, включающий известные рассуждения о. Иоанна (сделанные исключительно для себя) по поводу Государя.
Все сказанное позволяет по достоинству оценить одну из «радзинских» низостей: «…Мужику повезло: в конце 1908 года отец Иоанн умер. Он был последним человеком, который мог стать преградой влиянию Распутина. Теперь “отец Григорий” стал единственным» .
+++
Сразу же после кончины Кронштадтского Пастыря (1908 г.), по словам пытавшихся разобраться в том, как все было в действительности исследователей, последовали «обдуманные попытки отделить имя о. Иоанна от Распутина» . Печально, но во всем этом принимали участие люди в свое время близкие о. Иоанну.
«Однажды, – писал в изданных заграницей воспоминаниях один из таких “доброхотов”, бывший певчий Кронштадтского Андреевского собора Алексей Макушинский, – по окончании службы, когда о. Иоанн вышел на амвон, к нему подошел рослый мужчина с черной бородой, прося благословения. О. Иоанн отступил от него, простерши правую руку ладонью к нему, и грозно вскричал: “Нет тебе моего благословения, ибо и жизнь твоя будет по твоей фам
Немало интересных записей о св. Иоанне Кронштадтском. Ниже - одна из них.
Жизнь и судьба старца Григория Ефимовича Распутина также неразделима и неотсоединима от жития всероссийского кронштадтского Батюшки,
как их судьбоносная связь с царским престолом. Они даже внешне были схожи: "Вошел Григорий Ефимович, худой, с бледным, изможденным лицом, в черной сибирке; глаза его, необыкновенно проницательные сразу меня поразили и напомнили глаза о. Иоанна Кронштадтского" (А.А. Вырубова).
Генетически оба "царские прихвостни" изводятся из единого корени: не из подмороженной - "ни рыба, ни мясо" - синодальной духовности,
а из стихии сокровенно народной религиозности, с истовой молитвой, личным религиозным опытом, пытливо вымогательным разговором на "Ты" с самим Господом и непременным "чудотворством".
Великий князь Николай Михайлович: "Да, как это ни странно покажется, Иоанна Кронштадтского, как гипнотизера-самородка, я считаю самым прообразом Распутина. Это – явления одного и того же порядка, хотя и далеко не равноценные... Они были похожи немного побольше, чем уголь и алмаз. Должен вам сознаться, что я крепко недолюбливал отца Иоанна… […] Как нарочно, кругом Распутина теснились самые характерные его поклонницы, такие же ревнивые, как сподвижницы Иоанна Кронштадтского..."
И ещё махонький камушек в кронштадтский огород от того же сановного историка:
"– Вы помните рассказ Лескова “Полунощники”?
– Да, да, как же, – поспешно ответил Николай Михайлович. Это именно Иоанн Кронштадтский изображен там чрезвычайно удачно. Ведь он – зырянин по национальности, а это племя всегда отличалось большой житейской хитростью. Манеры у него порывистые, истерические: молится, как будто Богу приказывает – вот его Бог часто и не слушается... Помню я Иоанна Кронштадтского на праздновании крестин Наследника в Ново-Петергофском дворце: восседал он там за парадным столом среди больших сановников в великолепной шелковой рясе с орденскими звездами – такой румяный, упитанный и усердно пьет шампанское. Как Александру Третьему он предсказал выздоровление, так новорожденному Алексею напророчил долгую жизнь и счастливое царствование... Я дал этому священнику очень несочувственную характеристику в своей книжке о кончине Александра III..."
Сам Григорий Ефимович Распутин почитал себя прямым восприемником и духовно пророкным двойником кронштадтского чудотворца:
"Был я у о. Иоанна Кронштадтского, – рассказывал Г.Е. Распутин одному из своих знакомых. – Он меня принял хорошо, ласково. Сказал: “Странствуй, странствуй, брат, тебе много дал Бог, помогай людям, будь моею правою рукою, делай дело, которое и я недостойный делаю...”»
Слова эти подтверждаются, между прочим, самим образом жизни, которую вел, обосновавшись в Петербурге, Григорий Ефимович. «...Больных, нуждающихся в утешении, принимаю, – говорил он одному собеседнику в 1907 г. – Трудно мне, миленький... До двух часов дня каждый день у себя принимаю, а потом по больным по приглашению разъезжаю... Часа три в сутки свободных имею, не больше"
- Город Киев
- Вероисповед.: католичество
Не знаю, в тему или нет, но в своё время читала книгу дочери Распутина "Распутин. Почему?"
Там рассеиваются многие мифы. И масса интереснейших биографических и исторических фактов. От души рекомендую.
http://www.lib.ru/ME...ZL/rasputin.txt
СЛАВА БОГУ ЗА ВСЁ.
ЧТОБЫ ПОПЫТАТЬСЯ ПОНЯТЬ ДРУГИХ, НАДО ПЕРЕЛОМИТЬ СЕБЯ.
Гость_Harib_*
На рубеже XIX–XX веков в России было два места массового паломничества: Ясная Поляна и Кронштадт. Одни люди шли к знаменитому писателю Льву Толстому, а другие – к любимому в народе священнику, к отцу Иоанну. Пройдет несколько лет и в России начнется жестокая война всех против всех. Потом, вспоминая трагические события тех лет, русский поэт Игорь Северянин спросит в своем стихотворении: «Зачем православные Бога забыли, / Зачем шли на брата, рубя и разя...», «За что умертвили они в самосуде / Цвет яркий культуры отчизны своей.» Эти вопросы до сих пор остаются без ответа...
Почему же православная Русь поверила безбожнику Ленину?
- Город Летбридж, Канада
- Вероисповед.: католичество
Они даже внешне были схожи
Внешне - не очень. А внутренне - совсем не схожи. Например, протоиерей Сергиев не устраивал в ресторанах пьянок с девицами.
Для процветания зла нужно, чтобы хороший человек ничего не делал.
Гость_Harib_*
Думается можно согласиться с выводом А. Солженицына: в России старообрядческой большевистская революция 1917 года была бы невозможна….
Гость_Harib_*
Не знаю, в тему или нет...
"Для кого Гришка, а для кого Григорий Ефимович", - говорят земляки Григория Распутина. Кинофильм «Агония» был не принят земляками Распутина - в день премьеры в знак протеста жители Покровского почти все до одного вышли из зала, не досмотрев ленты и до середины.
Вспоминая Распутина, нельзя не вспомнить, С.Ю. Витте, который сказал: "Распутина не нужно сбрасывать со счетов, поскольку ему удалось уговорить царя не подписывать указ о вступлении России в войну на Балканах".
В 1914 году кроме убийства в Сараево в селе Покровском произошло покушение на Распутина, после которого Распутин был надолго прикован к постели. Именно в период отсутствия Распутина в столице генералы вырвали у царя согласие на вступление в войну…
- Город Outback Australia
- Вероисповед.: католичество
... "православная Русь" оказалась всего лишь мифом.
Раскол в русском православии в XVII в. начался с противоречий между старообрядческой и никонианской частями русского общества, Первые сто лет противостояния России старообрядческой и России романовской проявлялось в борьбе вооруженной. Потом началась полоса отдельных «оттепелей», которые сменялись новыми ограничениями. Однако, несмотря на все сложности своего положения, староверческая община превратилась из конфессиональной общности в конфессионально - экономическую общность. Можно спорить о том, какой долей российского капитала владели староверы. Бесспорно другое - верхушка староверия была одним из самых энергичных и деятельных отрядов российского капитализма
Старообрядческое движение ознаменовалось, прежде всего, широким распространением грамотности. Старообрядчество инстинктивно стремилось к тому, чтобы безграмотности вовсе не было в его среде и к середине 19-го столетия оно стало грамотным классом среди огромного безграмотного народа. Крестное знамение купца-старовера было надежнее всякого векселя. У них было запрещено давать кредиты под проценты, т.е. ростовщичество признавалось грехом
В 1915 г. епископ уфимский Андрей (князь Ухтомский) весьма сокрушался о том, что старообрядческую «общину объединяет любимый храм или часовня, а нашу православную деревню объединяла до последнего времени казенная винная лавка, а теперь, кажется, объединяющим началом остается один местный полицейский стражник»
Думается можно согласиться с выводом А. Солженицына: в России старообрядческой большевистская революция 1917 года была бы невозможна….
Гость_Harib_*
Ну чтобы раскольничать надо было обладать капиталом. Обычным бедным массам просто не по карману было "древлее благочестие". Так же грамотными и зажиточными были хлысты, скопцы и т.п.
Вы забыли вспомнить сионистов и жидомасонов...
- Город Outback Australia
- Вероисповед.: католичество
Ну чтобы раскольничать надо было обладать капиталом. Обычным бедным массам просто не по карману было "древлее благочестие". Так же грамотными и зажиточными были хлысты, скопцы и т.п.
Вы забыли вспомнить сионистов и жидомасонов...
Не понимаю Вашего сарказма.
- Город Charcovia
- Вероисповед.: РПЦ
Думается можно согласиться с выводом А. Солженицына: в России старообрядческой большевистская революция 1917 года была бы невозможна….
Старообрядцы составляли какой процент от общего населения России? Наверное, небольшой, не так ли? Сомневаюсь, что если бы Никон не провел реформу, в России царило бы всеобщее благочестие.
- Город Charcovia
- Вероисповед.: РПЦ
О том, как служил протопоп Иоанн Сергиев, сохранились весьма множество свидетельств: ранняя литургия начиналась в четыре утра, предваряющей её краткой утреней, а Кронштадтский собор был уже полон съехавшимся со всей матушки России народом. Среди него - большое количество кликуш, рыкавших и мычавших утробами, и на впервые попавших на батюшкины службы наводивших страх и трепет. Алтарь тоже был забит под завязку рядовым духовенством со всей медвежачьих углов, чаявших сослужить всероссийскому чудотворцу. Сам чудотворец - изморенный, измождённый после трудового дни и болезно бессонной нощи, облачившись в епитрахиль поверх подризника,
выходил на клирос читать канон, оглашая своими нервическим модуляциями соборные стены. Те, кто бывал в опере и знал в ней толк, сравнивал их с речитативами, переходящими на крик, певцов в Вагнеровском "Парсифале". Кронштадский пастырь точно разговаривал с самим Богом, умоляя, прося и на равных дерзновенно требуя
у Него "милости, а не жертвы". На Божественной литургии Иван Ильич, самым первым в русском православии и за все 900-т лет его не всегда славной гистории, стал читать "тайные" молитвы громко вслух, прибавляя к ним и вставляя в них свои дерзновенныя прошения. После освящения и приложения Святых Таин, протопоп Иван распластывался на ковре ниц и так в гробовой алтарной тишине бездыханно возлежал пять, десять, иногда пятнадцать минут. А причащаясь буквально на глазах преображался: лице его начинало светиться радостию, и сам он, словно накаченный воздухом, выскакивал на амвон - апостольскую власть имеющий вязать и решить, проводить всесобрное покаяние...
Гость_Harib_*
Старообрядцы составляли какой процент от общего населения России? Наверное, небольшой, не так ли?
Сомневаюсь, что если бы Никон не провел реформу, в России царило бы всеобщее благочестие.
Проблема заключается ни в реформах Никона, а в том, как они были проведены. Реформы можно было бы провести с мягкой последовательностью. Но в подобном случае была бы утеряна возможность показать силу царской власти. Алексей Михайлович эту возможность не упустил. Выполнил реформу руками Никона, а потом отправил его в монастырь.
Чем можно объяснить тот факт, что русское общество, которое терпело казни Ивана Грозного, оказало серьезное сопротивление изменениям в русском православии? Что заставило боярыню Морозову, одну из богатейших женщин страны, отказаться от новой веры и умереть в холодной землянке?
А «всеобщее благочестие» обещали только большевики...
- Город Charcovia
- Вероисповед.: РПЦ
Первым летом первой русской смуты, когда в житницах империи повсюду полыхали дворянские гнезда, и "красный петух" грозил перекинуться и на исконно русские земли, 75-тилетний кронштадский протопоп Иоанн Сергиев с "пастырской визитацией" посещает Харьковскую губернию. В местах соборных служений кронштадтского пастыря число съехавшихся с окрестных губерний богомольцев, жаждавших увидеть всенародного отца и ждавших от него "чуда", достигало десятка тысяч. Барские усадьбы, где останавливался Иван Ильич, обращались в лагеря для паломников, сады и парки вытаптывались, точно по ним прошлись стада носорогов.
С амвона кронштадский Златоуст гремел уже не о духовном и святом, а о незыблемости царской власти: "Кто поставляет царей земных? Тот, кто один от вечности сидит на огнезрачном престоле... Он один поставляет царей и преставляет, посему царь, как получивший от самого Господа царскую державу, есть и должен быть самодержцем!"
По запричастном стихе кронштадтский пастырь давал мастер-класс по общей исповеди: народ Божий, поставленный на колени и огненным батюшкиным служением доведенный до экзальтации, бил себя в грудь и слезно каялся.Следовал взмах над главами многотысячной толпы пастырской епитрахили: "Азъ, властию мне данной, прощаю и разрешаю вас... Смиритесь и надейтесь на Всевышнего, только Он, всемогуший, может избавить и спасти вас..."
Из алтаря выносили пять-десять Чаш, но все норовили причаститься у "чудотворца". И в каждом храме начиналась своя "ходынка". Дважды престарелого пастыря толпа причастников опрокидывала вместе с Чашею, сминались алтарные заграждения, духовенство и певчие от обезумевшей толпы спасались в алтарях. А либеральная печать в столице смаковала в тоже самое времячко особенности "народного православия": богомольцы буквально разорвали сорванную с протопопа шелковую рясу по лоскуткам в качестве духоносных "оберегов от сглазу", а неции, во время пастырского "благословления", норовили у чудотворца откусить ему и благословляющие перста...
