Подпишись и читай
самые интересные
статьи первым!

Национальное государство. Национальные государства Национальное государство его основы сущность тенденции

Один из важнейших принципов организации современной государственности, возникший в результате распада традиционных социальных связей и резкого повышения мобильности населения в процессе развития товарно-капиталистических отношений. Национальное государство как политико-правовая реальность возникает из необходимости уточнения традиционного статуса подданных государства, к которым теперь, в отличие от иностранцев, применяются более строгие критерии политической лояльности, а также определенные законом гражданские права и обязанности. Одной из важнейших функций национального государства стало регулирование миграции населения. Принцип государства-нации определяется прежде всего системой международных отношений и не является одной лишь реализацией стремления национальных движений к созданию собственной государственности. В этом состоит смысл международного признания новых государств или, напротив, непризнания сепаратизма и мятежных территорий; этим же объясняется и жёсткая политика богатых стран в отношении нищих мигрантов.

Реальным субъектом национального государства может выступать два рода наций: этнического и гражданского происхождения. Первый вид нации создаётся этничностью, дающей такие объективные критерии национальной принадлежности, как общее происхождение, общий язык, общая религия, общая историческая память, общая культурная идентичность. Соответственно, национальное государство с единой этнической основой стремится отождествить свои политические границы с этнокультурными. Такого рода национальные государства характерны, к примеру, для Центральной и Восточной Европы (Венгрия, Чехия, Польша и др.). Нация гражданского происхождения в качестве отправной точки имеет неэтническую (и в этом смысле космополитическую) идеологию (мифологию). В роли таковой могут выступать: идея народного суверенитета, "права человека" , коммунистическое мировоззрение и т.д. В любом случае нация гражданского происхождения делает акцент на неприродных аспектах национальной общности, хотя она тоже предполагает наличие таких естественных объединяющих моментов, как общий (государственный) язык, общие культурно-исторические традиции и т.п. Классическими государствами, образованными на основе наций гражданского происхождения, были Франция и США. В 20 веке возник такой вид наций гражданского происхождения как "социалистические нации", многие из которых были составлены из нескольких этнических общностей (СССР, Чехословакия, Югославия и др.). Хотя население многих национальных государств гражданского происхождения полиэтнично, это само по себе не означает его меньшую сплочённость по сравнению с населением национальных государств моноэтнического происхождения. Однако, как показывает исторический опыт (в особенности, распад "социалистических наций"), политика больших этнических групп создаёт потенциальную или актуальную угрозу для существования гражданских наций.

В результате процессов модернизации и глобализации указанное выше различие наций-государств становится все более и более относительным. С одной стороны, ни одно из современных этнонациональных государств не является вполне моноэтническим, а существующие или появляющиеся в нём этнические меньшинства не спешат ассимилироваться в господствующей (титульной) этничности (нации). С другой стороны, ни одно национальное государство гражданского происхождения никогда не было вполне "плавильным котлом" для этнических характеристик населявших его граждан. Последние, выражая полную лояльность к национальному государству и развивая сообразную ему культурную идентичность, вместе с тем могут сохранять важные признаки своего этнического происхождения (язык, традиции), - как, к примеру, "русские армяне" в РФ или "американские китайцы" в США. С учётом нарастающей конвергенции различных типов национальных государств, можно выделить ряд общих для них признаков:

Национальный язык как средство официальной коммуникации;

Система официально принятых национально-государственных символов (герб, флаг и др.);

Государственная монополия на легитимное применение насилия и на налогообложение;

Рационально-бюрократическая администрация и общее для всех законодательство;

Устойчивая валюта с национальной символикой;

Доступ к рынку труда и социальные гарантии для "граждан" и соответствующие ограничения для "не-граждан";

По возможности единая система образования;

Разработка и пропаганда национально-патриотических идей и символов.

приоритет национальных интересов во внешней политике.

государство, образованное на исторически сложившейся этнической территории той или иной нации (этноса) и воплощающее ее суверенитет.

Исторически Г.н. складывались обычно там, где начало формирования нации (этноса) совпадало по времени с образованием государства, в связи с чем государственные границы чаще всего в основном совпадали с этническими (напр., в Западной Европе и Латинской Америке). Создание Г.н. - одна из важнейших тенденций общественного развития, особенно на ранних стадиях национальных движений. Национальное в государственности находит свое выражение в ее построении по национально-территориальному принципу; функционировании государственных органов и ведении делопроизводства на соответствующем государственном языке; в широком представительстве в органах Г.н. той национальности, которая дала ему имя и является «титульной»; в отражении национальных особенностей в законодательстве и т.д.

Понятие «Г.н.» в этническом плане используется в двояком смысле. Во-первых, для обозначения государств с почти однородным национальным (этническим) составом населения (Япония, Северная и Южная Корея, ФРГ, Италия, Португалия, Бангладеш, Дания, Бразилия, Польша, Исландия, Венгрия, многие арабские страны, особенно на Аравийском полуострове). И, во-вторых, при характеристике государства, имеющего в настоящее время более или менее заметную часть инонационального населения, но исторически образованного на территории расселения одной нации, одного этноса в результате его самоопределения и потому носящего его имя (Болгария, Швеция, Финляндия, Турция, Сирия, Австралия, Новая Зеландия и др.).

Отличное определение

Неполное определение ↓

ГОСУДАРСТВО НАЦИОНАЛЬНОЕ

один из важнейших принципов организации современной государственности, возникший в результате распада традиционных социальных связей и резкого повышения мобильности населения в процессе развития товарно-капиталистических отношений. Национальное государство как политико-правовая реальность возникает из необходимости уточнения традиционного статуса подданных государства, к которым теперь, в отличие от иностранцев, применяются более строгие критерии политической лояльности, а также определенные законом гражданские права и обязанности. Одной из важнейших функций национального государства стало регулирование миграции населения. Принцип государства-нации определяется прежде всего системой международных отношений и не является одной лишь реализацией стремления национальных движений к созданию собственной государственности. В этом состоит смысл международного признания новых государств или, напротив, непризнания сепаратизма и мятежных территорий; этим же объясняется и жесткая политика богатых стран в отношении нищих мигрантов.

Реальным субъектом национального государства может выступать два рода наций: этнического и гражданского происхождения. Первый вид нации создается этничностью, дающей такие объективные критерии национальной принадлежности, как общее происхождение, общий язык, общая религия, общая историческая память, общая культурная идентичность. Соответственно, национальное государство с единой этнической основой стремится отождествить свои политические границы с этнокультурными. Такого рода национальные государства характерны, к примеру, для Центральной и Восточной Европы (Венгрия, Чехия, Польша и др.). Нация гражданского происхождения в качестве отправной точки имеет неэтническую (и в этом смысле космополитическую) идеологию (мифологию). В роли таковой могут выступать: идея народного суверенитета, "права человека", коммунистическое мировоззрение и т.д. В любом случае нация гражданского происхождения делает акцент на неприродных аспектах национальной общности, хотя она тоже предполагает наличие таких естественных объединяющих моментов, как общий (государственный) язык, общие культурно-исторические традиции и т.п. Классическими государствами, образованными на основе наций гражданского происхождения, были Франция и США. В 20 веке возник такой вид наций гражданского происхождения как "социалистические нации", многие из которых были составлены из нескольких этнических общностей (СССР, Чехословакия, Югославия и др.). Хотя население многих национальных государств гражданского происхождения полиэтнично, это само по себе не означает его меньшую сплоченность по сравнению с населением национальных государств моноэтнического происхождения. Однако, как показывает исторический опыт (в особенности, распад "социалистических наций"), политика больших этнических групп создает потенциальную или актуальную угрозу для существования гражданских наций.

В результате процессов модернизации и глобализации указанное выше различие наций-государств становится все более и более относительным. С одной стороны, ни одно из современных этнонациональных государств не является вполне моноэтническим, а существующие или появляющиеся в нем этнические меньшинства не спешат ассимилироваться в господствующей (титульной) этничности (нации). С другой стороны, ни одно национальное государство гражданского происхождения никогда не было вполне "плавильным котлом" для этнических характеристик населявших его граждан. Последние, выражая полную лояльность к национальному государству и развивая сообразную ему культурную идентичность, вместе с тем могут сохранять важные признаки своего этнического происхождения (язык, традиции), - как, к примеру, "русские армяне" в РФ или "американские китайцы" в США. С учетом нарастающей конвергенции различных типов национальных государств, можно выделить ряд общих для них признаков:

Неполное определение ↓

ГОСУДАРСТВО-НАЦИЯ ИЛИ ГОСУДАРСТВО-ЦИВИЛИЗАЦИЯ?

1.Лирическое предисловие

Когда я оказываюсь в командировке в Москве, я всегда стараюсь накупить побольше самых разных газет и журналов патриотической оппозиции. Хочется быть в курсе новых идей и веяний того направления общественно-политической мысли, к которому я и сам принадлежу, а в провинции, в которой я живу, ничего из огромного спектра патриотической прессы, кроме, естественно, «Советской России» и «Правды», достать невозможно. Вот и в прошлый раз, около года назад в свою бытность в «первопрестольной» в переходе метро я приметил палатку с газетами и поспешил туда. «Есть у вас что-нибудь патриотическое?» - поинтересовался я, и продавщица с готовностью сразу же протянула мне газету «Я - русский». Моя явно нерусская, а скорее азиатская внешность ее почему-то не смутила… Ради любопытства, я взял наряду с весьма уважаемыми мной «Завтра», «Спецназом России» еще и «Я - русский». Начал читать и сразу же наткнулся на статейку, направленную против евразийства и имперских амбиций. Автор распространялся о том, что якобы русским ни к чему эти «черные», поддержание нацрегионов, удержание больших территорий, крупная игра в международной политике требуют сил, которых и так уже у русской нации немного, следует предоставить независимость Поволжью, Кавказу, отделить Сибирь и Дальний Восток и строить маленькую, расово чистую Республику Русь…

И тут неожиданно я вспомнил выступление одного крупного тюркского националиста, которое я слышал в своей родной Уфе во время одной научной конференции, посвященной проблемам межнационального общения (как и в других нацрегионах, у нас местечковые националисты, как правило - профессора-гуманитарии). Он начал свой доклад словами: «я очень люблю подлинных русских националистов и желаю им скорейшего воплощения в жизнь их устремлений…». Слова эти повергли аудиторию в шок, ведь докладчик был всем известным русофобом, откровенным сторонником отделения Башкирии от России и решения «русского вопроса» в республике путем депортации всех русских и русскоязычных в центральную Россию (в согласии с лозунгом, популярным и тогда и сейчас у немногочисленных башкирских сепаратистов: «русских - в Рязань, татар - в Казань!»). Заметив общее недоумение, профессор-националист объяснил, что настоящие русские националисты для него - это не те, кто выступает за возрождение Советского Союза, в рамках которого у русских не было даже своего собственного государства, а те, кто ратуют за создание маленькой, мононациональной «Республики Русь» в границах нескольких центральных областей - Московской, Владимирской, Тульской и т.д. Здесь цели башкирских, татарских, чувашских и других националистов совпадают с целями националистов русских - завершил свою мысль профессор - поскольку каждая нация займется своим собственным национальным строительством, русские не будут вмешиваться в дела башкир, а башкиры - в дела русских…»

Когда я читал этот попавший мне в руки номер газеты «Я - русский», я не мог отделаться от впечатления, что это все написано тем самым тюркским националистом, только прикрывшимся зачем-то славянским псевдонимом… Аргументация, по крайней мере, совершенно совпадала… И тогда мне подумалось, что правы диалектики: противоположности сходятся и что сторонникам возрождения Российской Сверхдержавы, к каковым я отношусь, не по пути с любыми националистами евразийского пространства.

Именно тогда зародился замысел этой статьи.

2.Скрытые предпосылки «борцов с инородцами»

В среде современных российских патриотов - и «правых», и «левых» сегодня чрезвычайно распространены сентенции о засилье в России «инородцев», под которыми понимаются, прежде всего, представители мусульманских народов бывшего СССР и самой Российской Федерации. При этом речь идет не только и не столько об «этнической преступности», то есть об уголовных преступлениях и правонарушениях, совершаемых иммигрантами из республик бывшего СССР и выходцами с российского Кавказа, живущими в центре России, прежде всего, в Москве. Для борьбы с этой, как и со всякой другой преступностью достаточно слаженной работы органов правопорядка и соответствующей законодательной базы, а «борцы с инородцами» переводят проблему в политическую плоскость. Как правило, они утверждают, что Россия является мононациональным русским государством, так как около 80 % населения в ней составляют этнические русские, что именно таково должно быть процентное содержание русских и в органах власти РФ, и в СМИ, что, наконец, инородцы-«гастарбайтеры» отбирают рабочие места у русских людей, поэтому нужно нещадно бороться с нелегальными мигрантами, а для этого требуется перекрыть границы, ужесточить таможенный контроль, создать привилегированные условия для национального пролетариата и т.д.

Причем сентенции такого рода можно нередко встретить не только на черносотенных монархических сайтах Интернета, но и в органе КПРФ газете «Правда». Приходится удивляться, что эти заявления исходят от людей, которые называют себя патриотами Российской Империи и СССР. Ведь нетрудно заметить, что их умозаключения имеют под собой две базовые предпосылки, которые невозможно совместить с идеями восстановления Большого Российского пространства, ни в границах Российской Империи, ни в границах СССР и даже с идеями целостности нынешней постсоветской Российской Федерации.

Первая предпосылка состоит в том, что народы постимперского, постсоветского пространства, а также и РФ не составляют одну единую цивилизацию. Русские, узбеки, таджики, татары, кабардинцы и т.д. с этой точки зрения - это не семья народов, объективно связанных общей исторической судьбой и многими другими факторами, а конкуренты в межгосударственной, международной борьбе. Показательно, что, когда наши «патриоты» рассуждают о засилье кавказцев в Москве, они проводят сравнения с турецкой проблемой в Германии или с арабской проблемой в Англии. Таким образом, они подразумевают как нечто естественное и самоочевидное, что, скажем, азербайджанец и русский также далеки друг от друга как немец и турок. Тот факт, что деды этих азербайджанцев и русских сидели в одном окопе под Сталинградом, а прапрадеды вместе брали Париж, тогда как немцы с турками вообще никогда не имели каких-либо устойчивых межкультурных связей совершенно не принимается во внимание. По сути дела за точку отсчета берется 1991 год и существование постсоветских «независимых государств» воспринимается не как патология, которую должна быть исправлена, а как норма, которую лишь нужно оформить посредством договоров о границах и законах об иммиграции. Фактически в этом случае те «российские патриоты», которые считают «азербайджанский вопрос» в России аналогом «турецкого вопроса» в Германии, как это ни парадоксально, становятся на ту же позицию, что националисты из бывших республик СССР, которые тоже считают, что Большая Россия во всех своих формах - от Московского Царства до СССР была противоестественной конструкцией, объединением чужеродных национальных образований, удерживаемым лишь репрессивной силой государства, и что нормально и позитивно, что Россия отстаивает свои русские интересы, Азербайджан свои азербайджанские, Латвия свои, латышские, Украина свои украинские без пропагандистских архаизмов о «дружбе народов».

Вторая же предпосылка рассуждений в духе «Россия для русских» состоит в том, что если на какой-либо территории большинство составляют представители какого-либо народа, то он имеет право создать там мононациональное государство на манер западных национальных республик. Иными словами, суть второй предпосылки в том, что западный институт государства-нации применим не только на самом Западе, но и везде - от Южной Америки и Африки до России и Индии. Фактически тем самым признается, что государство-нация и есть та самая пресловутая «общечеловеческая ценность», культурный продукт западной цивилизации, имеющий не локальную, а универсальную ценность. Разница между либералами-западниками и такими «патриотами» лишь в том, что либералы (назовем их сознательные западники) главными универсальными ценностями Запада считают институты парламентской демократии, капиталистической рыночной экономики, атомизированного гражданского общества, а западную модель «государства-нации» отодвигают на второй план, а иногда и вовсе отбрасывают, считают ее устаревшей в «век глобализации», создания «единого общечеловеческого дома», естественно, под руководством «самой демократичной демократии» США. В свою очередь некоторые наши «патриоты» (назовем их бессознательные западники), напротив, демократию и рынок признают вторичными ценностями, а иногда даже и вовсе отрицают их универсальный, «общечеловеческий» статус, утверждая, что они, скорее, связаны с геополитическими, психологическими и историческими особенностями самого Запада, а вот западную идею «государства-нации» охотно берут на вооружение.

Ложность первой предпосылки доказана давно и отечественными (Н. Данилевский, П. Савицкий, Н. Трубецкой) и западными (О. Шпенглер, А. Тойнби) культурологами. Существует целый ряд научных аргументов - от геополитического до аргумента «общей исторической судьбы», доказывающих, что большинство народов, входивших в Российскую Империю и СССР составляют единую цивилизацию и расчленение ее - противоестественно и ведет лишь к тяжким страданиям этих народов. Мы не собираемся еще раз пересказывать эти достаточно известные доказательства, обратимся лучше ко второй предпосылке, которой уделяется неизмеримо меньшее внимание.

3. Губительность модели «государства-нации» для России

Подробнее всего этот вопрос рассмотрен у английского историка и философа культуры А. Дж. Тойнби. В своем труде «Мир и Запад» Тойнби замечал: «…имеется классический пример того, какой вред может принести некий институт, вырванный из привычной социальной среды, и силой перенесенный в другой мир. За последние полтора века … мы, западный политический институт «национальных государств, прорвали границы своей первородины, Западной Европы, и проложили путь, усеянный шипами гонений, резни и лишений (курсив мой - Р.В.) в Восточную Европу, Юго-Восточную Азию и Индию… Смута и опустошение, вызванные в этих регионах установление заимствованного западного института «национальных государств», намного масштабнее и глубже, нежели вред, нанесенный тем же институтом в Великобритании или Франции» .

Тойнби объясняет и причины взрывоопасности модели «государство-нация» везде, кроме Западной Европы, где эта модель и появилась: «В Западной Европе он (институт национального государства - Р.В.) не наносит особого вреда … в Западной Европе он соответствует естественному распределению языков и политических границ. В Западной Европе люди, говорящие на одном языке, в большинстве случаев живут компактными сообществами на одной компактной же территории, где достаточно четкие лингвистические границы отделяют одно сообщество от другого; и там, где языковые границы образуют нечто вроде лоскутного одеяла, эта лингвистическая карта удобно соответствует политической, так что и «национальные государства» появились как естественный продукт социальной среды … Стоит посмотреть на языковую карту всего мира и мы увидим, что европейское поле.. - есть нечто особое и исключительное. На значительно большей территории, протянувшейся к юго-востоку от Данцига и Триеста до Калькутты и Сингапура языковая карта отнюдь не напоминает лоскутное одеяло, скорее, она похожа на переливающееся шелковое покрывало. В Восточной Европе, юго-восточной Азии, Индии и Малайе люди, говорящие на разных языках, не разделены так четко, как в Западной Европе, они перемешаны географически, как бы чередуясь домами на одной улице одних и тех же городов и деревень..» .

Итак, получается, что неприменимость государства-нации для России есть даже не следствие специфики российско-евразийской цивилизации, что отмечали и отмечают патриоты-почвенники. Это общее место для всех цивилизаций мира, исключая, конечно, европейскую. Во всем мире, помимо Западной Европы органическим институтом является не государство-нация, а государство-цивилизация - большое многонациональное государство, объединенное не по принципу этнического родства, а по принципу общей религии или идеологии, комплементарности культур, схожего геополитического положения, наконец, общей исторической судьбы. Такими государствами-цивилизациями были Византийская Империя, Арабский халифат, Российская Империя, в новейшее время СССР, Югославия. Государства-цивилизации следует отличать от западных колониальных империй Нового времени - Британской, Французской и т.п., которые были совершенно искусственными образованиями и держались только на военной силе и жесточайшем терроре по отношению к покоренному населению (естественно, англичан и индусов или французов и алжирцев не объединяли ни общая религия, ни общая историческая судьба). Строго говоря, западные империи колониального типа не являлись и империями в полном смысле слова - они были теми же «государствами-нациями» с довеском инородческих территорий, никак культурно не связанных с метрополией.

Попытка перенесения модели государства-нации на любые неевропейские территории после падения колониальных систем приводила и приводит, как правило, к нарушению этой устоявшейся картины лоскутного этнического одеяла, к межнациональным конфликтам, войнам, притеснениям и геноциду по национальному признаку. А. Тойнби сравнивал западную идею национализма, то есть стремление каждой нации к образованию своего национального государства, с болезнями, от которых у европейцев был иммунитет, а у аборигенов неевропейских цивилизаций - нет, оттого контакт между ними заканчивался гибелью целых неевропейских племен. Тойнби, писавший упомянутую работу в середине прошлого века, приводил в качестве примера разрушительных последствий экспансии модели государства-нации за пределы Европы курдский конфликт на территории Турецкой республики и конфликт между мусульманами и индуистами в Индии, приведший к ее расколу на два этнически индийских государства - Индийский союз и Пакистан.

В ту пору традиционная модель межнациональных отношений сохранялась еще в той или иной мере в России-СССР, Югославии и Китае. События 80-х - 2000-х годов в России-СССР еще раз подтвердили правоту Тойнби. Когда распался Советский Союз и на его территории стали возникать новоявленные государства-нации это обнаружилось особенно остро. Националисты, пришедшие к власти, стремились к искомой моноэтничности, беря за образец Запад. Они объявляли свои государства «грузинскими», «украинскими, «молдавскими» и т.д. Но сама природа органической цивилизации состоит в том, что эта цивилизация строится по принципу всеединства. Это значит, что каждый мельчайший элемент такой цивилизации несет в себе все многообразие этой цивилизации. Так, бывшая Грузинская СССР, Молдавская СССР тоже многонародны, как и Советский Союз в целом, попытка создать «Грузию для грузин» породила проблему аджарского, абхазского сепаратизмов, попытка сконструировать Молдавию для молдаван - отделение от нее русско и украиноговорящего Приднестровья. Если сбудутся мечты крайних русских националистов и будет реализован проект «Россия для русских», это вызовет взрыв сепаратизма в нацрегионах России. Итогом будет распад даже нынешней, урезанной России к вящей радости националистов из среды российских «малых народов». Впрочем, они тоже не должны обольщаться, указанный закон распространяется и на сами нацрегионы. Допустим - не дай Бог! - сбудется самая смелая мечта каких-нибудь местечковых национал-радикалов, например, татарских, и возникнет самостийное татарское государство. Проведение политики «Татария для татар» приведет к уже внутритатарскому сепаратизму: ведь там есть целые районы, где компактно проживают наряду с татарами, а зачастую и с численным преобладанием над ними русские, башкиры, чуваши и т.д. Так что на следующий день после объявления независимости вчерашние националисты, любившие порассуждать о праве наций на самоопределение, перейдут к риторике своих недавних врагов и заговорят о территориальной целостности, о зловредном сепаратизме…

Итак, насаждение моноэтнического государства в России - Евразии - «русской России», «татарской Татарии», «башкирской Башкирии», «эстонской Эстонии» ведет лишь к крови, страданиям и геноциду, к войне всех против всех, в итоге к ослаблению наших народов и к опасности их взаимоуничтожения. «Нити» наших этносов столь тесно сплетены, что желающие их расплести и соткать новую, «одноцветную» ткань будут вынуждены разрушать социальный мир по всему социуму вплоть до уровня деревень, кварталов и даже отдельных семей (поскольку в России и вообще на территории бывшего СССР существует множество многонациональных семей). Все это мы уже сейчас видим на примере прибатийских республик, которые все время своей «независимости» стоят на грани гражданской войны, так как сотни тысяч представителей «нетитульного» русскоязычного населения лишены элементарных политических прав. Обычно руководителей этих государств упрекают в некоем невиданном экстремизме, тогда как на самом деле они реализуют тривиальную западную модель «государства-нации». Ссылки на то, что «прибалтийские националисты» игнорируют «гуманную» политику Запада по отношению к нацменьшинствам вряд ли могут выступать в качестве серьезного аргумента. Прежде всего, русское население Прибалтики, попавшее в разряд «неграждан» вовсе не является нацменьшинством, по численности оно сравнимо, а кое где чуть ли не превышает численность «титульного этноса» (насколько нам известно, в Прибалтике есть целые города, где «русскоязычных» больше, чем эстонцев или латышей). Далее, все меры западных государств на снятие конфликтов между «инородцами», например, арабами, и европейцами, например, французами, по большому счету направлены на натурализацию выходцев из других стран, их растворение в европейских этносах. Имеется в виду, что через поколение потомки нынешних арабов, живущих во Франции будут говорить по-французски и считать французскую культуру своей родной. Ни одна программа толерантности по отношению к нацменьшинствам не предполагает, что под Парижем всегда будут жить арабы, не считающие себя французами и идентифицирующие себя с другим государством.

Итак, конфликт между прибалтийскими властями и русским населением есть столкновение двух точек зрения на вопрос межнационального общения; русское население исповедует здесь имперскую парадигму: на одной и той же территории, в рамках одного и того же государства могут сосуществовать представители разных этносов, причем, ни один из этих этносов не стремится поглотить другой. Прибалтийское руководство исповедует парадигму западного «либерального национализма»: каждое государство является формой существования лишь одной нации, все остальные должны быть готовы к будущей ассимиляции в среде «титульной нации». Естественно, компромисса между этими двумя позициями быть не может, поэтому конфликт между балтийскими националистами и «русскоязычными негражданами» будет долгим и не приведет ни к чему, кроме крайнего изнурения и поражения одной из сторон.

Разумеется, наши геополитические противники спокойно взирать на внутриевразйскую грызню не собираются, они воспользуются - и уже пользуются! - ситуацией для реализации своих интересов, диаметрально противоположных интересам наших, евразийских государств и народов. Выход один - отказаться от заведомо вредной и ненужной авантюры насаждения национальных государств европейского типа в Евразии, коренным образом отличной от Европы по ключевым параметрам - от истории до географии и вернуться к органичному для Евразии государству-цивилизации, многонародной сверхдержаве. Это будет и отказом от последнего западнического стереотипа, проникшего в патриотическое миросозерцание - стереотипа об «общечеловеческом характере» западного государства-нации. Форма этой сверхдержавы, его идеология все это уже другой вопрос, который нужно начинать решать уже сейчас.

4. «Русский вопрос» и новая Евразийская империя

На этом можно было бы закончить наше исследование, если бы не один, последний аргумент «борцов с инородцами» из среды русских националистов. Они справедливо указывают на то, что русский народ сейчас находится в катастрофическом состоянии, демографический кризис таков, что русские теряют по миллиону человек в год, рушится национальная нравственность, ментальность, вытесняемая масс-культуой западного толка, ширится алкогольная и наркотическая эпидемия…

«Зачем нам нужна евразийская империя, если в ней скоро будут преобладать азиаты и кавказцы? Зачем нам Москва - столица сверхдержавы, если она будет населена азербайджанцами?» - вопрошают с сарказмом такие националисты. Вывод, который они из этого делают, прост: вместо того, чтобы «надрывать» силы нации имперским строительством, нужно отказаться от имперских амбиций, создать свое маленькое государство, «Республику Русь» в границах центральных областей нынешней России и постепенно преодолевать кризис (к этому открыто призывает, например, Иванов-Сухаревский).

Мы не будем говорить о том, что на самом деле демографический кризис и все остальные побочные «прелести» колониального капитализма ударили и по другим народам бывшей советской сверхдержавы. Экстенсивный рост постсоветских азиатов на фоне вымирания русских - это миф (хотя темпы вырождения постсоветской Азии, действительно, медленнее, но это в силу того, что она более проникнута традиционным духом, модернизация там началась гораздо позднее, чем среди русских, не в 18 веке, а после 1917-го). Мы ограничимся лишь доказательством утверждения, что воссоздание империи есть единственное спасение для всех народов бывшего Советского Союза, в том числе и прежде всего для русского народа.

В самом деле, с чем связана нынешняя этническая катастрофа русских? Думается, не ошибемся, если ответим, что с поражением в «холодной войне» и с печальными реалиями колониального капитализма. Еще пятнадцать-двадцать лет назад демографическая ситуация была куда более благоприятной. Развращающее действие западного масс-культа, планомерное разрушение экономики и всего жизнеустройства нашей цивилизации прозападным руководством России - вот истинные причины «русской трагедии». А теперь зададимся вопросом: «оставит ли Запад в покое мечту националистов - маленькую «моноэтническую Россию», отказавшуюся от имперских амбиций? Ни в коем случае! Наоборот, он воспользуется ее еще большей слабостью и одиночеством и возьмет курс на ее добивание. Только возрождение имперского величия, имперского военно-ядерного щита, имперской геополитической мощи способны остудить западных архитекторов окончательного «решения русского вопроса», сохранить русских и все остальные братские им народы Империи, дать толчок новому культурному и демографическому подъему! Это наше глубокое убеждение, проистекающее из осознания того факта, что Запад никогда не был милосерден по отношению к ослабевшим бывшим врагам, Запад понимает лишь язык силы, язык имперской и волевой, а не конформистской дипломатии. Итак, туранофобский, антиимперский аргумент русских националистов напоминает проклятия в адрес лекарства, которое только и может спасти от болезни… Как тут не вспомнить слова Льва Гумилева: «Если России и суждено возродиться, то только через евразийство»! То есть добавим мы, через преодоление националистических соблазнов и создание нового государства-цивилизации от Бреста до Владивостока.

Кемеровский государственный университет

студент 5 курса

Научный руководитель: Барсуков Александр Михайлович, кандидат политических наук, старший преподаватель, кафедра политических наук факультета политических наук и социологии Кемеровского государственного университета

Аннотация:

Данная статья посвящена проблемам соотношения понятий «государства» и «нации».

This article focuses on the problems of relationship between the concepts of "state" and "nation."

Ключевые слова:

Государство, нация, национальное государство, национальная идентичность

State, nation, nation-state, national identity

УДК 321. 01

Соотношение понятий «государство» и «нация» волновало многих исследователей на протяжении долгих лет. Как правило, государство и нация воспринимаются как взаимозависимые явления, которые при этом имеют ряд отличий. Одни теории рассматривают государство и нацию как необходимые друг другу элементы, другие - как полные синонимы.

Обсуждение данного вопроса логично начинать с определений. Итак, на вопрос, что есть государство, лаконично и емко дает ответ немецкий социолог М. Вебер: «Государство - это единственная организация, которая обладает правом на легитимное насилие и нуждается в поддержке со стороны управляемых масс. Данная организация отличается своей высокой централизацией, что позволяет ей успешно поддерживать установленный порядок. Эта организация или совокупность организаций и естьгосударство. По той причине, что государство предполагает наличие как правящего класса (элиты), так и подчиненной массы (населения), возникает проблема отношения этих сообществ к той или иной нации.

Нация представляет собой устойчивую социально - этническую общность людей, сложившуюся исторически и обладающую некоторыми общими признаками (язык, обычаи, особенности культуры). При этом общность территории и экономики также характерна для данного образования.

Таким образом, государство и нация пересекаются там, где нас начинает волновать вопрос национальной принадлежности двух групп (элиты и массы). Принадлежность к одной и той же нации элиты и основного населения означает соблюдение главного принципа национализма. Однако следует понимать, что в истоках рождения нации стоит не какой - либо отдельный этнос, а, скорее всего, в рамках определенного государственной образования происходит формирование нации.

Здесь мы сталкиваемся с особой категорией «нации - государства». Стоит отметить, что данная категория всемирно признана в Организации Объединенных Наций и официально считается определением всех государств, обладающих суверенитетом. Но можно ли ставить знак равенства между нацией - государством в понимании ООН и национальным государством? Некоторые из исследователей предпочитают разграничивать два понятия «нации - государства» и «национального государства». Так, А. М. Салмин предлагал обращать внимание на идеологию государства - нации, которая должна в полной мере соответствовать национальному государству. Однако в реальности, по его словам, эти понятия не могут быть синонимичны. К примеру, отмечает он, во Франции все население считает себя французами, в то время как в России происходят постоянные споры о том, кто - «русский» и кто - «россиянин»? Поэтому титул национального государства принадлежит Франции. Также А. М. Салмин призывал к отождествлению понятий нации - государства и национального государства, так как в идеале никаких различий в них быть не может.

Рассмотрим признаки нации более подробно.

Во - первых, общий язык. Как правило, национальные языки рождались на основе языка той народности, которая имела большее значение для развития и жизни нации. Во - вторых, общая территория. В. Ленин отмечал, что при наличии территориальной неоднородности и централизованного управления территорией население не смогло бы стать единой национальной общностью. Также важным признаком считается общность психического уклада представителей нации, которая является прямым следствием общности их культуры. Наконец, общая экономическая жизнь является также немаловажным фактором для жизнеспособности нации.

Признаки нации едины и неотделимы друг от друга. Только вместе взятые, выражают они сущность нации, отличают ее от предшествующих форм общности людей. Поэтому игнорирование одного из признаков нации означает извращение понятия нации.

Несмотря на то, что данные признаки по сути универсальны для разных периодов развития политической мысли, все же можно проследить эволюцию в понимании нации как категории политической науки. Исследователи выделяют четыре теоретические модели наций .

Первая модель отражает сущность антропологического подхода и означает понимание нации как племени. Вторая модель основывается на идеях периода Французской революции и в ней нация приравнивается к гражданской общности в виде государства. Третья модель предполагает использование этнокультурного подхода: нация как культурно - историческая общность. Он характерен для немецкой классической философии. Затем, четвертая модель представляет собой совокупность всех вышеназванных. Нация в ней воспринимается как сложное многосоставное явление, включающее политические, этнические, культурные, антропологические и другие аспекты. На наш взгляд, данная модель является наиболее удачной и рациональной. Часто ее называют также этносоциальной. Но необходимо понимать, что нация не состоится, если люди не будут признавать принадлежность друг друга к ней. Речи идет о так называемой национальной идентичности.

В теории государства М. Вебера национальная идентичность описывается как опора для любого современного государства. То, чего может достичь государство только одними средствами силы без добровольной поддержки населения, весьма ограниченно, особенно во время войны .

Стоит отметить, что М. Вебер тесно связывает понятия нации и государства, но не приравнивает их друг к другу. Их зависимость выражается в том, что государство существует только при поддержке власти со стороны национального сообщества, в то время как государство всеми силами старается сохранить национальную идентичность. По его мнению, культура и власть представляют собой объекты разных сфер - соответственно национальной и государственной.

По мнению Э. Позднякова, веберовская концепция не может не оставлять чувства некоторой неудовлетворенности своей двусмысленностью. Он считает, что Вебер пытается балансировать на очень узком пространстве между понятиями «нация» и «государство». Клонясь то туда, то сюда, не зная, какому из понятий отдать приоритет и даже намеренно избегает определенности.

Таким образом, проблема соотношения категорий «нация» и «государство» представляет глубокий научный интерес. Если мы возьмем за норму определение «нации - государства» ООН как любого суверенного государства, то неизбежно столкнемся с проблемой выделения общих признаков такого государства. Так, Россйиская Федерация - многонациональная страна. Но и она попадает в этом случае под определение «нации - государства». В силу того, что сегодня существуют серьезные противоречия в определении «русских» и «россиян», многие ученые не готовы согласиться с пониманием «нации - государства» и «национального государства» как равнозначных.

Этносоциальная модель нации, адекватная по отношению к современным условиям, дает нам возможность оценить всю сложность и многогранность нации как категории политической науки. Под такое определение попадают множество наций, большинство из которых, разумеется, не имеют собственных государств. Четкое соответствие «одна нация - одно государство» было бы физически невозможно. Поэтому можно сделать вывод о том, что в реальности нации и государство вынуждены существовать совместно в рамках одного образования, однако заменить одно понятие другим было бы неправильно. Государство, объединяющее несколько наций, скорее всего, не будет считаться национальным до тех пор, пока его граждане не начнут ассоциировать себя с таким общим определением, которое вбирало бы в себя совокупность представленных в стране народностей. «Французы» во Франции - это единая совокупность граждан, идентифицирующая себя по признаку, прежде всего, страны проживания. Государство, таким образом, будет представлять некую общую оболочку, «жесткую» структуру, вокруг которой этнически неоднородные граждане смогут построить свою национальную, но, в то же время, государственную идентичность.

Библиографический список:


1. Вебер, М. Избранные произведения: пер. с нем. - М.: Прогресс, 1990. – 808 с. 2. Бутенко А. П., Миронов А. В. Сравнительная политология в терминах и понятиях – [Электронный ресурс]. – URL: http://www.politike.ru/dictionary/276/word/nacija. 3. Поздняков Э. А. Нация. Национализм. Национальные интересы. – М.: А. О. Издат. Группа «Прогресс» - «Культура», 1994. - 125 с. 4. Салмин А. М. Шесть портретов – [Электронный ресурс]. – URL: http://historyclub.by/index.php?Itemid=65&id=137&option=com_content&task=view.

Рецензии:

13.02.2014, 18:53 Поляков Евгений Михайлович
Рецензия : Очень интересная статья на актуальную тему, грамотно написанная. Рекомендую к печати в ближайшем номере. Позволю себе дать рекомендацию автору: рассмотрите также соотношение понятий "нация" и "гражданство". Например, на современной Украине. Украинец - это кто? Украинец по этнической и/или по гражданской принадлежности? Есть ли русские (греческие, болгарские и т.д.) украинцы? Это ведь не просто вопрос о терминах (как "русский" и "россиянин"), но и о содержании!


16.02.2014, 22:39 Шаргородская Наталья Леонидовна
Рецензия : Статья может быть рекомендована к печати. Однако, необходимо внести изменения в список литературы, а именно, разместить авторов работ в алфавитном порядке.

Вскоре после «оранжевой революции» 2004 года американский политолог Альфред Степан опубликовал статью, в которой проанализировал возможности национальной политики в Украине (Stepan A. Ukraine: Improbable demoсratic “nation-state” but possible democratic “state-nation”? // Post-Soviet affairs. – Columbia, 2005. – № 4. pp. 279–308). Автор прежде специально не занимался Украиной, но является признанным специалистом по анализу авторитарных режимов и моделей их демократизации.

Рассматривая политическую ситуацию в Украине, Альфред Степан прибегает к противопоставлению двух моделей. Одна из них нам хорошо знакома – «нация-государство» (nation-state). Альтернативную модель «государство-нация» (state-nation) Степан разрабатывал в последние годы на материале Бельгии, Индии и Испании со своим многолетним соавтором Хуаном Линцем и новым сотрудником – политологом из Индии Йогундрой Ядавом.

Целью политики в нации-государстве является утверждение единой, мощной идентичности сообщества как членов нации и граждан государства. Для этого государство проводит гомогенизирующую ассимиляторскую политику в области образования, культуры и языка. В сфере электоральной политики автономистские партии не рассматриваются как партнеры по коалиции, а сепаратистские партии либо объявляются вне закона, либо маргинализируются. Примеры подобной модели – Португалия, Франция, Швеция, Япония. Такая политика облегчается, если в государстве в качестве культурной общности с политическим представительством мобилизована лишь одна группа, которая видит себя единственной нацией в государстве.

При наличии двух или более таких мобилизованных групп, как это было в Испании после смерти Франко, в Канаде при создании федерации в 1867-м, в Бельгии к середине ХХ века либо в Индии при получении независимости, демократические лидеры должны выбирать между исключением националистических культур и их обустройством в государстве. Все перечисленные страны в итоге выбрали модель, которую точнее описать надо не как «нацию-государство», а как «государство-нацию». Они решили признать более чем одну культурную, даже национальную, идентичность и оказать им институциональную поддержку. В рамках одного государства формировались множественные, взаимодополняющие идентичности. Для этого создавались асимметричные федерации, внедрялись практики консоциативной демократии, допускался более чем один государственный язык.

Автономистским партиям было позволено создать правительство в некоторых регионах, а порой и войти в коалицию, формирующую правительство в центре. Задача такой модели – создать у разных «наций» государства лояльность по отношению к нему на институциональной и политической основе, хотя полития не совпадает с различающимися культурными демосами.

Страны, недавно обретшие независимость, могут выбрать настойчивую и энергичную, но мирную и демократическую стратегию построения «нации-государства», если полис и культурный демос почти совпадают, политическая элита объединена в принятии подобной политики, а международная ситуация хотя бы не враждебна осуществлению такой стратегии. Ситуация Украины в момент получения ею независимости не соответствовала ни одному из этих условий.

Альфред Степан подчеркивает принципиальное геополитическое отличие Украины от тех стран, которые он и его соавторы рассматривали ранее в рамках модели «государства-нации», то есть Индии, Бельгии, Канады и Испании. Ни одно из этих государств не имело соседа, который представлял бы реальную ирредентистскую угрозу, в то время как Украине такая потенциальная угроза со стороны России есть. Отметим точность этой оценки: Степан говорит в 2005 году о потенциальной ирредентистской угрозе, признавая, что на тот момент эта тема сколько-нибудь серьезно не рассматривалась ни со стороны России, ни со стороны русских граждан Украины.

Сравнивая модели «нации-государства» и «государства-нации», Альфред Степан строит следующий ряд оппозиций:

  • приверженность одной «культурной цивилизационной традиции» против приверженности более чем одной такой традиции, но с условием, что приверженность разным традициям не блокирует возможности идентификации с общим государством;
  • ассимиляторская культурная политика против признания и поддержки более чем одной культурной идентичности;
  • унитарное государство либо мононациональная федерация против федеративной системы, часто асимметричной, отражающей культурную разнородность.

В других работах Степан также отмечает, что для модели «нации-государства» более характерна президентская, а для «государства-нации» – парламентская республика.

Общий теоретический принцип, сформулированный Степаном, заключается в том, что агрессивное проведение политики «нации-государства» при наличии более чем одной «мобилизованной национальной группы» опасно для социальной стабильности и перспектив демократического развития. Он признаёт, что модель «государства-нации» предполагала бы применительно к Украине, в частности, наделение русского языка статусом второго официального. Такие государства, как Бельгия, Индия, Испания и Швейцария имеют более чем один официальный язык. Степан отмечает, что у Украины больше шансов создать демократическое политическое сообщество, если она не будет следовать агрессивной стратегии утверждения модели «нации-государства».

Однако далее он делает оговорку, которая и является главным тезисом его статьи: возможны ситуации, когда линия на «нацию-государство», проводимая достаточно мягко, также может облегчить создание множественных и комплементарных идентичностей, которые так важны для «государств-наций» и для демократии в многонациональных обществах. По мнению Степана, Украина может служить примером такой ситуации.

Степан приводит следующие аргументы в пользу своего тезиса. В Украине предпочитаемый язык не обязательно является маркером идентичности. Людей, идентифицирующих себя как украинцев, вдвое больше тех, кто использует при общении только украинский язык. По данным одного из исследований, до 98 % тех, кто считает себя украинцами вне зависимости от того, на каком языке они говорят сами, хотели бы, чтобы их дети свободно владели украинским. Среди тех, кто идентифицирует себя как русских, процент желающих, чтобы их дети свободно владели украинским языком, также очень высок – 91 % в Киеве и 96 % во Львове.

На основании того, что подавляющее большинство русофонов хотят, чтобы их дети свободно владели украинским языком, государство может, при достаточной гибкости, проводить политику насаждения украинского в духе модели «нации-государства», не вызывая напряженности в отношениях с русскоговорящими гражданами. Степан также указывает на то, что в 2000-м лишь 5 % респондентов в Донецке и 1 % опрошенных во Львове считали, что Украину лучше разделить на два либо более государств. Россия же, как потенциальный центр ирредентистского притяжения, вела кровопролитную войну на Кавказе, что значительно снижало ее привлекательность.

УКРАИНСКАЯ ПОЛИТИКА – СМЕНА МОДЕЛИ

С момента публикации статьи Степана прошло три года. Попробуем оценить, как развивалась ситуация в Украине и насколько оправдались его прогнозы.

Период 2005–2007 годов был весьма бурным в политическом отношении. За это время прошли и очередные (2006), и внеочередные (2007) выборы в Верховную раду. Их результаты продемонстрировали, что электоральная база всех без исключения политических сил остается строго привязанной к тому или иному макрорегиону.

Созданное после президентских выборов правительство Юлии Тимошенко через полгода было отправлено в отставку. Оно, как и сменивший его кабинет Юрия Еханурова, не включало политиков, которые воспринимались бы востоком и югом страны как их представители. В сформированном после парламентских выборов-2006 правительстве Виктора Януковича, в свою очередь, не было представителей западных областей Украины. Возникшие было разговоры о возможной коалиции Партии регионов (ПР) с частью президентской «Нашей Украины» ни к чему не привели.

Кабинет Януковича, как до него и правительство Тимошенко, постепенно втянулся в острейший конфликт с президентом Виктором Ющенко, что и привело к неконституционному роспуску парламента и внеочередным выборам в 2007 году. В ходе этого конфликта фактическому разгрому подвергся Конституционный суд, который окончательно утратил возможность претендовать на независимость. Все конфликтующие стороны неоднократно использовали «карманные» суды различной инстанции, продолжая подрывать престиж судебной власти.

В 2008-й страна вошла с новым правительством Юлии Тимошенко, не замедлившим вновь вступить в конфликт с ослабленным президентом. Все ведущие политические силы единодушны с тем, что необходим пересмотр Конституции, но у каждой – свое видение и механизма пересмотра, и новой конституционной модели власти. В 2009 году (если не раньше) стране предстоят новые президентские выборы. Нельзя исключить, что до этого в который раз произойдут внеочередные парламентские выборы.

Вплоть до роспуска Верховной рады летом-осенью 2007-го власть в основном проводила сдержанную политику в духе модели «нации-государства», шансы которой на успех Степан расценивал как весьма высокие. На востоке и юге страны были предприняты осторожные попытки внедрить некоторые решения в духе модели «государства-нации». Ряд регионов и муниципальных образований предоставили русскому языку официальный статус. Однако по инициативе президентской администрации эти решения были оспорены в судах и не получили санкции на государственном уровне.

В условиях политического кризиса 2007 года резко интенсифицировались украинизаторские усилия в культурной и языковой сфере. Через три года все высшее образование будет переведено на украинский язык, вступил в силу закон об обязательном дублировании всех прокатных копий зарубежных фильмов. В этот ряд следует поставить и заявление президента об информационной угрозе со стороны русскоязычных средств массовой информации, что обещает дальнейшее сокращение русскоязычного продукта на украинских телеэкранах.

Существенно акцентирована тема голодомора как геноцида украинского народа. Это, как минимум, создает дискомфорт для русского населения страны, потому что дискурс голодомора как геноцида сопровождается рассуждениями о том, что место истребленных голодом украинцев заняли переселенцы из России. Крайне негативную реакцию везде, кроме Галичины, вызывают настойчивые усилия по героизации Украинской повстанческой армии (УПА), ее командира Романа Шухевича и лидера Организации украинских националистов (ОУН) Степана Бандеры.

Весьма провокационную роль как в сфере внутренней политики, так и для отношений с Россией сыграла неожиданно резкая активизация в конце 2007-го усилий по вступлению Украины в НАТО. Москва в ответ на это весной 2008 года явно стимулировала ирредентистскую тему в своей политике в отношении Украины в целом и Крыма в особенности. Пока дело ограничивается выступлениями таких деятелей, которые по статусу не могут считаться «официальными» голосами российского политического истеблишмента (Юрий Лужков, Константин Затулин). Но заявления об озабоченности положением русских в Украине звучали и в российском МИДе.

Угроза ирредентизма из потенциальной, как характеризовал ее Степан в 2005-м, приобретает все более реальные очертания. До сих пор весьма сдержанная в этом вопросе, Москва, как можно предположить, хотела бы создать контролируемую напряженность в Крыму, чтобы усилить и без того серьезные сомнения многих руководителей стран НАТО в целесообразности приема Украины в альянс и даже предложения ей программы подготовки к членству. Но ирредентизм часто похож на джинна, которого значительно легче выпустить из бутылки, чем загнать обратно.

К сожалению, конфликт между Россией и Грузией и реакция на него части украинского руководства способны привести к резкой эскалации всех описанных противоречий и дальнейшему втягиванию Москвы во внутриукраинскую политику.

ПЕРСПЕКТИВЫ «РУССКОЙ» ПАРТИИ

Один из важнейших вопросов современной украинской политики – это природа идентичности, а точнее, идентичностей населения юга и востока страны. Дело в том, что когда мы говорим об особой восточноукраинской идентичности, то считаем, что она объединяет и тех людей, которые считают себя украинцами по крови, но говорят по-русски, и тех граждан страны, которые идентифицируют себя как русских (таких, по данным переписи-2001, более 17 %, или 8,3 млн человек).

Неизвестно, что будет происходить в случае дальнейшей активизации украинской политики в духе «нации-государства». Весьма вероятно, что значительная часть русскоговорящих украинцев примет ее с большим или меньшим энтузиазмом.

Но не перешла ли уже государственная политика ту грань, за которой проведение языковой украинизации начинает играть мобилизующую роль для тех более чем восьми миллионов человек, которые считают себя русскими? Для них вопрос заключается не в изменении содержания их украинской идентичности, а в потере комфортных условий жизни при сохранении русской идентичности.

По данным опросов, проведенных в начале 2005 года, лишь 17 % русских граждан Украины считали, что «оранжевая революция» несет им что-то хорошее, против – 58 % украинцев. Без боязни ошибиться можно предположить, что такая позиция русских была связана с опасениями ухудшения отношений с Россией и усиления украинизации.

В условиях, когда многие из этих опасений получили подтверждение, а Россия начала разыгрывать карту ирредентизма, трудно предсказать, как будут меняться настроения в среде украинских граждан с русской идентичностью. В пользу возможного роста ирредентистских настроений говорят несколько новых факторов.

Серьезные проблемы в экономике Украины скорее всего, будут нарастать в обозримой перспективе. Стране предстоит пережить очередное резкое повышение цен на энергоносители, кредитный кризис, быстрый рост инфляции, негативные последствия постоянного откладывания структурных реформ, которые в условиях политической нестабильности и подготовки к очередным выборам будут откладываться и дальше. Экономическая ситуация в Украине в 2008-м напоминает весну-лето 1998 года в России.

Постоянно растущий разрыв в уровне заработной платы в Украине и России скоро начнет оказывать опасное для Украины воздействие на политическую ситуацию. Главный фактор, который отталкивал от России украинских граждан с русской идентичностью, а именно война в Чечне, устранен. До одного года сокращен теперь срок службы в Российской армии.
Весной 2007-го, то есть накануне нового обострения политического кризиса, вызванного роспуском Верховной рады и связанного с ним нового витка интенсификации национализирующей политики, украинский центр им. Разумкова провел весьма важное социологическое исследование. Оно дает возможность оценить, какими были на тот момент настроения не только «русскоязычных граждан Украины», но и более специфических групп, о которых шла речь выше.

Социологи выделили группы:

  • «русских», то есть «граждан Украины, русских по национальности, для которых родным языком является русский и которые относят себя к российской культурной традиции и используют русский язык в повседневном общении»;
  • «украинцев» – «граждан Украины, украинцев по национальности, для которых родным языком является украинский, относящих себя к украинской культурной традиции и использующих украинский язык в повседневном общении»;
  • «русскоязычных украинцев» (то есть тех, кто считает себя украинцами по национальности); «двуязычных украинцев» (украинской национальности и с украинским языком как родным);
  • «двуязычных украинокультурных украинцев», декларирующих украинскую национальность, украинский язык как родной, принадлежность к украинской культурной традиции.

Как верно замечают авторы исследования, при таком подходе становится очевидным, что «русскоязычные граждане» не являются воображенным сообществом в том смысле, в каком использовал это определение Бенедикт Андерсон, а именно группой с общей идентичностью. Это воображенное сообщество существует лишь в умах исследователей и комментаторов.

На вопрос, считают ли себя респонденты патриотами Украины, три последние категории, то есть люди с украинской этнической идентичностью, но пользующиеся русским языком в повседневности, отвечали практически одинаково. Уверенное «да» – от 37 до 42 %, «скорее да» – от 41 до 45 %, «скорее нет» – от 11 до 6 %, уверенное «нет» – 3 % или меньше. Затруднились ответить 6–7 %. Положительные ответы в этой группе в совокупности (80 % и более) почти равны сумме положительных ответов «украинцев».

Совсем иначе выглядят на этом фоне ответы «русских». Уверенное «да» давали 20,4 %, «скорее да» – 29 %, то есть менее половины опрошенных считали себя патриотами. 14 % «русских» открыто декларировали, что не считают себя патриотами Украины, 27 % давали ответ «скорее нет», 9 % уклонились от ответа.

Еще резче проступают различия в ожиданиях развития языковой и культурной ситуации. Лишь 4 % «русских» согласны с тем, что украинский язык должен быть единственным государственным, 13 % удовлетворились бы признанием русского официальным языком в некоторых регионах, а 70 % считают, что русский должен быть вторым государственным языком. Еще 10 % вообще полагают, что русский должен быть единственным государственным языком страны. Практически зеркальная ситуация в группе «украинцев».

«Русскоязычные украинцы» в этом вопросе довольно близки к «русским»: 49 % респондентов в этих группах выступают за два государственных языка. Однако среди тех «русскоязычных украинцев», которые владеют украинским языком, лишь чуть более 20 % согласны предоставить русскому статус второго государственного языка.

В вопросе, какая культурная традиция будет преобладать в Украине в будущем, лишь 6 % «русских» готовы смириться с безраздельным доминированием украинской культуры, 50 % считают, что в разных регионах будут преобладать разные традиции, и 24 % – что преобладать будет русская традиция. В группах, где владеют украинским языком, неизменно преобладают те, кто согласен с доминированием украинской культурной традиции, хотя лишь среди «украинцев» такие граждане составляют абсолютное большинство (59 %).

Интересно, что на вопрос о том, какое определение украинской нации люди считают предпочтительным, во всех группах наиболее популярный ответ – «гражданская нация, включающая всех граждан Украины» («русские» и «русскоязычные украинцы» – 43 и 42 %, остальные – по 35 %). Однако сумма остальных ответов, по-разному акцентирующих этнический характер нации, во всех группах «украинцев» больше, чем процент ответов, акцентирующих гражданский принцип.

В целом эти данные подтверждают, что «русскоязычные украинцы» хотели бы равноправного статуса для русского языка и культуры, но готовы смириться с политикой в духе «нации-государства», в то время как «русские» решительно отвергают такую политику. Логично предположить, что за последний год в их среде повысился уровень дискомфорта и потенциал для политической мобилизации в ирредентистском духе.

Отметим также очевидное разочарование в политике Партии регионов среди тех избирателей, которые придают первостепенное значение вопросу о статусе русского языка и культуры. ПР не продемонстрировала настойчивость в реализации своих лозунгов в данной сфере и во многом по этой причине постепенно теряет поддержку электората. Возникает ниша для новой политической силы, которая может позиционировать себя как «русская партия». «Русские» составляют 17 % населения, и партия могла бы рассчитывать на создание фракции в Верховной раде, даже если проходной барьер будет выше нынешних 3 %.

ПОТЕНЦИАЛ НЕСТАБИЛЬНОСТИ

Итак, по истечении трех лет со времени публикации статьи Степана можно констатировать, что в результате активизации политики в духе «нации-государства», а также шагов России по использованию ирредентистской темы в отношениях с Украиной риски возросли. Хронологически именно форсирование Киевом политики в духе «нации-государства» предшествовало активизации ирредентистского фактора в российской политике, создало для нее определенные условия и отчасти эту активизацию спровоцировало (что не нужно понимать как индульгенцию для России).

Главные дестабилизирующие импульсы исходят от президента страны Виктора Ющенко. Все перечисленные выше шаги были инициированы главой государства и теми небольшими партиями, на которые он еще опирается. Именно Ющенко является главным действующим лицом в проведении описанной выше политики памяти. Он даже пытается провести через парламент такую редакцию закона о Голодоморе, которая предусматривала бы уголовную ответственность за отрицание характеристики голодомора как геноцида, инициирует обсуждение этой темы в международных организациях – ООН, Совете Европы, ОБСЕ. Именно от Ющенко исходила и инициатива обращения к НАТО о предоставлении Украине Плана действий по членству (ПДЧ) в альянсе, и он настойчиво пытался проталкивать такое решение накануне Бухарестского саммита альянса как внутри страны, так и на международной арене. После августовской войны в Грузии тема внешней (российской) угрозы – может стать определяющей в украинской политике.

Не имея большинства в парламенте, Виктор Ющенко правит через указы, многие из которых противоречат Конституции. Растеряв популярность и отчаянно стремясь сохранить власть, президент является автором всех дестабилизирующих шагов в институциональной сфере. Их список только за последний год включает неконституционный роспуск парламента, попытку протащить собственный вариант новой Конституции (резко расширяющий полномочия президента) через референдум в обход Верховной рады, дискредитацию Конституционного суда, который до сих пор не работает в полном составе, постоянное вмешательство в сферу прерогатив правительства.

Две крупнейшие политические силы Украины – Блок Юлии Тимошенко (БЮТ) и ПР – как будто демонстрируют понимание тех механизмов, которые описаны Степаном и его коллегами в модели «государства-нации». Обе выступают за парламентскую (или парламентско-президентскую) республику. ПР против форсирования отношений с НАТО. БЮТ не демонстрирует активность в этом вопросе, а также не акцентирует в своей риторике темы голодомора и УПА. ПР выступает против реабилитации УПА и против политизации темы голодомора. Ни для БЮТ, ни для ПР до сих пор не была характерна риторика в духе «нации-государства». ПР поддерживает существенное расширение полномочий регионов, в кризисные периоды даже выдвигая требование федерализации, которое силы «оранжевого» лагеря рассматривают не иначе как сепаратистские. Впрочем, есть все основания предполагать, что для ПР идея федерации имеет не принципиальное, а ситуативное значение.

Все это свидетельствует о реальной возможности существенного переформатирования украинской политической сцены, которое позволило бы затормозить опасные тенденции 2007 года. Однако в условиях острого политического противостояния и глубокого взаимного недоверия различных сил друг к другу шансов на дальнейшее углубление кризиса гораздо больше. Этому способствует и международная обстановка.

Важным дестабилизирующим фактором является то, что в силу особенностей карьеры главного соперника Ющенко и лидера БЮТ Юлии Тимошенко никто не возьмется гарантировать соблюдение ею демократических методов политики, если она получит полноту власти. Очередное подтверждение эти опасения получили в марте 2008-го, когда БЮТ добился смещения мэра Киева Леонида Черновецкого с вопиющим нарушением демократических процедур. БЮТ вообще активно подрывает позиции мэров крупных городов, если они не входят в число его сторонников.

Между тем Степан отмечает, что в условиях, когда федерализация Украины затруднена из-за ирредентистского фактора, страна могла бы использовать опыт скандинавских стран, где отсутствие федерации отчасти компенсируется очень широкими полномочиями муниципалитетов. Впрочем, прошедшие в Киеве новые выборы нанесли БЮТ болезненное поражение и закончились переизбранием Черновецкого.

Демократический характер ПР также вызывает обоснованные сомнения. Строго говоря, ни одна заметная политическая сила Украины не дает надежных гарантий приверженности демократии.

В борьбе вокруг механизма принятия новой Конституции и утверждения принципов, которые должны быть в нее заложены, все общественные силы руководствуются прежде всего сиюминутными политическими интересами. Важно, что в дебатах о желательной форме государственного устройства тема федерации не обсуждается вовсе, а при обосновании предпочтения парламентской республики президентской мотив «государства-нации» не звучит ни со стороны БЮТ, ни со стороны ПР.

Таким образом, мы видим, как за три года, прошедших с момента публикации статьи Альфреда Степана, многие его прогнозы и предостережения оправдались. К его анализу можно сделать два важных дополнения.

Во-первых, он недостаточно учитывал идентификационную неоднородность населения востока и юга страны (хотя Степан больше, чем многие исследователи, уделил внимание различиям в позиции «русскоязычных украинцев» и «русских»).

Во-вторых, соблюдение должной умеренности в политике украинизации оказалось весьма сложной задачей. Описывая возможную успешную стратегию для Украины, Степан предлагает умеренную политику в духе «нации-государства», поскольку построение «нации-государства» невозможно, а выбор модели «государства-нации» затруднен внешнеполитическими обстоятельствами. Подобная политическая конструкция успешно работала при сравнительно централизованной системе во времена Леонида Кравчука и Леонида Кучмы, но она оказалась довольно хрупкой. Слабеющая президентская власть при Ющенко принесла этот умеренный курс в жертву в условиях обострившейся борьбы за власть.

Если политическая мобилизация русских граждан Украины выльется в создание «русской» партии, то Киев столкнется с трудной проблемой. Удовлетворение требований по повышению статуса русского языка и проведению других мер в духе модели «государства-нации» будет затруднять успешно протекавший до сих пор процесс «мягкой» украинизации «русскоязычных украинцев». Продолжение же украинизаторской политики в духе «нации-государства» приведет к дальнейшему повышению уровня дискомфорта для восьми с лишним миллионов «русских» и создавать новые возможности для усиления ирредентизма.

На первый план выдвигаются два вопроса.

Первый – как и когда будет преодолен кризис власти и какая конфигурация политических сил возникнет на выходе из кризиса? Нет сомнений, что политика «нации-государства» сохранится, но неясно, будет ли новая властная коалиция продолжать линию на ее активизацию или попытается вернуться к прежнему умеренному курсу. Пока шансы на скорое завершение политического кризиса в Украине выглядят очень скромно.

Второй – можно ли будет к тому времени, как кризис завершится, вернуться к прежней политике, или срыв 2007–2008 годов уже запустил процессы, которые заставят списать стратегию, описанную Степаном, в разряд упущенных возможностей? Сегодня уверенно ответить на эти вопросы не может никто.

Включайся в дискуссию
Читайте также
Людмила Самотик - Лексика современного русского языка: учебное пособие
Ниндзя – супер шпионы средневековой Японии
Все, что вы хотели узнать о местоимениях, но не знали, как спросить Относительные и указательные местоимения правило